Охотник на тигров - Луи Бельмар

Прибытие молодого человека, на которого в доме дона Мариано смотрели, как на будущего члена семьи, и чудесное его спасение были отпразднованы в тот же вечер веселым ужином, обильно орошенным старыми испанскими винами. А на другой день, в честь того же радостного события, перед обедом было устроено веселое катанье по новообразовавшемуся мутно-желтому озеру. Роскошно убранной, раззолоченной баркой под красным шелковым наметом управляли сами сестры де Сильва. Нежные и нарядные девушки, украшенные живыми цветами и сами точно цветы, оказались отличными гребцами. На корме, у руля, для управления баркой, сидел один из служащих гасиенды, а пассажирами были сам дон Мариано и его молодой гость.

Эту барку сопровождала другая, попроще, в которой, кроме обыкновенных гребцов, находился средних лет человек в дорожной одежде полудуховного покроя и оседланный мул. Это был тот самый священник, которого Марианита накануне видела спасающимся от наводнения и который переночевал в гасиенде.

Обе барки шли по направлению к Сиерре. Достигнув ее, вторая барка пристала в удобном месте к горам. Из нее вышел священник, которому тотчас же вывели мула. Взобравшись на спину мула, священник снял шляпу, поклонился тем, которые сидели в первой барке, и стал подниматься на гору. Это был знаменитый Морелос.

Повернув в сторону от гор, первая барка встретилась с лодкой, в которой индеец и негр везли в гасиенду нового гостя, также только чудом спасенного от гибели, дона Корнелио Лантехаса.

И этот исстрадавшийся путник был радушно принят под гостеприимный кров гасиенды Лас-Пальмас.

В этот же день дон Мариано, которому младшая дочь сообщила что-то по секрету, дал возможность старшей дочери и дону Рафаэлю некоторое время побыть наедине.

Склонявшееся к вечеру солнце золотило вершины гранатовых деревьев, ярко-красными цветами которых Гертруда и Марианита любили украшать свои черные волосы и на ветвях которых раскачивались пестрые попугаи; в открытые окна несся из сада смешанный аромат всевозможных цветов.

Гертруда, трепетавшая от счастья видеть своего возлюбленного наедине и в ожидании того, что он скажет ей, делала вид, что углублена в вышивание белого шелкового шарфа. Но сильная дрожь в руках выдавала волнение девушки, и она, отложив работу в сторону, стала молча смотреть в окно. Это была последняя вспышка девичьей гордости, последнее усилие отстоять свою позицию перед тем, как сдать ее. Молчал и дон Рафаэль, не зная, как извлечь на свет то, что он чувствовал в душе и сердце.

— Гертруда, — набравшись, наконец, смелости, начал он, — я только что говорил с вашим отцом… Я сказал ему, что не мог дождаться того момента, когда опять увижу вас, что я пренебрег многими опасностями и что…

Он замолчал, чтобы перевести дух и собраться с мыслями.

— И что же ответил вам мой отец? — спросила трепетавшая девушка, пряча раскрасневшееся лицо за распущенным веером, которым она обмахивалась точно от жары, между тем как в комнате было довольно прохладно.

— Он ответил, — продолжал молодой человек, когда снова обрел дар слова, что лично сочувствует мне, но предоставляет решение вопроса вам. И вот я со страхом и трепетом ожидаю вашего приговора, — заключил он, опускаясь на колени перед девушкой и склоняя голову.

В ожидании ответа молодой человек очень нервничал. Этот человек, который бесстрашно шел навстречу опасности, был так мил для девушки, что она, замерев от блаженства, несколько мгновений безмолствовала. Наконец из-за веера послышался ее тихий, нежный голос:

— Как-то раз — не очень давно — одна девушка молила Пресвятую Деву спасти знакомого ей человека от угрожавшей ему опасности и за исполнение своей горячей мольбы дала обет, что если тот человек будет спасен, она пожертвует Пресвятой Деве самое драгоценное из того, что имеет, — свои волосы… Как вы думаете, дон Рафаэль, не доказывает ли этот обет ее любви к тому человеку? И потом: если тот человек отвечает ей взаимностью, — на что она втайне надеется, — то не повредит ли ей в его глазах исполнение этого обета? Ведь, быть может, именно только из-за ее волос он и обратил на нее внимание, а без них она потеряет в его глазах всякую привлекательность, и он…

— О нет, совсем напротив! — с жаром прервал молодой человек. — Во-первых, прекрасную женщину любят не за одни ее волосы, а во-вторых, после такой жертвы любимая женщина сделается любящему ее человеку еще дороже.

— В таком случае, — продолжала девушка, — отрежьте собственными руками мои волосы.

С этими словами она сняла с головы гранатовые цветы и вынула из волос высокую черепаховую гребенку вместе с золотыми шпильками. Роскошные волосы тотчас же свободными волнами окутали всю фигуру молодой девушки. Взяв затем со стола небольшие золотые ножницы, девушка подала их молодому человеку.

— О Гертруда, Гертруда! — воскликнул он, прижимаясь пылающими губами к ее руке. — Разве я в состоянии буду сделать это да еще такими маленькими ножницами?

— Если вы любите меня, то должны помочь мне исполнить мой обет, — твердо проговорила девушка. — Ножницы я сейчас принесу другие. Эти действительно малы, и вам пришлось бы слишком долго возиться.

Она с живостью сорвалась с места, перекинула всю массу волос на одну руку и бросилась в соседнюю комнату. Через минуту она вернулась с большими стальными ножницами, и жертвоприношение началось.

Глава Х

СТРАШНАЯ ВЕСТЬ

Пока только что описанное происходило в гостиной, Марианита сидела на вышке. Не желая мешать старшей сестре, судьба которой решалась в эту минуту, младшая в то же время пользовалась случаем потихоньку высмотреть сверху, не покажется ли лодка с доном Фернандо, которого с таким нетерпением ожидала девушка.

А в кабинете хозяина шла следующая беседа между доном Мариано и погонщиком мулов, Валерио Трухано, оказавшим в пути такую большую услугу дону Рафаэлю и в свою очередь спасенному последним от гибели.

Погонщику мулов, впоследствии так прославившемуся в войне за освобождение Мексики, было лет сорок, но, благодаря тонким чертам и приятному выражению лица, он казался моложе. Среднего роста, плотный, пропорционально сложенный, он казался здоровым и сильным человеком с уравновешенным характером.

Трухано уже давно был знаком с доном Мариано и всегда имел доступ в его дом. Все любили и уважали этого замечательного человека за его честность, кротость, скромность, истинную религиозность и человеколюбие. Пример последнего он проявил по отношению к тому же дону Рафаэлю, с которым накануне встретился в первый раз, и не мог думать, что тот на другой же день отплатит ему за его услугу. Так относился он и ко всякому, с кем ему приходилось сталкиваться; хорошо обращался он и с животными. Ни у кого так спокойно и сытно не жилось мулам, как у Валерио Трухано.