Петербург - Алекс Кун

Над Петербургом висели тучи. Мелкая морось заставляла скользить по размокшей земле и перепрыгивать лужи. Над Петербургом стояла осень. Холодно и зябко. Опять вспомнил про модернизацию военной формы. В голове пронесся вихрь всяческих «Надо…» и настроение стало окончательно осенним.

Переправившись через Неву на тросовом пароме, под веселые прибаутки мужиков, осветил своим сумрачным присутствием форт. Немедленно об этом пожалев.

В форте толпилось народу едва ли не больше, чем летом было морпехов на транспортниках. И это все ко мне?! А монастырь уже построили?

8 октября 1703 меня нашли гонцы Петра, искавшие, почему-то, сначала в Риге. Государь звал в Москву на «доклад». Настойчиво. И времени, к назначенному сроку, оставалось только долететь самолетом.

Зато оценил жизнь гонцов, с летящими под ними лошадями, меняемыми на каждом Яме. Теперь знаю профессиональную болезнь курьеров, и почему они предпочитают не присаживаться за стол, даже когда их приглашают. Но способность делать по полторы сотни километров в день — требовала своей цены.

Сказать по чести — уже на полдороги переключился на автопилот. И чего раньше удивлялся, что курьеры у государя заторможенные? Да они, оказывается, еще живчики, после таких перегонов. По крайней мере, меня хватало только упасть с лошади, пройти на ногах в виде циркуля к будочке на дворе и дождаться, пока морпехи перегрузят сумы и тубусы с чертежами на свежую лошадь, водрузив на вершину этой композиции мою персону. После чего начинался еще один кошмар, с летящей в лицо грязью, потоками воды с веток и нарастающим отупением.

Самое смешное, что именно в этом состоянии меня доставили пред очи государя. Даже переодеться не дали, твердя мантру — «государь ожидает». И ведь действительно ждал.

Плести словесные кружева не хватало собранности, молча поклонился, и, не дожидаясь, пока хмурящийся Петр начнет обличительную речь, кивнул морпехам, поспешившим развернуть громадный рулон карты. Как и ожидал, наступила заинтересованная тишина, так и не потревоженная грозным рыком Петра. Надо же, еще чего-то соображаю в «переводе стрелок».

Вытащил из внутреннего кармана ручку, вместо указки, стряхнул с нее воду, заодно стряхивая капли и с манжет, повернулся к карте.

— Государь, всю осень и лето границы земель твои новые объезжал, порубежников ставил, да сказки по ним составлял. Вот карту мастера начертили, с пометками подробными да межой разделяющей, где наши вои дозор несут. Не гневайся, что задержался в пути, уж больно велики твои земли новые. Изрядно в них всего. И зверя, и леса, и верфей с кузнями. Никак раньше управиться не мог. Да и то все счесть не успел, воев подробные сказки составлять оставил.

Еще раз поклонился слегка, мысленно усмехаясь — первый напор неудовольствия Петра сбил, дальше уже легче должно быть.

Карту плотно обступили, и начались вопросы с ответами. Вопрос, зачем меня так срочно выдернули, пока не поднимался. Насколько просто в это время с людьми — их радует красивая картинка, заливистая птичья трель, немудреная шутка, черпак воды в жаркий день. Даже неудобно манипуляциями заниматься.

Общий прием Петр свернул после того, как на очередные его вопросы попросил аудиенции, мол, не все прилюдно поведать могу, по-первости только государю, а дальше уже — как он решит.

Вот на аудиенции все и выдал и по границам со Швецией, Польшей, Данией, Портой. Выложил ему пачку набросков обоснований, почему так, а не иначе думаю — не забывая при этом постоянно упоминать, что это только планы, а будет так, как он решит. Ибо … Похоже, начало приема меня взбодрило, сбрасывая дорожную одурь и теперь просыпается, хоть и кривобокое, но красноречие.

Два часа Петр гонял меня по вопросам границ, и только потом задал, наконец, вопрос, с которого явно собирался начать нашу встречу — «Какого …!..! … без дозволения?!». Ну и чем тут крыть? Победителей не судят? Нет, не судят — их просто закатывают в тюремную камеру без всякого суда, а то и организовывают им помещение гораздо меньше, и под землей. Мне просто повезло, что Петру интересна моя самодеятельность, хоть он и не любитель театров. А вот оправдываться — дело муторное, тем паче, действительно — «без дозволения». Проще повиниться, с ключевым словом «…как лучше, да быстрее хотел — уж больно много всего впереди».

От аудиенции остались тяжелые впечатления. Похоже, какую-то игру Петру поломал, но новая игрушка ему понравилась больше. Прошлись еще раз по обоснованию границ в разделе прогнозов реакций зарубежных монархов. Петр обозвал мои труды старорусским словом ахинея, пошедшим от слова «хинь» — пустяк, и от глагола «хинить» — бранить, скудеть. Впрочем, листы не выкинул демонстративно, как он обычно делал с непонравившимися ему прописями, а отложил на край заваленного стола. После чего, проткнув княжескую тушку долгим взглядом, вошел в мое бедственное, с дороги, положение — и отпустил. Добавлю к этому только то, что весь прием простоял, слегка покачиваясь — сесть просто не решался. Подозреваю, что меня отпустили придти в себя, и продолжение очень даже вскоре последует. Но утро вечера мудренее — пусть Петр познакомиться поближе с новой картой. Могу съесть свой картуз, если она ему не понравиться.

Пройдя через залу приемов, наблюдал огромную толпу, собравшуюся перед закрепленной на стене картой. А что? Картина получилась высокохудожественной — с маленькими человечками, вскапывающими землю, табунами, корабликами, деревеньками и крепостицами. Шедевр. Впору картинную галерею ей открывать. Надеюсь, меня за эту живопись не «закроют».

Утро наступило поздним вечером, да и то только настояниями Федора, наплевавшего на мою угрозу пристрелить любого гада, который меня разбудит. Выполнять угрозу было лень, так как с вечера забыл оружие в кобуре на спинке стула, до которого лежало гигантское расстояние в несколько шагов.

Повод для подъема назвали уважительный — «его нетерпеливость» тезка ожидал в горнице, сильно гневаясь и порываясь разбудить меня лично.

Свою заинтересованность в немедленном общении тезка начал демонстрировать сразу, как мне удалось добраться до рукомойника. А вот понять, чего от меня хотят, удалось только сев за стол и сфокусировав взгляд на дымящейся кружке. Да и то только потому, что сидение на лавке, после всех этих скачек, до сих пор взбадривало.

Дом? Какой такой дом? И чего от меня надобно-то? … Аааа! Погодь, щас поснедаю и перемолвимся.

Прихлебывая чай, интенсивно размышлял. Нет, мысль, что знать захочет тепленьких мест, под дома в Питере — меня посещала давным-давно. Но каюсь, закрутился. Теперь вытаскивал из-под груд накопившихся впечатлений способ урегулировать этот вопрос.

— Слушай тезка, что скажу. Сам ведаешь, не ты один дом под крылом у государя иметь желаешь, а становиться поперек остальным боярам мне не с руки. Решим мы это дело жребием, честным, но особенным. С завтрева объявлю по городу, и вестовых разошлю, что к новому году, что в конце декабря праздновать зачнем, собрание великое будет. Каждый план города посмотреть сможет, да места себе подобрать, что на душу лягут. А после этого аукцион будет — назову за каждое место стоимость его наименьшую, чтоб только убытки по расчистке покрыла — а те, кто захотят это место себе — будут цены поболе называть, вот кто больше всего назовет, да остальные эти цены не пересилят — того и будет участок. А до тех пор на плане только государевы места обозначены будут, казармы, церквы да мастерские. Так, тезка, по правде будет. И государь сие одобрил. Так что, не обессудь. Никому до декабря ничего обещать не властен. Даже послы иностранные за участки будут на равных с боярами стоять. Коли до собрания на чистом плане города хоть одна боярская али какая другая фамилия появится — конфуз великий выйдет. Государь тогда меня точно в солдаты разжалует и в острог сошлет. Давай лучше еще чайку испей, покамест самовар горячий…

Честно говоря, вечерняя встреча такого плана была только первой ласточкой. Всегда поражался гибкости людского ума, когда надо выкручиваться. «А давай мы имена писать не будем на плане, но участок на аукцион не выставляй и потом…», «Да ты напиши, будто это конюшни государевы, а опосля, план свой перерисуешь …», «А давай участок на рисунке твоем топью обзовем, да за бесценок его и куплю, а потом будто воду с него спустили …».

Полетели и иные ласточки. Были совершенно бездарные предложения, были предложения взяток. Причем, взятки предлагали не только борзыми щенками, которых, кстати, не предложили — но и связями, поместьями, домами, в том числе и в Москве. Случались необычные подходы — предлагали отдать государевы участки, на которых бояре, за свой счет, построят все, что государь укажет, ну и маааленький домик сбоку, для личного, так сказать, пользования.

Дошло до совершенно хамских наездов, когда мне нагло угрожали, да еще орали в лицо, брызгая слюной. К моему счастью — этому боярину, на следующий день, не свезло в жизни. Может грибочками подавился, может еще чего, не интересовался — но преставился болезный, так и не реализовав мне обещанного. Тяжкое это, оказывается, дело — аукцион организовывать.