Новая жизнь - Орхан Памук

Ресторан оказался замечательно уютным — с аквариумом, множеством цветочных горшков, портретами видных турецких государственных деятелей, фотографиями известной, некогда с честью затонувшей подводной лодки и кривоухих футболистов, а также картиной, изображавшей лиловый инжир, соломенно-желтые груши и довольных жизнью овец. Зал мгновенно заполнился торговцами и их женами, учениками и учителями лицея, теми, кто нас любил и верил нам, и тогда я почувствовал, будто многие месяцы ждал подобного сборища, многие месяцы готовился к этому вечеру. Я пил наравне со всеми, но выпил, как выяснилось позже, больше всех. Я сидел за мужским столом и чокался с теми, кто садился рядом со мной, вел страстные речи о чести, об утраченном смысле жизни, о чем-то потерянном нами. Они раньше меня заговорили на эти темы. Теперь говорил я.

Один парень вытащил из кармана колоду карт, с гордостью показав, что вместо короля он нарисовал «шейха», а вместо валета — «невольника». Он долго объяснял, почему настала пора раздавать такие карты в кофейнях страны (а ведь их сто семьдесят тысяч), где в карты играли за двумя с половиной миллионами столов. Оказалось, я давно согласен с ним, что всех удивило.

Надежда присутствовала здесь, среди нас, этим вечером она казалась реальным существом. Надежда и Ангел — это одно и то же? «Это разновидность света», — сказали мне. А еще говорили: «С каждым вдохом нас становится меньше». Сказали, что мы обретаем свое именно там, где спрятали. Кто-то показал фотографию печки. Уже знакомый мне парень произнес: «Это велосипед, высота регулируется, сиденье тоже». Господин в бабочке вынул из кармана бутылку с какой-то жидкостью — она заменяла зубную пасту… А беззубый старичок, сетуя, что приходится воздерживаться от выпивки, рассказал свой сон: «…и говорит Он нам — не бойтесь, тогда не исчезнете». Кто такой Он? Доктор Нарин, знающий ответы на все эти трудные вопросы, не пришел. Почему его не было? Какой-то голос сказал: если бы Доктор Нарин увидел этого милого юношу, то полюбил бы его как сына. Чей это голос? Пока я оборачивался, он пропал. Ш-ш-ш, сказали все, не надо так опрометчиво высказываться о Докторе Нарине. Со дня на день Ангела покажут по телевизору, и тогда мы заговорим вслух! Якобы всё, весь страх — из-за каймакама, но на самом-то деле он совсем не против нас. Ведь сюда можно пригласить и самого богатого человека в Турции, самого Вехби Коча. Почему нет? Он, между прочим, самый крупный торговый представитель, сказал кто-то.

Я помню, с кем-то целовался в щеки; меня поздравляли с тем, что я такой молодой, обнимали за то, что такой искренний. И потом я стал им рассказывать о телеэкранах, красках и времени в автобусах. Подождите, перебил меня приятный молодой торговый представитель «Текеля». Сейчас наш экран станет концом для тех, кто приготовил нам эту ловушку; новый экран — новая жизнь. Кто-то рядом со мной вставал и садился, а я подсаживался к другим и начинал рассказывать: об автокатастрофах и о случае, несчастном случае, о смерти, о покое, о книге, о неповторимом миге выхода… Должно быть, я зашел очень далеко: я произнес слово «любовь» и, привстав, посмотрел туда, где она сидела. Джанан была среди пристально рассматривавших ее учительниц и жен. Я опустился и сказал: время — это автокатастрофа, несчастный случай, мы живем в мире в результате этого случая. И здесь находимся из-за случая. Позвали какого-то фермера в кожаной куртке и сказали, что я должен его послушать, раз меня интересует время. Старым он не был, хотя кряхтел и охал. «Вы меня слишком высоко цените!» — сказал он и вынул из внутреннего кармана свое «скромное» изобретение — карманные часы, которые чувствовали, когда человек счастлив, — тогда они останавливались, и счастье длилось бесконечно. А когда человек был несчастлив, стрелки часов торопливо бежали вперед, и беды моментально кончались, и глазом моргнуть не успеешь. А ночью, когда человек спокойно спал около часов, они, эта маленькая, терпеливо тикающая вещица, сами корректировали разницу во времени, и утром человек вставал вместе со всеми, не став старше.

Я произнес было: «Время…» — как вдруг засмотрелся на медленно покачивавшихся рыб в аквариуме. Ко мне приблизилась какая-то тень и сказала: «Нас обвиняют в том, что мы презираем западную цивилизацию. А на самом деле все наоборот… Вы слышали об останках христиан, много веков живших в пещерах Каппадокии?» Что же это за рыба говорила со мной, когда я общался с рыбами из аквариума? Пока я поворачивался к ней, она исчезла. Сначала я сказал себе — это всего лишь тень, а потом с содроганием уловил тот самый ужасный запах: «ОПА».

Не успел я сесть, как огромный усатый мужчина, нервно теребя цепочку от брелка, стал спрашивать меня: из какой я семьи, за кого голосовал, какое изобретение мне понравилось, что решу завтра утром? А я думал только о рыбах и хотел было предложить ему выпить со мной еще стаканчик ракы. Голоса, голоса, голоса слышались мне. Я помолчал. А потом оказался рядом с симпатичным торговым агентом «Текеля», — он сказал, что больше никого не боится, даже каймакама, у которого появились проблемы с дохлыми крысами, валявшимися перед витринами «Текеля». Интересно, почему в этой стране ликером торгует только «Текель», государственная монополия? Я вспомнил, чего испугался, и заговорил об этом: если жизнь — путешествие, то я уже полгода в пути и даже кое-что узнал. Если позволите, расскажу. Я прочитал одну книгу, лишился своего мира и, чтобы найти новый, отправился в путь! И что же я нашел? Кажется, ты, Ангел, можешь сказать, что я нашел! Я помолчал, подумал и стал о чем-то говорить, как вдруг, словно очнувшись от сна, вспомнил: Любовь. И начал искать тебя, Ангел, в толпе. Там, среди продавцов холодильников и их жен, рядом с человеком в бабочке и его дочерьми, под осторожными взглядами школьных учителей и тех, кто давно впал в старческий маразм, Джанан танцевала под музыку невидимого приемника с каким-то долговязым нахалом-лицеистом.

Я сел на стул, закурил. Умел бы я танцевать… Как-нибудь так, как танцуют в фильмах жених и невеста. Попил кофе. Часы счастья, должно быть, неслись вперед… Покурить… Танцевавшим захлопали. Выпить кофе… Джанан вернулась к женщинам. Еще чашку кофе…

На обратном пути в отель я взял Джанан под руку — так же, как жители городка и коммерсанты своих жен. Кто этот парень из лицея, откуда он тебя знает? Аист наблюдает за нами во тьме маленьких улиц, с высокой башни… Мы, как настоящие муж и жена, уже было взяли наш ключ за номером девятнадцать у ночного портье, но вдруг лестницу передо мной загородил огромный потный человек весьма решительного вида, уверенный в собственной правоте.

— Уважаемый Кара, — обратился он ко мне, — если у вас есть время…

Я подумал — полиция; наверное, узнали, что мы украли свидетельство о браке у погибших пассажиров.

— Извините за беспокойство, мы могли бы немного поговорить? — Он явно был настроен на мужской разговор. Как изящно удалилась от нас Джанан с ключом от номера девятнадцать, аккуратно — чтобы не наступить на юбку — и грациозно поднимаясь по лестнице!

Человек этот был не из Гудула, но имя я его забыл мгновенно, едва услышав. Так как беседа происходила ночью, назовем его господин Филин — наверное, я придумал это имя из-за канарейки в холле. Канарейка прыгала то вниз, то вверх, то на прутья клетки, а господин Филин говорил:

— Сейчас нас кормят, поят, а завтра попросят проголосовать. Вы думали об этом? Я за вечер поговорил со всеми торговцами, не только с местными, со всеми, кто прибыл из всех уголков страны. Все может произойти уже завтра, прошу вас, подумайте об этом. Вы уже размышляли на эту тему? Вы — самый молодой среди нас… Вы за кого?

— А за кого я должен проголосовать, по-вашему?

— Только не за Доктора Нарина. Поверь мне, брат — видишь, я называю тебя братом, — все это просто авантюра. Разве Ангелы грешат? Можно ли одолеть те силы, что против нас? Теперь невозможно оставаться самими собой. Это понял даже известный журналист Джеляль Салик. И покончил с собой. А статьи вместо него пишет кто-то другой. И везде, куда ни сунься, эти американцы. Да уж, горько осознавать, что мы больше не сможем быть самими собой. Но это-то зрелое решение и спасает нас от бед. Ну и что! Даже если наши дети и внуки не поймут нас… Цивилизации возникают, цивилизации погибают. Верить в нее, когда она возникает? И хвататься за оружие, когда гибнет? Если изменяется весь народ — скольких можно убить? Ангел может быть соучастником преступления? И потом — кто такой Ангел, посмею спросить? Разве дело — собирать старые печи, компасы, детские комиксы и прищепки? А еще, говорят, он ненавидит книги и слово. Мы пытаемся жить осознанно, но в какой-то момент вдруг останавливаемся. Кто может быть самим собой? Кто тот счастливец, с кем шепотом говорят Ангелы? Все это пустые слова, спекуляция, чтобы обмануть тех, кто ничего не понимает. А ситуация-то выйдет из-под контроля. Слышали, говорят, даже приедет Коч, сам Вехби Коч… Власти, государство не допустят этого. Ну а рядом с сушняком горит и зелень… Почему, как ты думаешь, телевизор Доктора Нарина будут завтра демонстрировать отдельно? Он — единственный, кто втягивает нас в авантюру. Говорят, он расскажет историю Колы, а это — безумие. Мы не для того сюда приехали.