Детская книга - Антония Байетт
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– В спине тоже много шрапнели.
Она обмыла его быстро, но бережно, а потом еще раз, потому что слой глины был неистощим и словно возобновлялся.
Раненый произнес:
– Я всегда говорил, что у тебя хорошие руки.
Голос был невнятный, словно горло тоже забилось глиной. Дороти воскликнула:
– Филип?!
Он с трудом выговорил:
– Когда я свалился, то подумал: это хорошая смерть для горшечника – утонуть в море глины. Глины и крови.
– Не разговаривай.
– Я не думал, что меня вытащат. Был приказ не вытаскивать.
– Ты можешь пошевелить пальцами? – спросила Дороти. – Хорошо. А пальцами ног? Не очень хорошо. Поверни голову. Не слишком далеко. Хорошо. У тебя шрапнель в спине, и в ногах, и в ягодицах. Ее нужно вытащить, чтобы не загноилась. Тебе повезло: этот лазарет принадлежит Женскому госпиталю, и у нас есть «Бипп».
– «Бипп»?
– Это патентованная антисептическая паста. Ее накладывают на рану и оставляют на десять дней или даже на двадцать один. Она запечатывает рану. Чтобы ничто не мешало заживать. Тебе понадобится много «Биппа». Некоторые военные врачи думают, что иглы и скальпели можно стерилизовать оливковым маслом. Но мы умнее.
Других срочных раненых не оказалось, так что Дороти сидела при свете лампы у покрытого глиной Филипа, аккуратно и точно извлекая шрапнель. Он сказал:
– Чувствительность возвращается. Раньше все тело было как не мое.
– Это хорошо, хотя ты, может быть, не согласишься. Я могу дать тебе морфину.
– Дороти…
Она пинцетом искала глубоко засевшие осколки у него в теле.
– Дороти, ты плачешь.
– Да, иногда плачу. Все это очень тяжело. Кто знал, что можно найти друга в глиняном пирожке.
– Я не могу смеяться, мне больно. Что ты делаешь?
– Один осколок засел глубоко – вот тут, между ног. Его придется вытаскивать с обезболиванием. Это подождет до завтра. Я сейчас вытащу все, что смогу, и наложу «Бипп». И дам тебе морфину, и устрою тебя поудобнее. Я думаю, что у тебя еще и нога сломана. Тебе придется вернуться обратно в Англию.
Филип глубоко вздохнул. Дороти вколола морфий. Щедро положила «Бипп» на места, откуда извлекла осколки.
– Мне до сих пор не верится, что это ты, – сказал Филип. – Мне часто хотелось, чтобы ты была со мной. То есть не в грязи, а в воображении.
– Не в воображении. Во плоти.
55
Après la Guerre Finie[92]
Был май 1919 года. К дому на Портман-сквер подъехал кэб. Из него вылез человек – ходячий скелет, дешевая одежда болтается как на вешалке. Он поколебался несколько секунд и позвонил в дверь. Открыла молодая горничная и посмотрела на него с сомнением. Он прошел мимо нее, как тень, и оказался в гостиной, откуда доносились голоса.
Он остановился в дверях. Горничная, не понимая, что происходит, встала позади него. Человек удивленно смотрел на происходящее в гостиной. Мужчина с лубком на забинтованной до бедра ноге лежал в шезлонге. Еще в гостиной была худая юная девушка в элегантной короткой юбке. И кормилица. И одетая со вкусом молодая женщина с модной короткой стрижкой – на низкой табуретке, спиной к вошедшему.
Бэзил и Катарина Уэллвуд сидели рядом на диване, любуясь младенцем, которого держала молодая женщина. Все было совсем не так, как вошедший представлял себе. Он прокашлялся. И сказал, как говорили люди по всему миру:
– Вы что, не получили моего письма?
Катарина вскочила на ноги, как развернувшаяся пружина, и задрожала:
– Карл. Чарльз. Не может быть.
– Может, – ответил он.
Отец тоже встал. Его рыжие волосы почти поседели. Бэзил сказал:
– Тебе нужно присесть.
Катарина, шатаясь, подошла к сыну. Модно одетая молодая женщина встала, все еще держа младенца – яркого блондина с четкими, не пухлыми чертами лица. Карл сказал:
– Элси.
Катарина потянула его за руку:
– Садись, садись.
Она не могла сказать вслух, что ее сын похож на живого покойника. Элси, констатируя факт, произнесла:
– Похоже, тебе нелегко пришлось.
И заплакала. И сказала:
– Это Чарльз. Мы все решили назвать его Чарльзом, потому что думали…
Он сел на диван в окружении родных и попытался сообразить, кто же этот раненый в шезлонге. То был, конечно, Филип Уоррен. Комната переменилась – не только из-за младенца и кормилицы, но и оттого, что по сторонам очага стояли две огромные золотые вазы работы Филипа, покрытые переплетенными, карабкающимися крохотными демонами.
– Я не могу встать, – сказал Филип. – Рад тебя видеть.
– Где тебя ранило?
– Пашендаль. Меня спасло, я так думаю, то, что Дороти вовремя пришла на помощь. Гризельда тоже была там. Они сейчас в Женском госпитале на Энделл-стрит. И Гедда тоже там. Санитаркой. Она спасла мне ногу. В смысле, Дороти.
Катарина сказала, что Чарльз, наверно, голоден. Она пошла заказывать кухарке говяжий бульон, мягкий хлеб и молочный пудинг.
– Элси и Энн… и маленький Чарльз… были для нас таким утешением, – сказал Бэзил. – Сам понимаешь. Мы о них позаботились, как ты просил.
Чарльз – Карл не мог сказать, что под «заботой» имел в виду, что Элси надо было поселить в отдельном удобном домике и давать ей денег. Бэзил продолжал:
– Элси так помогала твоей матери. Ей нелегко пришлось. Не сравнить, конечно… – добавил он, все еще в ужасе от худобы и лысины сына. – Нужно позвонить в Женский госпиталь. Гризельда там санитаркой. Она работает по многу часов в день, но вдруг сможет выбраться домой. Надо хотя бы сообщить ей…
* * *Чарльз – Карл дрожащими пальцами погладил по головке своего сына. Сын блаженно улыбнулся. Чарльз – Карл не стал брать его на руки, боясь уронить. Элси наклонилась над Карлом, поцеловала его в голову, поцеловала его руку, лежащую на головке Чарльза-младшего. Она сказала:
– Твои родители были невероятно добры ко мне. И к Энн. Энн, поди сюда, поздравь… с возвращением…
Подошла Энн, посмотрела на Чарльза и спросила:
– Ты был в тюрьме?
– Да. Там не кормили. Даже у охранников почти не было еды. Все голодают.
Он не мог описать невыразимое. Он рассказал, что его обожгло взрывом, когда он нес на носилках с ничейной земли немецкого солдата. И солдата, и напарника Чарльза убило. А его самого подобрали немецкие солдаты, баварцы, и позаботились о нем, потому что он говорил по-немецки. Он запнулся. Он не мог описать это чудовищное путешествие, смерти и трупы. Он сказал:
– В конце концов я оказался в Мюнхене. Там не было еды, и солдаты дезертировали, сначала по одному, а потом все вместе. Я дошел до пансиона Зюскинд. Там были Иоахим и его сестра. Они меня накормили. Нашли врача. Они…
Он был готов расплакаться.
– Теперь все будет хорошо, – сказала Энн.
Чарльз – Карл посмотрел на Филипа, который ответил мрачным взглядом.
– Нужно позвонить в Женский госпиталь, – вмешался Бэзил. – Сообщить Гризельде.
* * *Гризельда регистрировала посетителей, которые пришли навестить раненых.
– Следующий, пожалуйста, – сказала она в сторону беспокойно переминающейся пугливой очереди, в основном женщин с букетами цветов и коробками пирожных.
Но следующим оказался мужчина – высокий, темноволосый, худой, в широкополой шляпе, так низко надвинутой на глаза, что лицо оказалось полностью в тени.
– Ваше имя, пожалуйста. К кому вы?
– Думаю, что к тебе, – сказал посетитель. И тихо добавил: – Я сбежал из больницы. Хотел повидаться с тобой и Дороти, пока меня не заперли обратно.
Гризельда заглянула под шляпу. Очередь женщин стояла неподвижно и нервничала.
– Меня держат во дворце Александры. У меня была инфлюэнца и плеврит, так что меня послали в миллбэнкскую больницу. Война кончилась, но мы не можем отправиться домой, пока не подпишут мир. Эту одежду я украл. Друзья-пленные передали мне рассказ о Валькирии, которая бродит по полю сражения, зовя Вольфганга Штерна…
Гризельда онемела. Вольфганг сказал:
– Я могу посидеть, подождать тебя.
– Да, лучше присядь. Ты, кажется, едва стоишь.
– Да уж. Могу потерять сознание в любой момент. Тогда тебе придется положить меня к себе, а я…
Прибежала Дороти:
– Гризельда… только не волнуйся…
– Я знаю. Он здесь.
Дороти быстро огляделась:
– Он не здесь. Он на Портман-сквер.
Гризельда кивнула в направлении Вольфганга, прикрытого шляпой:
– Вон он.
– Не понимаю, о чем ты. Твой брат на Портман-сквер. Он жив. Он был в Мюнхене. И добрался домой.
Гризельду трясло.
– А твой брат здесь, под этой шляпой. Он сбежал. Он был в больнице в Миллбэнке…
Вольфганг встал, задрожал и снова сел, слабо ухмыляясь.
– Найди кэб, – сказала Дороти. – Найди Гедду. Посадите его в кэб.
* * *В госпитале хватало помощниц-энтузиасток из школ для благородных девиц. Двух серьезных девушек из Челтнемского женского колледжа отрядили по делам, и Дороти пошла осматривать своего немецкого брата, замаскированного шляпой. Она взяла его руку и замерила пульс.
