От самого темного сердца - Виктория Селман
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она часто была с ним неприветлива и несправедлива. Хотя и он бывал не в настроении, если вспомнить. У него в последнюю минуту менялись планы, или он вообще не приходил… И даже когда мы проводили время вместе, мыслями был где-то далеко.
– Опять витаешь в облаках? – говорила в таких случаях мама.
– Ты что-то сказала?
Меня это смешило, даже если ответ не задумывался как шутка. Секунду Мэтти сидел с удивленным лицом, затем тоже хохотал, словно до него только дошло.
На Рождество мне подарили дневник, и я фантазировала, что стану, как Адриан Моул из книжек Сью Таунсенд[16]. Пять дней подряд я фанатично записывала все свои рассуждения.
«Да, с мамой бывает сложно, но нельзя из-за этого отворачиваться от своей семьи. Нельзя не звонить. Нельзя, чтобы они не могли позвонить тебе».
И вот из автоответчика доносится «я вернулся»…
В миг все изменилось. Все станет, как прежде, все будет хорошо.
Разочарование – гадкое дитя надежды. Возможно, если б я не настроилась на перемены к лучшему, не было бы так больно, когда все пошло под откос.
Однако тогда, у телефона, мы обе верили в лучшее. Улыбались до ушей, словно Мэтти уже пришел.
– Давай устроим ему сюрприз, – предложила мама. Щеки у нее разрумянились, лицо сияло.
За все это время мы ни разу не были у Мэтти в гостях. Всегда или он приходил к нам, или мы вместе шли куда-нибудь гулять. Оказалось, что он жил совсем рядом в двухэтажном многоквартирном доме на Хэмпстед-роуд-лок.
Мама долго держала палец на кнопке звонка, подергала ручку.
– Дай ему шанс, – попросила я.
Я прекрасно знала, как она умеет разозлить. В любом случае нельзя было его снова потерять.
В глазке на секунду промелькнула тень, послышался звук открывающегося замка, лязг дверной цепочки.
Он стоял на пороге одетый, как с картинки. Из треугольного выреза светло-голубого свитера выглядывала строгая белая рубашка, на коричневых брюках – идеально отутюженные стрелки.
– Мои любимые девочки! Какой приятный сюрприз!
Он обернулся, не убирая руки с дверного косяка. Не давал зайти.
Мама тоже заглянула через его плечо вглубь квартиры.
– Ты нас не пригласишь?
– Тут такой бардак, – весело предупредил он. Как же я скучала по его смеху, по морщинкам вокруг глаз. – Если вас не смущает, прошу!
Он шагнул в сторону и сделал рукой гостеприимный жест:
– Добро пожаловать в дом Мелгрена.
Мама наморщила нос:
– Чем тут пахнет?
– Трубы засорились, а сантехника не дозовешься.
– Поговори с Десом. Он поможет.
Мэтти подмигнул мне и скорчил страшное лицо. Между собой мы называли соседа Зомби-Дес. Мама это не одобряла: «Он не виноват, что не очень-то общительный».
Я захихикала, взяла Мэтти за руку, как недавно держала в парке маму. У него была рука побольше, и моя ладошка целиком тонула в его.
– Рада, что ты вернулся, – призналась я.
– Я тоже, тыковка.
Он притянул меня к себе и поцеловал в макушку. Все мои тревоги из-за его бесследного исчезновения и злость потери развеялись. Наш Мэтти, куда мы без него…
Мама не была готова так легко все забыть.
– Рада меня видеть? – прошептал он ей на ухо, как провинившийся ребенок. – Ты меня еще любишь?
Она отстранилась:
– Шесть недель. В Ирландии нет телефонов?
– Этой зимой – нет.
Она вскинула бровь и посмотрела на него с явным недоверием.
– Сильнейшие снегопады. На почте сказали, что такого не бывало сто лет. Не успел я приехать, как у них оборвало все провода. Меня мучило, что вы переживаете. Вы, наверное, решили, что я про вас забыл. А когда я не позвонил на Рождество… – Мэтти покачал головой. – Прости, Эми.
Она пожала плечами:
– Я догадалась, что все из-за погоды.
– Умница, я и не сомневался.
Даже если он осознал, что противоречит сам себе, то не подал виду.
Я посмотрела по сторонам:
– А ты не преувеличивал. Ну и помойка!
Мама залилась краской:
– Софи!
– Что? Ты сама сказала, здесь плохо пахнет.
Мэтти хмыкнул:
– Устами младенца… Квартира – кошмар. Как место преступления.
Я снова заметила, как он всегда встает на мою сторону, даже когда ему это не выгодно. Тогда это казалось мне знаком любви, и только потом, когда я избавилась от детской доверчивости, до меня дошло, что дело было в другом.
Он не врал о беспорядке – в квартире как будто и вправду произошло что-то плохое. На диване свалена мятая одежда. Рядом валяются пустые бутылки из-под шампанского.
Я подняла поводок на толстой серебряной цепи с кожаной ручкой:
– Ты завел собаку?
Он аккуратно забрал у меня поводок и посмотрел на маму.
– Откуда это?
Я разволновалась, в животе словно лопались пузырьки лимонада. Я пританцовывала от счастья, улыбалась во весь рот:
– Ой, Мэтти! Это нам? Ты купил нам щенка? На Рождество?
Глазами искала, где спрятался черный влажный нос, прицокивала, подзывала. Мэтти, посмеиваясь, отрицательно покачал головой:
– Прости, тыковка. Это поводок от собаки моей мамы; раньше она держала собаку, бигля. Тот еще пройдоха: отвернешься от тарелки, а он уже съел твой обед. Маму это очень веселило, а мне было не до смеха.
Мэтти, как мы знали, был жаден до еды. Разрешить мне украсть хотя бы одну палочку картошки фри было невиданной щедростью с его стороны.
– Чем вас угостить, леди? У меня тут апельсиновый лимонад, кола…
Мама не дала ему договорить:
– И давно ты начал курить? – Она подняла и показала ему полупустую пачку «Мальборо».
Он повел плечами и покрутил головой:
– Сигареты – отличный повод завести разговор. Помогает расслабить собеседника.
– Твоих пациентов? – уточнила я.
Он ответил улыбкой:
– А кого еще?
Мама стояла в замешательстве, как будто решала в уме сложное уравнение. Мэтти приступил к уборке. Я воспользовалась возможностью осмотреть комнату.
– Вот круто!
На стуле висел бинокль. Я приставила его к глазам. Картинка была размытой; бинокль был настроен так, чтобы рассматривать что-то вблизи, а не вдалеке.
Мэтти ухватил меня за нос, взял бинокль и убрал в выдвижной ящик.
– Давай тоже купим, мам? Я буду как Шпионка Гарриет[17].
Я как раз читала книжку о ее приключениях.
– Мам?
Она что-то взвешивала на руке. У нее было странное выражение лица, и я ощутила, как у меня забился пульс. В воздухе повисло напряжение.
– Что такое, Эми?
Слова Мэтти прозвучали непринужденно, но чувствовалось, что за ними кроется беспокойство. Так говорят дети, когда понимают, что наказание неизбежно.
Мама медленно, как фокусник, разжала ладонь и продемонстрировала маленькую круглую золотую сережку. Посмотрела на пустые бутылки, смятую
