Осколки чести - Лоис Буджолд

— Куда вы намерены вторгнуться? — упрямо гнула свое Корделия.

— Почему я об этом не слышал? — вторил ей Форкалоннер.

— Отвечаю по порядку — это секретная информация, которая обсуждается на уровне Генштаба, центрального комитета обоих Советов и императора. Это означает, что разговор окончен, Аристид.

Форкалоннер многозначительно глянул на Корделию:

— Но она-то не из Генерального штаба. Если уж на то пошло…

— И я тоже уже в него не вхожу, — признал Форкосиган. — Нашей гостье я не сообщил ничего такого, о чем бы она не догадалась сама. Что же касается моей осведомленности, то меня просили высказать свое мнение… по определенным аспектам данного вопроса. Правда, им не понравился мой ответ, но они сами напросились, — добавил он с недоброй улыбкой.

— Так вот почему вас отослали подальше? — сообразила Корделия, чувствуя, что начинает понимать, как делаются дела на Барраяре. — Значит, командор-лейтенант Форкалоннер был прав относительно того, почему вас послали в патрулирование. А вашим мнением интересовался… один, хм, старый друг вашего отца?

— Да уж конечно не Совет Министров, — ответил Форкосиган, но отказался продолжать этот разговор и решительно сменил тему. — Мои люди обращаются с вами как подобает?

— Очень хорошо, да.

— Хирург пообещал отпустить меня уже после обеда, если я все утро буду хорошо себя вести и не встану с постели. Могу я сегодня заглянуть в вашу каюту и поговорить с вами наедине? Мне необходимо кое-что прояснить.

— Конечно, — ответила она, подумав про себя, что эта его просьба прозвучала довольно зловеще.

В палату вошел возмущенный хирург.

— Вам полагается отдыхать, сэр. — Он многозначительно глянул на Корделию и Форкалоннера.

— Ох, ну ладно. Отошлите это со следующим курьером, Аристид, — указал он на экран, — вместе с аудиодокладом и официальным обвинением.

Доктор выпроводил их из палаты, а Форкосиган снова принялся стучать по клавиатуре.

Остаток утра Корделия бродила по кораблю, исследуя границы предоставленной ей свободы. Корабль Форкосигана оказался запутанным лабиринтом коридоров, разноуровневых отсеков, переходов и узких дверей, предназначенных, как в конце концов догадалась она, для обороны от абордажного десанта. Сержант Ботари не отставал от нее ни на шаг, нависая на ее плечом, словно тень смерти; когда же она сворачивала в какую-нибудь запрещенную дверь или коридор, он резко останавливался и произносил: «Нет, мэм». Кроме того, ей было запрещено дотрагиваться до чего бы то ни было — она выяснила это, когда небрежно провела рукой по пульту управления, заработав очередное монотонное «нет, мэм» от Ботари. Корделия почувствовала себя двухлетним малышом, которого вывели на прогулку.

Она попыталась разговорить его.

— Вы давно служите капитану Форкосигану? — жизнерадостно поинтересовалась она.

— Да, мэм.

Молчание. Она попыталась снова.

— Он вам нравится?

— Нет, мэм.

Молчание.

— Почему? — По крайней мере, на этот вопрос он не сумеет ответить односложно.

Корделия уж было решила, что он совсем не ответит, когда сержант нехотя проронил:

— Он фор.

— Классовый конфликт? — осмелилась предположить она.

— Не люблю форов.

— Я-то не фор, — подсказала Корделия.

Он угрюмо глядел сквозь нее.

— Вы вроде форов, мэм.

Потеряв терпение, она сдалась.

После обеда Корделия устроилась поудобнее на узкой койке в своей каюте и принялась изучать каталог компьютерной библиотеки. Она выбрала фильм с не внушающим опасений школьным названием — «Люди и места Барраяра» — и открыла его. Текст, как и обещал заголовок, был довольно банален, но зато изображение оказалось просто сказочным. Ее бетанским глазам предстал зеленый, солнечный, цветущий мир. Люди ходили по улице без носовых фильтров, дыхательных аппаратов и даже без летней теплозащиты. Климат и ландшафт планеты были удивительно разнообразны: здесь были даже настоящие океаны с лунными приливами — разве сравнишь их с плоскими солеными лужами, которые у нее дома принято называть озерами!

В дверь постучали.

— Войдите, — отозвалась она, и появился Форкосиган, приветствовавший ее кивком. «Странное время суток для парадной формы, — подумала она. — Но ей-богу, смотрится он в ней отлично. Просто великолепно». Сопровождавший капитана сержант Ботари остался снаружи. Форкосиган обошел каюту, словно что-то выискивая; наконец взгляд его остановился на обеденном подносе. Он снял с него посуду и подпер им дверь, чтобы удержать ее в слегка приоткрытом положении.

Корделия удивленно подняла брови.

— Это действительно необходимо?

— Думаю, да. При теперешних темпах распространения сплетен я наверняка очень скоро столкнусь с шуточкой относительно привилегий моего звания, и не смогу сделать вид, что не расслышал. Боюсь, что тогда мне придется наказать несчастного… э-э, юмориста. Да и вообще у меня неприязнь к закрытым дверям. Никогда не знаешь, что происходит по другую сторону.

Корделия расхохоталась:

— Это напоминает мне старый анекдот про девушку, которая говорит парню: «Давай не будем, а всем скажем, что было».

Форкосиган поморщился в знак согласия и, усевшись на вращающееся кресло у встроенного в стену металлического столика, развернулся к ней. Он откинулся на спинку, вытянув ноги перед собой, и лицо его стало серьезным. Корделия с полуулыбкой склонила голову набок. Решив, видимо, начать с отвлеченной беседы, он кивнул в сторону висящего над кроватью экрана:

— Что вы просматривали?

— Барраярскую географию. Такая красота! Вы когда-нибудь бывали у океана?

— Когда я был маленьким, мать каждое лето возила меня в Бонсаклар. Это был своего рода аристократический курорт на побережье, за которым начинались горы, поросшие девственными лесами. Мой отец, как правило, не бывал там — он оставался в столице или в войсках. Праздник Середины Лета совпадал с днем рождения старого императора, и там устраивали совершенно фантастический фейерверк над океаном — по крайней мере, в то время он казался мне фантастическим. Весь город высыпал на эспланаду, и никто не был вооружен. В день рождения императора дуэли были запрещены, и мне разрешали бегать где вздумается. — Он уставился в пол. — Я не был там уже много лет. Мне хотелось бы как-нибудь свозить вас туда на Праздник Середины Лета, если представится такая возможность.

— Я с удовольствием приму ваше приглашение. А когда ваш корабль возвращается на Барраяр?

— Боюсь, не скоро. Вам предстоит долгий плен. Но раз вашему кораблю удалось скрыться, то когда мы вернемся, не будет смысла продолжать ваше интернирование. Вас освободят, вы сможете явиться в бетанское посольство и отправиться домой. Если пожелаете.

— Если пожелаю?! — неуверенно рассмеялась она и откинулась назад на жесткую подушку. — А почему я могу не пожелать?

Он пристально всматривался в ее лицо. Его поза изображала абсолютную непринужденность, но один из каблуков неосознанно выстукивал по полу предательскую дробь. Форкосиган сурово глянул на него, и стук прекратился.

— Я думал, когда мы прибудем на Барраяр и вы получите свободу, вы, возможно, захотите остаться.

— Чтобы побывать в… как бишь его, Бонсакларе и так далее? Не знаю, насколько долгий отпуск мне предоставят, но… конечно, я люблю новые места. Мне очень хотелось бы посмотреть вашу планету.

— Не в гости. Насовсем. В качестве… леди Форкосиган. — Его лицо осветилось невеселой усмешкой. — Ну вот, теперь я совсем запутался. Обещаю, что больше никогда не назову бетанцев трусами. Клянусь, ваши обычаи требуют большей храбрости, чем самые самоубийственные соревнования наших мальчишек.

Она позволила себе выдохнуть.

— Вы… вы не разыгрываете меня? — Интересно, подумала она, откуда взялась фраза о сердце, которое готово выскочить из груди. Ощущение было такое, что оно, наоборот, ухнуло прямо в желудок. Она с внезапной четкостью осознала свое тело — его близость она явственно ощущала уже давно.

Он покачал головой.

— Нет, я вовсе не хочу никакой фальши — ни для вас, ни с вами. Вы заслуживаете самого лучшего. Я далеко не самая блестящая кандидатура — вам это уже известно. Но по крайней мере я могу предложить вам лучшее, что у меня есть. Милая Ко… командор, скажите — возможно, по бетанским меркам я слишком тороплю события? Я много дней ждал подходящего момента, но он все никак не наступал.

— Много дней! И как долго вы обдумывали это?

— Впервые это пришло мне в голову, когда я увидел вас в ущелье.

— Что, когда я блевала там, в грязи?

Он ухмыльнулся.

— С исключительным самообладанием. К тому времени, когда мы похоронили вашего офицера, я уже был уверен.