Это всегда был ты - Виктория Дал

О, как же ее терзала и мучила мысль о том, что могло бы быть. Но она заставила себя успокоиться. Теперь у нее все хорошо. Просто прекрасно.

Избегая передней двери и любопытных глаз мистера Уилсона, — Кейт пошла по узкому проулку, рассчитывая на то, что яркая белизна снега немножко рассеет кромешную тьму между домами. Сделав несколько шагов, она вдруг ощутила какую-то смутную тревогу, но решила не обращать на нее внимания. В последнее время она странным образом не испытывала страха перед физической опасностью, ведь Кейт одна проделала весь пуль от самого Цейлона, а это было непросто. Похотливые взгляды матросов быстро разбивались о неприступную стену холода, которой она окружила себя. Мужчины, казалось, чувствовали ее стойкое презрение к ним и оставляли ее в покое. Оно было почти как магия, это бесстрашие. Впрочем, не такая уж надежная, если подвела ее перед лицом Эйдана Йорка.

— Кейт, постой!

Она резко вздрогнула и на секунду провалилась в колодец страха. Это он, ее мерзкий пасынок, явился, чтобы снова признаться в своей постылой любви, угрожать ей своей ужасной ложью. Она попятилась, приготовившись бежать.

— Кейт, это я.

Наконец до нее дошло, кому принадлежит голос. Это Эйдан. Не Джерард. Слава Богу! Холодок пробежал по телу, волосы на голове зашевелились, когда она стала вглядываться в темноту. В конце концов, он шагнул вперед, обнаруживая себя.

— Что ты здесь делаешь? — возмущенно прошипела она.

— У меня есть кое-что для тебя.

Кейт сделала три неглубоких вдоха, потом раздраженно покачала головой:

— Тебе нельзя здесь находиться. Уходи немедленно!

Он нахмурил лоб, озабоченно оглядевшись:

— Что-то не так?

— Боже мой! Да все не так!

Явно обеспокоенный, он шагнул к ней; чтобы взять за руку, но она быстро попятилась и повернулась к двери. Мысли ее лихорадочно кружились, пока она пыталась придумать, как же заставить его уйти и больше не возвращаться, но мозг не в состоянии был предложить никакого решения. Не имея представления что делать, она обнаружила, что входит в дверь и Эйдан идет за ней по пятам. Изо всех сил стискивая полы накидки, словно для защиты, она повернулась и встретилась с его взглядом: в глазах застыло ожидание, красивый рот угрюмо сжат.

Пытаясь не обращать внимания на внезапно повисшее между ними молчание, Кейт занялась, разжиганием лампы. Она не знала, на что надеется — что пол вдруг разверзнется и поглотит его? Маловероятно, чтобы Эйдан вдруг воспылал внезапным желанием уйти после того, как ждал ее в такую погоду. Веки его едва заметно опустились.

— Ох, ну ладно, — смирившись, проворчала она и, сняв с себя накидку, протянула руку за его пальто.

И вместе с мокрой одеждой в награду получила широкую улыбку. Бросив взгляд на плиту, убедилась, что чайник еще исходит паром на теплой поверхности.

— Чай? Для кофе несколько поздновато.

— С удовольствием.

Она не спеша готовила чайный поднос, все это время ощущая на себе его взгляд. Что он видит? Что о ней думает?

Не говоря ни слова, она направилась по лестнице на второй этаж; Эйдан пошел следом с лампой.

— Давай я разожгу огонь.

Он уже стоял на коленях перед маленькой плитой, раздувая пламя. То, что он находится здесь, в ее комнате, совершенно неприлично, но, наверное, поздно запирать конюшню, когда лошадь уже убежала. И все равно его присутствие смущало ее.

— Я думала, ты уехал в Лондон.

Отвернувшись от чайного подноса, она даже не пыталась притвориться, что рада его приходу.

— Я вернулся, чтобы проверить, как идет ремонт моего корабля.

Вот как? У него есть корабль? Но нет, она не будет ничего у него спрашивать. Чопорно присев на краешек стула, Кейти стала разливать чай, а он устроился на стуле напротив. Слава Богу, между ними был широкий стол.

— У меня есть кое-что твое. Я подумал, что привезу это тебе, поскольку все равно мне надо было сюда приехать.

— Уверена, в этом нет необходимости.

Не ответив, он выложил на стол какой-то сверток. Он был маленьким: квадратик аккуратно сложенной голубой ткани, обвязанный серебристой лентой. Боясь того, что может там найти, она нерешительно протянула руку и взяла его, ощущая на себе тяжесть его взгляда, пока развязывала ленту и разворачивала ткань.

— Ох! — воскликнула Кейти при виде карманных часов червонного золота с изысканно выгравированными листочками.

Она с благоговением перевернула часы и провела пальцами по гладкой отполированной крышке, по которой дедушка часто потирал большим пальцем. Вдохнула запах старого металла. В памяти всплыло воспоминание: дедушка сидит в своей библиотеке, устремив взгляд в огонь камина, задумчиво поглаживая часы в поисках какого-то решения. Сотни других воспоминаний нахлынули на нее, все о нем и все хорошие. Он был постоянной величиной в ее жизни. Всегда добрый, сердечный и веселый, по крайней мере с ней. Даже будучи маленькой, она сознавала, что другие робеют перед ним, даже побаиваются, но Кейт его ничуточки не боялась и обожала деда, как и он ее.

Щелчок замочка, и крышка открылась, обнаруживая стрелки, замершие на шести и десяти. Часы показывали это время много лет, еще даже до того, как умер дедушка. Их вид вытащил еще одну картину из пустоты в ее сердце.

Лицо Эйдана, пылающее румянцем после тех восхитительных минут, что они провели в объятиях друг друга. Его глаза, радостно сияющие, когда он с благоговением держал часы на ладони. «Обещание, — сказала она, — залог моей любви, покуда мы не сможем быть вместе». Он тогда обнял ее и осыпал дождем поцелуев. «Я люблю тебя, — шептал он снова и снова. — Я люблю тебя».

Кейт приложила ладонь к горлу, преодолевая спазм, застрявший там.

— Я знаю, как много они для тебя значили. Мне хотелось... — Он пожал плечами. — В общем, — тихо добавил он, — часы теперь вернулись к своему законному владельцу.

С громким щелчком захлопнув крышку часов, Кейт с той же решимостью попыталась пресечь воспоминания об Эйдане.

— Спасибо. Я уже много лет не думала о них.

Из-за сиплости голоса слова вышли приглушенными.

Рука его поднялась, и она настороженно наблюдала, как он медленно потянулся к ее лицу. Большой палец легонько коснулся щеки, подхватив слезинку, которой она даже не почувствовала. Глаза сами собой закрылись, и она беспомощно наслаждалась лаской этого легкого прикосновения. Как много лет прошло с тех пор, как кто-нибудь дотрагивался до нее, не требуя, не наказывая или наставляя? Она росла с нежными материнскими объятиями, любящими руками няни и гувернантки и твердыми, но ласковыми — служанки. А потом появился Эйдан...

Как странно, что человек может прожить почти десять лет без всего этого и даже не сознавать утрату.