Хитмейкер. Последний музыкальный магнат - Томми Моттола

Но в тот момент мной двигало нечто большее, чем любовь. Обращение в иудаизм было способом проломить стену, которую Сэм Кларк воздвиг между нами. Я до конца не понимал причин, по которым он поступил так. Его предки передали ему тысячелетиями оберегаемую идею самосохранения еврейского народа. Когда Сэм использовал эту идею против меня, я считал это предрассудком. И потому, соглашаясь перейти в иудаизм, я словно бросал ему вызов: «Эй, чувак! Поцелуй меня в задницу!»

Конечно, я ничего такого заранее не планировал. Это случилось будто по щелчку пальцами. Если бы Сэм Кларк сейчас был жив и стоял передо мной, то я бы ему прямо сказал, что он был прав. В длительной перспективе это все просто не могло сработать, и я ужасно переживаю из-за всей той боли, которую Лиза в дальнейшем испытала по вине моего тогдашнего легкомыслия. Но просить прощения за это я не стану – не стану уже хотя бы потому, что те мои слова подарили жизнь двоим прекрасным детям, которые так много для меня значат. Так что если бы я снова перенесся в тот миг, то принял бы то же самое решение. Мне только совестно перед Сарой и Майклом из-за той конфликтной атмосферы, в которой они выросли. Единственное, что может меня оправдать, – это те добрые намерения, которые у меня были в момент, когда я произносил эти слова. Мои родители в итоге прожили вместе семьдесят лет, и я надеялся на нечто подобное и для нас с Лизой, когда решился изменить религиозную принадлежность.

– Ты… ты сделаешь это ради меня?! – воскликнула она. Было похоже, будто солнечный луч вдруг пробился сквозь тучи.

Сейчас я понимаю, насколько важным для нее был этот момент. Он оказал огромное влияние на нас обоих. В некотором смысле я тогда стал по-настоящему самостоятельной личностью, а самый верный способ для такой личности почувствовать свою силу состоит в том, чтобы сделать что-то для другого человека.

Инерция этого мига приведет меня к женитьбе, о которой объявят в «Нью-Йорк таймс», и к отвратительному разводу, который будут с удовольствием пережевывать во всех газетах. В дальнейшем это приведет меня к сказочному браку с Мэрайей Кэри – браку, который закончится отнюдь не сказочно. С момента, когда я произнес те слова, мне понадобится три десятка лет, чтобы прийти в себя. Когда я сейчас думаю о том дне, то понимаю, что он был первым шагом на моем долгом пути к Талии.

Казалось, судьба мне благоволила. Через несколько недель я получил редкую и благоприятную возможность поправить свои дела. Один из наших импортеров собирался ввезти в страну партию вина, но у него возникли проблемы санитарного характера. Не помню точно, в чем там было дело, возможно, несколько ящиков были поражены «пробковой болезнью». Штука была в том, что почти вся партия была неповрежденной, но из-за нескольких ящиков наш клиент насторожился и решил не рисковать. Ведь если плохое вино попадет в розничную сеть, то это может повредить репутации компании. Так что мне сделали предложение:

– Слушай, давай я тебе продам всю партию по доллару за ящик? Что хочешь с ним потом, то и делай – хоть вылей, хоть себе оставь.

Я откупорил бутылку и налил себе стаканчик. Мне понравилось. Я тогда, конечно, ни черта не понимал в вине. В девятнадцать лет я даже обычное Gallo считал хорошим вином. Но я сразу сообразил, что вино не испорчено.

Какого черта? Я нанял грузовик, собрал четверку друзей, и мы забрали со склада несколько сотен ящиков. Я начал предлагать это вино своим друзьям и родственникам, давал им попробовать – и оно всем пришлось по вкусу! Конечно, я убеждал всех его покупать.

Также я ходил по винным магазинам, обращался к владельцам и директорам:

– Смотрите, у меня есть партия отличного вина – и совсем недорого! Попробуйте и скажите, как оно вам, – а если вам понравится, то я охотно уступлю вам его… скажем, по двадцатке за ящик?

Добрая половина этих ребят смотрела на меня как на полного психа. Но тут-то мне и пригодились мои уроки актерского мастерства – благодаря им я излучал уверенность в себе и знал, как представить себя незнакомым людям в выгодном свете. Все те ужасные вечера выступлений в ночных клубах тоже мне помогли – когда ты выходишь на сцену, то уж приходится постараться, чтобы понравиться людям. И я знал, как добиться успеха в этом деле. Главное тут – напор. В итоге все эти уроки и клубы превратили меня в отличного торговца.

Большинство потенциальных клиентов сообразили, что товар отличный. В те времена люди подходили к таким вещам просто – если наклевывалась сделка и можно было подзаработать без особого риска и проблем, то никто не заставлял себя упрашивать дважды. Кроме того, если бы я предлагал скверный товар, то никто бы ничего у меня не купил, правда?

Я продал всю партию и заработал примерно 30 тысяч – в те времена на такую сумму можно было купить дом. Но я берег каждый цент этих денег, да и вообще всех, что у меня были, иначе бы я не смог позволить себе достаточно дорогого обручального кольца с бриллиантом для Лизы. Я отлично знал, насколько озабоченными были ее родители в таких вопросах. У них дома только и слышалось: Gucci, Bulgari, Saks… Мое предложение перейти в иудаизм разрушило «горизонтальный» барьер Сэма Кларка. Я посчитал, что достаточно крупный бриллиант поможет мне с социальной пропастью между нами.

В бриллиантах я совершенно не разбирался. Однако я подумал, что раз уж я собираюсь стать иудеем, то мне прямая дорога в «бриллиантовый район» на Сорок седьмой улице. Там бы я смог купить отличное кольцо у хасидов, как и поступают все нормальные еврейские юноши. Я внимательно разглядывал витрины в поисках самого здорового, самого блестящего бриллианта, который только можно было купить на имевшуюся у меня сумму.

Мне приглянулся один камень – в три карата, вытянутый, с огранкой «маркиз». Он был не особенно велик, но казался больше, чем на самом деле. Один из продавцов – бородатый, с пейсами и в черной шляпе – принялся расхваливать мне его качество. Мне было, по правде говоря, наплевать. Я просто покупал большой блестящий камень. Впечатляющий камень.

Я завернул кольцо в конфетную обертку и так явился в дом Кларков. Мы сидели на кухне и пили чай с Лизой и ее матерью, и тут я сказал:

– Загляни-ка в сумку. Я тебе сладостей принес!

Лиза, конечно, развернула обертку и буквально сошла с ума. Ее мама едва не задохнулась от удивления и прикрыла рот ладонью. Если бы вы в тот момент увидели ее лицо, то, не зная всей истории, едва ли смогли бы сказать, счастлива она или переживает из-за чьей-то смерти. Что, неужели итальянский паренек возьмет в жены еврейскую принцессу?!

Лиза немедленно схватила кольцо и сломя голову бросилась в комнату, где ее отец курил перед телевизором. Он встал, взял украшение, внимательно рассмотрел его и вернул дочери. Затем он повернулся и пошел к лестнице, но у самых ступенек повернулся к нам и произнес: