Лавкрафт. Я – Провиденс. Книга 2 - С. Т. Джоши
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Причина, возможно, в том, что из четырехсотенного тиража Кроуфорду оказалось по карману переплести лишь около двухсот экземпляров. Исходя из слов Лавкрафта, в предприятие Кроуфорд вложился, заняв у отца49, и как раз где-то в период выхода «Тени над Инсмутом» попросил в долг у Лавкрафта астрономические для него сто пятьдесят долларов на спонсирование Marvel Tales 50. Книга в итоге продалась слабо, хотя ее рекламировали в Weird Tales и не только (по цене всего в доллар). Как результат, Кроуфорд на семь лет забросит издательское дело и за этот срок уничтожит неподшитые экземпляры «Тени над Инсмутом». Вот как терниста судьба первой книги Лавкрафта.
Между тем дела на писательском поприще у Лавкрафта обстояли не лучшим образом. В конце июля Джулиус Шварц, похоже, захотел повторить успех «Хребтов безумия» в Astounding и предложил «безумное и неосуществимое предприятие»: издаться в Англии. Не исключено, что Шварц хотел договориться о полноценной книге, поскольку Лавкрафт выслал ему «самые разнообразные рукописи»51. В Америке для его неизданных рассказов оставался всего один путь: в Weird Tales, куда Лавкрафт сам ничего не посылал с отказа «Хребтам безумия» в 1931 году (разве что «В склепе» в 1932-м). К его удивлению, предложенные для галочки «Тварь на пороге» и «Скитальца тьмы» Фарнсуорт Райт купит тут же – и удивляться нечему: читатель не один год требовал нового Лавкрафта вместо переизданий. Так, в 1933 году издали один его новый рассказ «Грезы в ведьмовском доме» и две перепечатки, в 1934-м – его соавторскую работу «Врата серебряного ключа» и одну перепечатку, в 1935-м повторили один старый рассказ, в декабре 1936-го издали один новый – «Скитальца тьмы» – и две перепечатки (все это не считая новых редакций, которые тоже выпускались).
В этом ключе любопытно письмо Лавкрафта к Райту, приложенное к рассказам. Кажется, будто между строк он сам напрашивается на отказ:
«Юный Шварц выпросил у меня немало рукописей для возможной публикации в Великобритании, но мне пришло в голову прежде всего исчерпать возможности по эту сторону Атлантики. Соответственно, мне необходим бесповоротный отказ по поводу вложенного, чтобы не сокрушаться об упущенном источнике столь нужного мне дохода»52.
Едва ли Райта растрогала фраза о доходе. Он наверняка просто ухватился за новые работы Лавкрафта (упустив-таки «Хребты безумия» и «Тень над Инсмутом») и, что не исключено, боялся его окончательного перехода в Astounding после двух публикаций. Откуда ему было знать, что Лавкрафт больше ничего не напишет? Сам же Лавкрафт рассчитывал на отказ (как минимум на словах) нарочно, чтобы, как это ни парадоксально, психологически от него защититься.
Вдобавок ко всему, на тот момент его вера в свои творческие силы находилась в низшей точке. В феврале 1936 года, спустя три месяца после написания «Скитальца тьмы» и до злоключений с Astounding, Лавкрафт признается:
«[„Хребты безумия“] были закончены в 1931 году. У Райта и других они встретили такой враждебный прием, что мой внутренний литератор понес тягчайший удар. Мысль о том, что, несмотря на старания, у меня не вышло облечь чувства в слова, подло уничтожила во мне способность браться за эту задачу в былой манере – а также былые уверенность и производительность»53.
Писательство уже отходило для него в прошлое. В конце сентября 1935 года он поделится с Дуэйном У. Раймелом откровенностью: «Может статься, я избрал не совсем то средство самовыражения. Может статься, для передачи подобных чувств требуется не беллетристика, а поэзия»54. Через полгода он это уточнит: «беллетристике не под силу выразить мои подлинные устремления (чему под силу, не знаю – возможно, чему-то ближе к избитому и опошленному понятию „поэзия в прозе“)»55.
За тот период мелькают намеки на его новые сюжеты (как минимум он их продумывал), но воплощения они не получат. Эрнест А. Эдкинс напишет так:
«Перед самой кончиной Лавкрафт обмолвился о масштабном предприятии, ждущем свободной минуты, – своего рода династическом романе-хронике о фамильных тайнах и судьбе древнего новоанглийского рода, осененного проклятьем и терзаемого некой омерзительной формой потомственной ликантропии. Этот его magnum opus зиждился бы на глубоких познаниях об оккультных поверьях, бытующих в зловещем и потаенном краю, с которым он был столь знаком, однако, по-видимому, эта задумка только-только обретала очертания и едва ли удостоилась хотя бы чернового наброска»56.
Слов Эдкинса, увы, не проверить: их с Лавкрафтом переписки найти не удалось, как и других упоминаний об этой сюжетной наметке. «Дом о семи фронтонах» с примесью ужаса – вот на что она похожа, и откровенно говоря, подразумевает уход от кошмарно-фантастической гармонии, которой Лавкрафт достигает на склоне лет.
Заявляют, впрочем, что у него был-таки еще один рассказ. Лью Шоу пишет:
«За основу взята реальная история. Какое-то время в гостинице на Бенефит-стрит работала одна горничная. В будущем она найдет богатого мужа и снимет там номер, но прислуга якобы будет ее в упор не замечать. Тогда женщина съедет, перед этим наслав проклятье на обидчиков, гостиницу и все с ней связанное. Злой рок действительно восторжествует: гостиница вскоре сгинет в пожаре. С тех пор на том месте не суждено вырасти ни одному зданию»57.
По словам Шоу, Лавкрафт послал рассказ в какое-то издание, не сняв копии, но там он затерялся среди корреспонденции.
Нужно ли объяснять, насколько подозрительно выглядит это заявление. Во-первых, едва ли Лавкрафт опустился бы до такого примитивного сюжета (вдобавок с женщиной в главной роли). Во-вторых, слабо верится, что рассказ он «забыл» подкрепить двумя копиями, как обычно. Копий он не снимал с очерка о римской архитектуре для Моу, но в тот раз просто ограничился одной рукописью. Помимо прочего, Лью Шоу якобы однажды встретил Лавкрафта на улице в обществе какого-то «любителя научной фантастики» – гипотетически, Кеннета Стерлинга, но
