Ангелы уходят не прощаясь - Виктор Лихачев

— В тюрьму. Нам туда самое время.

Шутит? В глазах веселые искорки — доволен произведенным эффектом, но вроде бы серьезен.

— Вы уже созрели, Арсений Васильевич.

— Считаете?

— Ну да, я к вам присматривался… Вначале мне показалось… впрочем это не важно.

«А почему он так уверен, что я брошу все и поеду в какую-то тюрьму?» — подумал Покровский, но потом сам же устыдился своей мысли. Разве, и в самом деле, может он отказать этому человеку?

Арсений собрался быстро. Из всех вещей взял только листки с недописанным рассказом, — он еще не успел его перечитать и решил сделать это по дороге. Однако сделать этого не получилось. Отец Леонид устроил ему небольшой инструктаж.

— Режим в тюрьме очень строгий, Арсений Васильевич. Люди, как они сами говорят, мотают большие сроки. Поэтому такие встречи можно устраивать только в выходные дни. А с другой стороны, у нас сейчас демократия. Придут только те, кто захочет — они вольны распоряжаться своим временем, как им заблагорассудится. Насильно никого не поведут. Книги ваши читали, но пока немногие. Поэтому не обессудьте: кто придет, тот и придет. Как вы на это смотрите?

— Нормально смотрю. Правда, никогда еще не выступал в тюрьмах.

— А в тюрьмах тоже люди, Арсений Васильевич. Как наш народ говорит: от тюрьмы да от сумы не зарекайся…

Они помолчали. Каждый думал о своем. Наконец отец Леонид вновь заговорил.

— О чем бишь я? Да, там такие судьбы — о каждом можно роман написать. У меня с чего там все началось? Звонит как-то начальник тюрьмы, славный я вам скажу дядька, и говорит, мол, мои желают, чтобы было место, где помолиться можно. Как, спрашивает, отец Леонид, насчет храма? О деньгах не беспокойтесь. Я ему отвечаю, что деньги — это не главное. С храмом нужно погодить, а начать надо с простой молельной комнаты. А уж там, как Господь судит. Ну вот так и образовалась группа человек в пятнадцать. Нам выделили место, они там почти все своими руками сделали. Им-то я книги ваши и привез. Когда узнали, что вы сейчас в Энске — попросили о встрече.

— А вы мне сказали…

— Совершенно верно. Каким-то вы мне по приезде показались…

Чувствовалось, что священник ищет нужное слово, дабы не обидеть собеседника.

— Говорите смело, я не обижусь.

— Одним словом, не такой как в книге.

— Но ведь книга не про меня…

И вновь в глазах отца Леонида засверкали веселые искорки.

— А то про кого же? Я думаю, что любой писатель в первую очередь про себя и пишет. Разве не так? Вот, нашел! — воскликнул он радостно. — Взъерошенный! При первой встрече вы мне именно таким и показались. Знаете, как бывает? Не сидится человеку, то он на одно место сядет, то на другое, то вскочит, то побежит. Все торопится куда-то, а куда — не знает. Будто ищет чего-то, а что…

— Тоже не знает, — грустно улыбнулся писатель. — Все так.

— Нет, сейчас вы явно в себя приходите.

— Только начинаю, батюшка.

— А как в вашей книге написано: путь в тысячу километров начинается с первого шага.

— Вообще-то это сказали древние китайцы…

— А не важно. На мудрую мысль авторского права нет. Я ее у вас прочитал.

— Эх, мне бы не только писать мудро, но и самому так жить… Тут вчера буквально на улице девушку повстречал. Знаете, что она мне «мудрому», сказала?

— И что же?

— Я перед их домом на четыре кости, простите, грохнулся… Кстати, а где она?

— Да кто?

— Трость? Вчера еле до монастыря дошел, если бы не трость, которую они мне дали… Надо же, забыл!

— Арсений Васильевич, ничего не понимаю.

— Где-то с месяц я связки на ноге повредил. Ходить можно, но только забудусь и перенесу вес на одну ногу, то валюсь сразу же на землю, как куль с мукой. Вот и вчера, возвращаюсь из… Короче, возвращаюсь поздно вечером и у одного из домов совершенно уже привычный акробатический этюд, а совершенно случайно неподалеку в садике…

— Вы же сами пишите: кто верит в случайности, тот не верит в Бога. Не случайно, значит.

— Значит, не случайно, батюшка, девочка там была. Одним словом, познакомились мы. Вот она мне и выдала: вы, говорит, часто падаете потому, что перестали идти вперед.

— Так и сказала?

— Да.

— Ай, молодца! Вы знаете, Арсений Васильевич, как в старой армии называли солдат?

— Знаю. Этими, как их — шпицрутенами.

— Ставили солдата в полной боевой выкладке, с ружьем и приказывали стоять по стойке смирно несколько часов. И стоял солдатик до тех пор, покуда не падал, как подкошенный…

— Как подкошенный, — чуть слышно повторил Покровский. Затем резко повернулся к отцу Леониду:

— Значит, все последнее время я стоял на месте?

В этот момент машина подъехала к массивным железным воротам. Священник сначала выключил мотор, взял свой портфель, а затем ответил писателю словами, которые тот уже слышал:

— Да вы и сами все прекрасно понимаете.

Через полчаса Покровский уже стоял перед сотней мужчин, одетых в одинаковые одежды. Актовый зал был заполнен чуть меньше, чем наполовину. Арсений даже немного обиделся на батюшку: он ожидал от того каких-то вступительных слов, пока его собственные мысли придут в порядок. А отец Леонид только и сказал: «Ну, вот вам и обещанная встреча», а затем сел, но не рядом с писателем и не со всеми вместе, а чуть в сторонке, словно желая видеть и зал, и выступавшего. Впрочем, в тот момент Арсений не придал этому значения. Ему хотелось начать с чего-то умного и проникновенного, но в голову ничего не приходило. Посмотрел на священника — тот ободряюще улыбнулся. Потом поклонился: «Господи, Иисусе Христе, помилуй мя грешного!» Обвел взглядом зал. Улыбнулся.

— Здравствуйте!

Ему ответил нестройный гул голосов:

— Здравствуйте!

Писатель продолжил:

— Вы меня извините, я немного волнуюсь: первый раз в тюрьме.

Скрытую шутку оценили. По залу прошел смешок. Для Покровского это было очень важно. Он пришел не развлекать этих людей, а говорить на серьезные темы. Но это возможно только в том случае, если чужое сердце открыто для твоего. Ежели нет — самые проникновенные, самые умные слова останутся шелухой. По своему опыту Арсений знал, что ничто так не помогает налаживанию контакта между людьми, как улыбка и добрая шутка. Нет, он не лукавил душой, не «пристегивал» на лицо дежурную улыбку. Просто в этот момент ему вспомнилась одна история. Была ли она на самом деле, нет ли — Бог ведает, но только сейчас писатель по-настоящему оценил ее. А что если начать с нее? И он стал рассказывать:

— Однажды один известный автор-исполнитель, по-другому — бард, назовем его Олегом, приехал с шефским концертом в тюрьму. Концерт получился на славу. Певца тепло принимали, дружно и горячо аплодировали. А закончить выступление он решил самой известной песней. Песня и в самом деле просто замечательная. Наверное, многие из вас хорошо знают ее. И Олег запел. Первая строка, вторая, а затем припев. И вот представьте себе: переполненный зал, внимающий каждому слову, каждой ноте барда, расчувствовавшийся от успеха Олег, который поет столько раз уже пропетое им: «Как здорово, что все мы здесь сегодня собрались»… Вы представляете, какова была реакция зала?

Зал представил и очень наглядно. Покровский интуитивно почувствовал, что зажатость, настороженность, с которой встретили его местные обитатели, проходят, если уже не прошли. Оставалось логически закончить выступление:

— Так вот и я, дорогие друзья, человек увлеченный, а точнее, увлекающийся. Если вдруг меня занесет куда-то, дайте знать — не обижусь. Наскучит — знаю, что у вас сегодня выходной день, — смело уходите…

— Что, не обидитесь?

— Нет, — ответил писатель. Затем вновь улыбнулся: — Ну если только самую малость. Что ж, начнем.

Он стал рассказывать то, что рассказывал в тех аудиториях, где был уверен, что его поймут. О детстве, в котором были месяцы и годы больничных палат, но были и добрые люди, и книги, благодаря которым маленький Арсений совершал путешествия с отважными первопроходцами на край земли, вместе с капитаном Немо опускался на дно океана, а с Шерлоком Холмсом помогал людям, попавшим в беду. Покровскому казалось, что люди, волею судеб оказавшиеся здесь, должны понять его. И вдруг он видит: встает и уходит один человек, за ним второй, третий… Но не прошло и пяти минут, как они вернулись, но не одни — с ними пришли другие заключенные и вскоре актовый зал был уже полон. Потом ему рассказали, что в отрядах возникла договоренность: если встреча с приезжим писателем будет интересной, специальные вестники дадут об этом знать тем, кто на встречу не пошел.

Наверное, это была одна из самых лучших встреч Арсения с читателями за последние годы. Что греха таить, очень часто он говорил будто по заранее заученной роли. Знал, где нужно рассмешить, где заставить слушателя замереть от напряжения. И эта расчетливая рассудочность, словно нож мясника, расчленяла его душу, превращая общение, диалог с читателем, которым он ранее так дорожил, в банальный «эстрадный концерт». Нет, потом люди подходили, благодарили, восхищались, но сам Арсений чувствовал, что делает что-то не так.