Секретная сотрудница - Фридрих Незнанский

Телефонный разговор с Литвиновым оказался коротким.

«Обломилось, значит… Ну-ну, я тебя предупреждал. Теперь уже поздно».

«И что ж теперь?» — помертвевшими губами произнес Вадим Николаевич.

«Платить надо, старик. Как договаривались».

«Слушай, а нельзя ли договориться об отсрочке? Я найду эти деньги. Умоляю — дай мне последний шанс!»

«У тебя нет шансов, — холодно отрезал Пашка. — Впрочем, один вариант есть. Так и быть, приезжай завтра в офис. Там и поговорим».

А потом это «завтра» настало…

Фрунзенская набережная

Утро

Турецкого разбудил какой-то резкий звук. Тяжело оторвав голову от подушки, он спросонья огляделся, поднес к глазам лежавшие в изголовье постели наручные часы и не сразу сообразил, что едва не проспал. Самочувствие было, мягко выражаясь, паршивое. И виною тому была не столько выпитая им вчера пустяковая бутылка водки, сколько напряжение и неудачи последних дней. А ведь у него сегодня, между прочим, был день рождения…

Звук повторился — нетерпеливый и настойчивый. Машинально сняв телефонную трубку, Турецкий глухо произнес: «Слушаю». Но ответом ему была мертвая тишина. Очевидно, ложась спать, он просто вырубил телефон.

Наконец ему стало окончательно ясно, что звонят в дверь. И похоже, звонивший не собирался уходить.

Неохотно выбравшись из постели, Турецкий поспешно натянул тренировочный костюм и направился в прихожую. Даже не глянув в дверной глазок, открыл дверь и остолбенел. На пороге стоял респектабельный немолодой мужчина. Одетый с иголочки, как умеют одеваться лишь настоящие иностранцы, незнакомец держал в одной руке бутылку виски, в другой — роскошный букет цветов и при этом ослепительно улыбался.

— Сашка! — неожиданно воскликнул он. — Турецкий! Ты что, елки-палки, неужто не узнаешь?!

Недоверчиво глядя на гостя, Александр Борисович поначалу действительно его не узнал. А затем поймал себя на мысли, что это, наверное, ему снится.

— Борька… Немировский?! — ошеломленно произнес он. — Не может быть… Да откуда ты взялся?!

— Как откуда, из Нью-Йорка! Ты что, забыл?! Ах, ты!..

Старые друзья радостно обнялись. И по старинке изрядно намяли друг другу бока.

Это было невероятно. Если бы накануне Турецкому сказали, что наутро его ждет такой сюрприз, он бы наверняка не поверил. Ведь Немировский отвалил в Штаты вскоре после окончания юрфака. И с тех пор, кроме нескольких коротких писем, они почти ничего не знали друг о друге.

— Сашка!

— Борька!

Радость была такой, что оба долго не могли прийти в себя. Затем, наконец, вошли в квартиру и засыпали друг друга вопросами.

Оказалось, Немировский давно продал свое фотоателье на Брайтон-бич и занимается бизнесом. Успел сколотить приличный капитал. Обзавелся собственным домом в пригороде Нью-Йорка, несколькими машинами и небольшой яхтой. Словом, явно добился успеха в осуществлении пресловутой американской мечты. Иначе, впрочем, и быть не могло — недаром ведь отец у него был настоящий одесский еврей.

В Москву он прилетел накануне по делам своей фирмы, решив, что пора расширять бизнес с российскими партнерами. И наутро первым делом отправился навестить старого друга.

— Ведь ты сегодня именинник, Сашка! Я помню — все помню! Сколько же тебе стукнуло? Неужели сорок?!

— Тридцать девять, — уточнил Александр Борисович.

— Так чего мы ждем? Давай скорее посуду!

Вскоре друзья уже сидели на кухне. Открыв яркую бутылку знаменитого виски «Джим Бим», Немировский аккуратно наполнил изящные рюмки и на американский манер громко и торжественно затянул:

— Happy birthday to you! Happy birthday to you!.. Ну, за тебя, Сашка!..

Судя по тому, как он залихватски махнул стопку, в душе Борька так и не поменял гражданства.

— Идиот! — с досадой хлопнув себя по лбу, спохватился он. — Я же твой подарок в отеле забыл! Представляешь? Вот задница!

— Чепуха, — улыбнулся Александр Борисович. — Главное, сам приехал…

— Слушай, а где твоя жена? Для кого я цветы принес?! И сын? Ведь у тебя, кажется, есть сын?

— Дочь. Нина… Они в Риге, у тетки отдыхают.

— Ну хоть фотографию покажи — я же их никогда не видел!

Турецкий смущенно принес небольшой семейный фотоальбом. Заочно познакомившись с семейством друга, заокеанский гость раскрыл толстый кожаный бумажник, в котором оказались сложенные гармошкой яркие цветные фотографии в прозрачных пакетиках.

— А это мои, — с гордостью пояснил он. Как и большинство американцев, Немировский, разумеется, был образцовым семьянином.

— Ну, рассказывай, сыщик, как живешь? — пропустив еще по одной за здоровье семей, накинулся он на Турецкого. И начал с интересом осматривать скромное жилище российского следователя по особо важным делам, который живет на зарплату и не берет взяток. Принципиально. — Это твоя квартира?.. А сколько ты за нее платишь?.. А получаешь сколько?.. А машина у тебя есть?..

Откровенность друга его явно ошеломила.

— Не может быть, Сашка! У вас же демократия! Реформы!

Александр Борисович скептически усмехнулся.

— Реформы — это для «новых русских». А я, брат, как был «старым», так и остался…

— Сашка, но ведь так жить нельзя! Ты же знаменитый сыщик! О тебе даже в наших газетах писали. Насчет какого-то дела в Германии…

— Ничего, Боря, мы привыкли, — отрезал Турецкий. И тотчас поспешил перевести разговор на другую тему: — Ты надолго к нам?

Снова заговорили о делах Немировского, его ближайших планах и перспективах. Затем, посредине разговора, тот внезапно бросил взгляд на свои золотые часы и заторопился уезжать. В том, что касалось интересов бизнеса, он успел стать настоящим американцем.

— Вот тебе мой телефон в отеле. А это телефоны офисов, где я буду бывать. Позвони мне вечером. Думаю, к вечеру я как раз освобожусь. Закатимся в какой-нибудь кабак со стриптизом. Мне говорили, у вас тут открылись неплохие кабаки! Посидим. Выпьем. Поговорим по душам… Представляешь — я ведь уже сто лет ни с кем вот так задушевно не сиживал!

— Не знаю, Борис. Дел у меня выше крыши.

— Каких дел? Снова очередное преступление всероссийского масштаба?! У тебя же сегодня день рождения! Жена за границей. Так чего, спрашивается, время терять? В общем так: развязывайся поскорее со своими делами и вечером идем в кабак. И пожалуйста, никаких возражений! Вспомни, сколько мы с тобой не виделись? Ну, я побежал. Good luck! Как у нас говорят…

Когда за Немировским захлопнулась дверь, Турецкий задумчиво вернулся на кухню. Налил из подаренной другом бутылки еще немного виски и залпом выпил. После стольких лет неизвестности старый друг свалился буквально как снег на голову и порядком его ошеломил. «К чему бы это? — подумал Александр Борисович. — Может быть, еще одна непредвиденная случайность?»

И начал поспешно собираться на службу.

— Сюда проходите, женщина…

Ни жива ни мертва от пробиравшего ее насквозь могильного холода, Людмила Евгеньевна покорно зашагала вслед за молодой женщиной в больничном халате. На первый взгляд все здесь тоже было, как в больнице. С той лишь разницей, что больных здесь не было. Потому что это был морг.

Обратиться сюда Людмиле Евгеньевне посоветовал тот самый главный милицейский начальник, к которому она все-таки попала (хотя и не сразу) и которому высказала все, что могла и хотела сказать. Это был единственный человек в форме, проявивший к ней живое человеческое участие. Внимательно ее выслушав, он тотчас вызвал к себе в кабинет нескольких оперуполномоченных и властно распорядился начать поиски Сережи. А напоследок, предупредив, что это будет нелегко, посоветовал самой обратиться в крупный столичный морг, где была специальная компьютерная база данных на всех безымянных мертвецов, поступивших за последнее время.

Теперь Людмила Евгеньевна не сомневалась, что, если ее сын жив, его непременно отыщут. Если же нет — она узнает об этом сама. Господи, дай ей силы…

Проводив ее в специальную комнату, работница морга усадила Людмилу Евгеньевну за компьютер и показала клавишу, на которую нужно было нажимать. Опознание началось.

На голубом экране, сменяя друг друга, проходили разные детские лица, с каким-то отрешенно безжизненным выражением (все они были восстановлены компьютером по фотографиям погибших), но лица ее сына среди них не было. До последней секунды ожидая его увидеть, Людмила Евгеньевна чувствовала, что сердце ее сейчас разорвется от волнения. Лишь когда фотографии кончились — и она постепенно осознала это, — в груди у нее снова потеплело, а в сердце вспыхнула надежда. Значит, Сережа жив! И его обязательно найдут! Обязательно! Так по крайней мере обещал ей тот главный милицейский начальник. Кажется, его звали Вячеслав Иванович…

Покидая это страшное место, Людмила Евгеньевна уже всецело поверила в то, во что так хотело верить ее материнское сердце, измученное тревогой и неизвестностью. Ибо прежде всего она была матерью. И единственное, что у нее оставалось, — это способность верить. Вопреки всему — слепо верить в чудо. Верить до конца…