Даурия - Константин Седых

– Отведите с дороги и ликвидируйте. Только без шума, – и когда солдат повели, шепнул Роману: – Отпустишь их и научишь, как лучше идти.

– Дайте хоть покурить перед смертью, японские холуи, – обратился к Роману солдат, который не сказал до этого ни слова.

– Давай закури, – протянул ему Роман портсигар, наклоняясь с седла. – Только вот умирать ты рано собрался и нас напрасно оскорбляешь. Ты меня с тем полковником не путай. Я и мои казаки давно сочувствуем красным и сами податься к ним мечтаем, да удобного случая еще не было. Берите ваши винтовки и идите своим путем. Только на Ошурковскую заимку не заходите, там казаки стоят.

Ошеломленные солдаты решили, что он смеется над ними, и уходить не торопились.

– Идите, идите спокойно, – сказал Роман и обратился к своим: – Поехали, братцы, а то полковник там ждет не дождется.

Солдаты продолжали стоять на месте. И только когда казаки скрылись за поворотом, один из них протяжно свистнул:

– Вот эт-та сотничек! Дай ему Бог здоровья, – и нагнулся подобрать свою винтовку, к которой до этого боялся прикоснуться.

На заснеженном перевале партизаны были остановлены японской заставой. От гортанного окрика часового Роман невольно вздрогнул. Он подобрал потуже поводья, пригнулся в седле и подумал: «Ну, что-то сейчас будет!»

То же самое переживали и остальные. Но Василий Андреевич спокойно ответил на окрик:

– Свои.

– Все на месте! Один подъезжает ко мне, – крикнул выбежавший на дорогу офицер, отчаянно коверкая русские слова.

Василий Андреевич подъехал к нему. Офицер навел на него электрический фонарик и, увидев золото погон, почтительно попросил предъявить документы. Подавая документы, Василий Андреевич, занимавшийся на каторге и в ссылке английским языком, осведомился – не говорит ли господин офицер по-английски. Получив утвердительный ответ, закатил он пораженному офицеру несколько сносных английских фраз насчет ужасной сибирской стужи, выразил сожаление, что доблестные воины Страны восходящего солнца вынуждены от нее страдать.

Английский язык лучше всяких документов убедил офицера, что перед ним настоящий полковник. Он любезно оскалился и разрешил ему и его эскорту следовать дальше.

Проезжая мимо высыпавших на дорогу солдат в волчьих шапках и с рукавицами на веревочках, партизаны разглядывали их и напряженно посмеивались.

Через двадцать минут увидели они хмурый притихший город. Благополучно миновав заставу на въезде в Большую улицу, Василий Андреевич вздохнул с облегчением. Половина дела была сделана.

Напротив городского собора какие-то гулящие казачьи офицеры спросили у ехавших за Василием Андреевичем Романа и Лукашки:

– Какая часть, господа офицеры?

– Особая кавалерийская, – козырнул им Роман.

– Есаула Савватеева там знаете?

– Знаю. Он теперь уже не есаул. В войсковых старшинах ходит, – ответил Роман и поспешил проехать.

– Хор-рошо подзалил! – выразил ему свое одобрение Лукашка.

В глухом больничном переулке дежурили дожидавшиеся партизанских представителей дружинники Каргина. Это были писарь Егор Большак и Михей Воросов.

– Где здесь можно обосноваться на постой? – спросил их условленной фразой Василий Андреевич.

Егор Большак приблизился к нему и негромко спросил:

– Разрешите спросить вас, ваше благородие…

– Спрашивай, спрашивай, – назвав Большака по имени и отчеству, ответил Василий Андреевич и протянул ему руку.

– Василий Андреевич! – ахнул Большак. – Ну и ну, брат ты мой… А ведь мы думали… Видок у тебя, дай Бог каждому – полковник и полковник.

Василий Андреевич мягко, но решительно оборвал его и спросил, куда нужно ехать. Большак еще раз с сомнением взглянул на Василия Андреевича, ухмыльнулся в усы и вдруг, браво откозыряв «полковнику», направился, как было условлено, на Новую улицу, в дом, где квартировал Каргин.

Свернув направо, Большак остановился у ворот третьего дома от переулка. Войдя через калитку во двор, он раскрыл двустворчатые ворота, и партизаны въехали в них. Ворота тотчас же закрыли, и у них встали партизанские часовые с американскими ручными пулеметами. Большак повел Василия Андреевича, сопровождаемого Романом и Лукашкой, в дом. Они поднялись на высокое крыльцо, затем вошли в большие холодные сени, где тускло горел фонарь и лежали какие-то мешки и седла. В сенях было две двери – направо и налево.

– Проходите сюда, – показал Большак налево. Василий Андреевич прокашлялся, подбадривая себя, и решительно открыл обитую кошмой и клеенкой дверь.

В ярко освещенной прихожей стояли Каргин и Андрон Ладушкин, оба прямые и важные, со всеми регалиями на черных рубахах. Узнав Василия Андреевича и его спутников, Каргин вспыхнул и пошатнулся, как от удара. Было ясно, что он не ожидал этой встречи.

– Ну, здравствуйте, станичники, – сухо и коротко поклонился Василий Андреевич. – Я уполномочен партизанским командованием для переговоров с вами. Извините за маскарад, но иначе я к вам пробраться не мог.

– Милости просим, – поборов замешательство, поклонился ему в свою очередь Каргин.

– Куда прикажете пройти?

– Пожалуйте сюда, – распахнул Каргин дверь, ведущую в просторный, с завешенными наглухо окнами зал, и посторонился, пропуская Василия Андреевича и его спутников. В зале чинно сидели дожидавшиеся их знакомые и незнакомые дружинники и три офицера. При их появлении все они вскочили на ноги и замерли навытяжку.

– Здрасте! – каждый по-своему, но все вдруг ответили они на приветствие Василия Андреевича. Он отрекомендовал себя, а затем обошел всех с официальным рукопожатием. Преисполненные важности Роман и Лукашка последовали его примеру.

Когда все шумно расселись по местам, изучающе разглядывая друг друга, красивый, с густой шевелюрой и пушистыми усами офицер, сидевший за круглым столом, приподнялся и обратился к Василию Андреевичу:

– Разрешите начинать, гражданин уполномоченный?

– Пожалуйста, пожалуйста, – ответил тот и сразу подобрался, посуровел.

Сидевший рядом с Капитонычем Роман спросил у него фамилию офицера.

– Кибирев, – шепнул Капитоныч и отвернулся.

– Собравшиеся здесь, гражданин уполномоченный, – начал Кибирев, – твердо решили покончить с семеновским и японским произволом в Забайкалье. Мы располагаем достаточными силами для того, чтобы взять власть в свои руки на территории четвертого отдела. Мы не сомневаемся также в том, что нас одобрят и присоединятся к нам остальные отделы нашего войска и подавляющее большинство семеновской армии. Мы хотим прекращения братоубийственной войны, мы не хотим видеть свое Забайкалье японской вотчиной. Но вместе с тем, – Кибирев помедлил и, словно подбадривая себя, мотнул головой, – мы не хотим видеть в Забайкалье и коммунистических порядков. Мы считаем, что не хотят видеть этих порядков у себя и многие из партизан, которые являются такими же казаками и крестьянами, как и мы. Только семеновский террор и японская интервенция заставили этих людей шатнуться в сторону большевиков. Мы можем и должны с вами сговориться, чтобы установить здесь такую власть, которая была бы в одинаковой степени приемлема для нас и для вас. Именно затем мы и решили встретиться с вами, чтобы выяснить вашу точку зрения на этот счет.

– Ну что же, высказались вы, господин Кибирев, вполне откровенно, откровенней некуда, – поднялся со стула и заговорил Василий Андреевич. – Разрешите и мне быть откровенным и прямо сказать, что с вашим предложением вы обратились не по тому адресу. В отношении партизан, которых я представляю здесь, вы глубоко заблуждаетесь. Вы боитесь Советской власти, а партизанам только эта власть и нужна.

– Советскую-то власть и мы не хаем, – перебил какой-то усатый дружинник с широко расставленными глазами и почти квадратным лицом, – если бы эта власть да без коммунистов, так мы бы горой за нее стояли.

От этой реплики Кибирев недовольно поморщился, а один из офицеров прямо схватился за волосы. Василий Андреевич с усмешкой бросил усатому:

– Советская власть без коммунистов – это патрон без пороха, мякина вместо хлеба, если угодно.

– А почему вы, гражданин уполномоченный, предъявляете на Советскую власть исключительные права? Насколько мне известно, за нее боролись и другие революционные партии России, – мрачно проговорил молчавший до этого офицер-артиллерист.

– Никогда они за нее не боролись. В тысяча девятьсот семнадцатом году они посылали своих представителей в Советы только затем, чтобы взять их в свои руки и выставить из них большевиков. А когда им это не удалось, они круто повернули вправо и после Октябрьской революции начали открытую беспощадную борьбу с Советской властью. Теперь эти партии в одном лагере с Колчаком и Семеновым, которые куплены со всеми потрохами японскими, американскими и прочими империалистами. А этим господам угодно стать хозяевами русского народа и русской земли.