Венеция. История от основания города до падения республики - Джон Джулиус Норвич

одного из прокураторов, Паскуале Чиконьи. Вполне возможно, что это сочли явным проявлением божественной воли, и, когда да Понте мирно испустил дух 30 июля, Чиконья был избран его преемником[311]. Кстати, это был не первый случай, когда нового дожа чудесным образом выделили из прочих: за несколько лет до того, когда он присутствовал на церковной службе на Корфу, внезапный порыв ветра вырвал Святые Дары из рук совершавшего богослужение священника и принес их в руки будущего дожа. Таким образом, Паскуале Чиконья уже обладал пусть и не ореолом святости, но духом богоизбранности.

Однако его путь к верховной власти не обошелся без борьбы. Лишь на 19-й день обсуждений и после 53-го голосования он получил необходимое большинство голосов, и даже тогда своим успехом он был обязан тому, что его соперник Винченцо Морозини внезапно решил снять свою кандидатуру. Когда были объявлены результаты выборов, народ, уже устроивший рядом с Дворцом дожей шумные демонстрации в поддержку Морозини, пришел в ярость. Их фаворит был чрезвычайно богат и знаменит своей щедростью, и они знали, что оба этих качества будут в полной мере продемонстрированы во время инаугурационной процессии на площади, когда дож по традиции бросал монеты своим подданным. Чиконья же был печально известен своей скупостью и доказал это, разбрасывая не традиционные золотые дукаты, а мелкие серебряные монеты по пять soldi (гроши), да и тех, как рассказывают, было не очень много. Многие годы спустя эти монеты презрительно называли «чиконьини».

Несмотря на неуверенное начало, правление Паскуале Чиконьи оказалось спокойным и мирным, и за время своего пребывания у власти он постепенно приобрел значительную популярность. Надо признать, что ужасные пираты-ускоки продолжали, как и прежде, доставлять венецианцам неприятности, но крупные сложности, с которыми столкнулся Паскуале, касались исключительно дипломатии, и решал он их поразительно успешно. Самыми серьезными были трудности, возникшие после того, как 1 августа 1589 г. фанатичный монах-доминиканец убил короля Франции Генриха III. Генрих, давно покинувший супружеское ложе ради общества своих щеголеватых миньонов, не произвел на свет никакого потомства, и с его смертью династия Валуа прервалась. Законным наследником престола был протестант – Генрих Наваррский из дома Бурбонов; и, хотя он объявил о своей готовности перейти в католичество, его воцарению яростно воспротивились католическая партия Франции, обладавший огромной властью дом Гизов, Филипп Испанский и папа Сикст V.

Венеция, напротив, приветствовала наследника. Она всегда проявляла терпимость в вопросах религии, а кроме того, прекрасно понимала, что среди ведущих европейских держав Франция была ее единственной поддержкой против амбиций Испании. Венецианцы желали лишь одного: чтобы Франция была сильной, единой и благосклонной к Венеции. Как только в город пришла весть об убийстве Генриха III, венецианскому послу во Франции были отправлены указания немедленно добиться аудиенции у нового короля, поздравить его от лица венецианцев и уверить в том, что дружба и добрая воля Венеции остаются неизменными. В награду Венеция получила весьма положительный ответ, привезенный особым послом Франсуа де Люксембургом; Генрих Наваррский благодарил Венецию за выражение дружеских чувств, которые, по его веселому признанию, он ценит еще выше, поскольку Венеция стала единственным государством в Италии, признавшим его право на престол.

Подобная инициатива не могла не вызвать гнев папы, и тот не замедлил отреагировать. Если Венеция, громогласно заявил он, желает сохранить звание верной дочери церкви, то ей стоило бы воздержаться от сношений с еретиками. Она, видимо, сочла себя величайшим государством мира, раз с таким пылом решила подать пример всем остальным? Ответ республики был уважительным, но твердым: Генрих Наваррский является законным наследником французского престола. Он благоразумный и добродетельный государь (а по стечению обстоятельств еще и очень сильный), который, судя по всему, желает принять истинную веру; он уже издал указ, по которому католическая церковь во Франции и все ее последователи будут пользоваться свободой и уважением и не будут подвергаться преследованиям. Более того, никто другой не сумеет удержать страну от распада после всех перенесенных ею мучений. Далее последовал новый аргумент: разве Франция должна по-прежнему подвергаться распаду и разрушению в руках иностранных интриганов? Неужели папа в самом деле считает, что иноземные армии, которые Франция была вынуждена допустить на свои территории, пришли туда под влиянием бескорыстной верности церкви, а не из жажды власти и ради достижения собственных целей?

Такие веские доводы настойчиво и убедительно приводил посол Венеции в Риме Альберто Бадоаро, и они возымели действие. Папа выразил согласие с тем, что-де Люксембург должен остаться в Венеции (при условии, что он не будет появляться на официальных мероприятиях), и, что более важно, согласился принять представителя Генриха в Ватикане и начать обсуждения по поводу обращения короля в католичество.

Теперь настал черед Филиппа II вскипеть от злости и разразиться протестами и даже угрозами; однако его испанские войска и силы французских католиков медленно отступали перед армией Генриха IV. 25 июля 1593 г. победоносный король принял католическую веру, заметив при этом, что «Париж стоит обедни»; в марте 1594 г. он въехал в столицу, а полтора года спустя папа Климент VIII даровал ему отпущение грехов и официально приветствовал его в лоне церкви.

Разумеется, Венеция была непричастна к военным успехам Генриха IV, которые принесли ему законную корону. Однако на дипломатическом поле Венеция своим открытым и мужественным примером, а также активной поддержкой Генриха в общении с пятью папами подряд[312] многое сделала для того, чтобы король удержал корону на своей голове, сломил католическую оппозицию и постепенно приобрел необходимую ему политическую и религиозную респектабельность. Усиление Генриха и его признание папой в конце концов сломили дух Филиппа II. Он еще некоторое время продолжал становившуюся все более безуспешной борьбу, но в мае 1598 г. был вынужден пойти на уступки. В сентябре того же года он умер.

Мертв был и Паскуале Чиконья. Он скончался во время краткой эпидемии очень заразной лихорадки в апреле 1595 г. Его похоронили в церкви Санта-Мария Ассунта[313], но лучший памятник ему находится в одном из самых известных мест Венеции – на мосту Риальто.

Этот мост по-прежнему был единственным мостом черед Гранд-канал. Начиная с XII в. канал в этом месте пересекали по понтонам, и лишь в 1264 г. был построен первый настоящий мост на деревянных сваях. Он дважды разрушался: первый раз намеренно (это сделал Баджамонте Тьеполо после своего неудачного восстания 1310 г.), второй – непредумышленно (в 1444 г. мост рухнул под весом толпы, собравшейся на нем, чтобы посмотреть, как по каналу проплывает маркиз Феррары). После этого несчастья мост вновь отстроили; он по-прежнему был деревянным, но его сделали гораздо шире, с магазинами и разводным мостом в центре –