Венеция. История от основания города до падения республики - Джон Джулиус Норвич
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако Франческо явно не оставлял великую герцогиню совсем уж без внимания: весной 1578 г. она умерла в родах. Меньше чем через два месяца, 5 июня, Франческо и Бьянка поженились, однако об их бракосочетании официально объявили лишь год спустя – отчасти из-за необходимости соблюсти традиционный траур. Таким образом, великий герцог лишь в июне 1579 г. отправил особого посла к дожу да Понте с сообщением об этом событии, к которому присовокупил особую просьбу: чтобы Венеция выразила радость и удовлетворение по поводу этого брака, объявив его жену Дочерью республики. Эту просьбу повторила и Бьянка в своем письме, в котором она выражала радость по поводу более тесных связей между Тосканой и Венецией, которые, несомненно, возникнут благодаря этому браку, а также решимость полностью отдаться исполнению двух ролей, которыми она равно гордится: любящей супруги великого герцога и верной дочери Венецианской республики.
Можно было бы предположить, что просьба одним росчерком пера возвысить преступницу до высочайшего титула, который республика могла даровать женщине, не имеет шансов быть удовлетворенной. Однако сенат почти без колебаний одобрил этот шаг, одновременно присвоив отцу и брату Бьянки звание кавалера и сделав их членами высокой делегации, которую возглавил патриарх Аквилейский – в октябре следующего года эта делегация должна была представлять республику во Флоренции, на долго откладывавшихся публичных празднествах по случаю бракосочетания. В ответ молодая герцогиня сдержала слово и в течение следующих восьми лет не забывала о своем венецианском происхождении и пользовалась любой возможностью, чтобы действовать в интересах своего родного города.
Однако у Бьянки и ее мужа были враги во Флоренции, самым опасным из которых являлся ее деверь Фердинандо Медичи, в возрасте четырнадцати лет ставший кардиналом; поскольку у Франческо не было сыновей, Фердинандо оказался наследником трона. Неспособность Бьянки подарить мужу сына была для нее источником постоянной тревоги. В 1576 г. она сымитировала беременность и роды, объявив своим младенца, которого тайно принесли в ее дом, однако ее муж раскрыл обман; теперь, десять лет спустя, она попыталась повторить тот же трюк, но столь же безуспешно. Это была ее последняя попытка; к концу следующего года и она, и ее муж были мертвы.
Тот факт, что Франческо и Бьянка оба умерли во цвете лет с промежутком всего в два дня и что, несмотря на взаимное недоверие между братьями, кардинал Фердинандо как раз находился у них с визитом, неизбежно привело к обычным домыслам и подозрениям. Ходили мрачные слухи об отравленном пироге – одни считали, что его приготовили по приказу Фердинандо, другие утверждали, что отраву приготовила Бьянка для своего деверя. Согласно второй версии, подозрительный кардинал намеренно дал брату попробовать пирог первым; увидев, как муж бьется в предсмертной агонии, охваченная ужасом Бьянка тоже схватила кусок пирога и в приступе самоубийственного отчаяния проглотила его. Мы бы охотно поверили в подобную развязку в духе Шекспира, однако следует признать, что при вскрытии, которое Фердинандо немедленно распорядился произвести в присутствии родственников Бьянки и придворных врачей, не было обнаружено никаких следов яда. Сейчас считается, что причиной обеих смертей почти наверняка стала малярия.
Несмотря на то что новый великий герцог поспешил сообщить венецианцам о понесенной им «трагической двойной утрате», он не позволил похоронить Бьянку рядом с мужем. Ее тело завернули в саван и бросили в общий ров. Фердинандо также приказал убрать ее семейный герб отовсюду, где он был изображен, и заменить его гербом первой жены Франческо, Иоанны. Любой траур по ней запрещался; из уважения к чувствам Фердинандо так же поступили и в Венеции.
Во Флоренции такое мелочное проявление мстительности хоть и вызвало осуждение, но, по крайней мере, было объяснимо; в родном городе Бьянки подобное поведение было непростительным. Она заслуживала лучшей участи. Однако ее сограждане-венецианцы никогда ее не забывали, и приятно отметить, что в одном из самых красивых уголков Венеции – рядом с мостом Сторто в приходе Святого Аполлинария – на доме, где она родилась и провела детство, все еще висит памятная табличка.
В октябре 1587 г., когда умерла Бьянка Каппелло, дож Николо да Понте уже два года как лежал в могиле. Предоставим ему покоиться там, однако прежде упомянем еще один случай, произошедший во время его правления; довольно незначительное само по себе, это событие стало симптомом важной и зловещей особенности венецианской политической жизни того периода – усиливающейся власти и растущей непопулярности Совета десяти.
Совет десяти, как помнит читатель, изначально был создан как временный Комитет общественного спасения для устранения последствий неудавшегося заговора Баджамонте Тьеполо в июле 1310 г.[309] Предполагалось, что комитет создан на два с половиной месяца; но ко времени, о котором мы ведем речь, он просуществовал два с половиной столетия и стал важной частью управленческой системы Венеции. Важной, но при этом не вполне неотъемлемой: с самого начала Совет десяти отказывался аккуратно вписаться в политическую систему. Ее структура имела традиционную пирамидальную форму: дож на самом верху, ниже – синьория, затем коллегия, сенат и Большой совет. Совет десяти, однако, всегда оставался обособленным, нелогичным, аномальным органом управления, обладавшим огромной властью; эту власть он в случае необходимости мог использовать для обхода бюрократии и медленно продвигавшихся обсуждений в сенате, принимая собственные решения и немедленно претворяя их в жизнь. Обычные дела, будь то политические, военные, финансовые или дипломатические, проходили по обычным каналам и подвергались обычным ограничениям и отсрочкам; срочные же вопросы или те, что требовали крайней секретности или особой деликатности, могли переходить от коллегии напрямую к Совету десяти, который имел право действовать по собственной инициативе, проводить платежи из секретных фондов и даже давать тайные
