Жестокая болезнь (ЛП) - Вольф Триша

— Что ты нашла, Ленора?

— Я не искала специально, — говорит она, пытаясь убедить меня. — Он не достает свой планшет, зная, что у меня нет причин смотреть. Я делала, как ты говорила. Не подавала виду, что подозреваю его. Но у меня телефон разрядился, и я схватила планшет, а там было видео…

Я киваю несколько раз, мысленно подгоняя ее.

— Не нужно извиняться за то, что ты рылась в вещах своего мужа. Это и твои вещи тоже.

Я никогда не понимала важность доверия в отношениях. Будто ясное правило, высеченное на камне. Думаю, это придумали мужики, как только женщинам разрешили работать. Так они пытались показать, что мы до сих пор невежественны. Потому что до этого правила на планете не было женщины, в личную жизнь которой не вторгался бы каждый мужчина.

Вся эта тема личной жизни является одной из причин, по которой я не вступаю в отношения. Я не заинтересована в том, чтобы «делиться» своей жизнью. Я довольна собой и чувствую себя комфортно.

— Просто расскажи, что ты нашла, — уговариваю я ее, затем смягчаю свой голос. — Все в порядке.

— Кажется… это порно. Какие-то любительские, необработанные кадры… — она замолкает, и я подозреваю, к чему это ведет. — О, боже мой. Это было так жестоко. Пытки. Насилие. Эта женщина… она произносила его имя, умоляя остановиться.

Я различаю каждое слово сквозь ее сдавленные рыдания. Она в ужасе, узнав о сверх-отталкивающих занятиях своего мужа, как я и предполагала.

— Ленора. Дыши.

Ненавижу это. Я не хотела, чтобы она узнала, но не потому, что это расстроило бы ее. Просто не хочу безуспешно пытаться утешить эту женщину. Лишь хочу наказать гребаного сукина сына и получить остаток своей оплаты. Перейти к следующей работе.

Алекс. Он — причина, по которой я здесь. Меня охватывает внезапный приступ разочарования, и моя челюсть сжимается. Его участие затянуло эту работу дольше, чем необходимо. Возможно, несколько ударов по голове ему не помешает.

Сдавленный всхлип Леноры прерывает мои мысли.

— За кого я вышла замуж? — спрашивает она. — Кто он, черт возьми, такой? Долбаный психопат?

Я стараюсь не чувствовать себя оскорбленной. Это распространенное заблуждение, насчет психопатов.

— Он лжец, — говорю я ей. — И извращенец. Он манипулировал тобой, Ленора. Но скоро ты отомстишь. Обещаю.

Ее голос прерывается на сбивчивом ответе, и я вешаю трубку, прежде чем от меня потребуются еще какое-то сострадание. Не то чтобы я не сочувствую ей — на каком-то поверхностном уровне я понимаю ее.

Но чем дольше пытаюсь утешить ее, тем более нудными и избыточными становятся мои ответы, и это не помогает. Ни ей, ни мне. Уверена, у нее есть друзья или семья, которые лучше подходят для этой роли.

Мне нужно принять меры. Чтобы все произошло. Вот так я могу помочь ей.

После почти пятнадцатиминутного ожидания мое терпение лопается. Я оглядываю парковку склада. Все слишком тихо. Сдерживая слово, данное Леноре, я решаю кое-что предпринять. Не скоро, как обещала.

А прямо сейчас.

Сунув телефон в карман, я бегу трусцой через парковку, убеждаясь, что меня никто не заметил. К этому времени Алекс уже должен достичь своей цели. У него было достаточно времени, чтобы либо убедить Эриксона, либо его изрубили в фарш и засунули в морозильную камеру.

На что у нас нет времени, так это на то, чтобы Эриксон допросил Алекса — и выяснил, что тот самозванец.

Огибая угол здания, я осматриваю ржавый гофрированный металл в поисках спринклерной системы пожаротушения. Время близится к полуночи, и я использую свой телефон в качестве фонарика. На старых складах, подобных этому, система трубопроводов на виду, сантехника не обновленная. Прохожу по периметру и нахожу открытую трубу, идущую вдоль желоба.

Конечно, она высоко. Выкрикивая все ругательства из своего словарного запаса, я подтаскиваю выброшенные поддоны к углу здания и складываю их друг на друга, пытаюсь дотянуться, чтобы ухватиться за трубу.

Сильно дергаю. Она не поддается. Со стоном подтягиваюсь всем телом, а затем дергаю еще. Делаю так несколько раз, проклиная все на свете. Я не готовилась сегодня к акробатическим трюкам, но это работает, и ржавая труба, наконец, поддается.

Вода вырывается из трещины, забрызгивая стену здания.

Я спрыгиваю, вытираю пот и частицы ржавчины со лба. Никто внутри не узнает, что прорвало линию пожаротушения, но я не обязана предупреждать их.

Даже при такой старой, устаревшей системе, как эта, пожарная служба будет уведомлена.

Я возвращаюсь на свой пост через дорогу и жду. Через пять минут прибывают пожарные машины. Две из них сигналят и перекрывают вход на склад. Когда люди начинают выходить из здания, я ищу Алекса глазами. Наблюдаю, как он выходит — живой и, как будто, невредимый — убеждаюсь, что он один, прежде чем отправить ему сообщение.

На другой стороне улицы.

Он достает свой телефон из заднего кармана и затем поднимает глаза, ищет меня. Когда наши взгляды пересекаются, я направляюсь к нему… но потом замечаю: что-то не так.

Он бросается ко мне с выражением жестокого убийства на лице.

— О, проклятье.

ГЛАВА 11

ХИМИЯ

АЛЕКС

Если в Блейкли и есть толика когнитивной эмпатии, то сейчас она плохо использует эту способность. В ее глазах абсолютно никакого сострадания, выражение лица скорее снисходительное, чем сочувственное. Я не был готов к такой реакции с ее стороны.

Моя гипотеза оказалась не просто верной, а пугающе точной. Я стал жертвенным агнцем, которого она буквально толкнула на алтарь.

Думал, она изобразит некое подобие раскаяния, которое я мог бы использовать, чтобы перейти к следующему этапу. Каждый раз, когда я думаю, что знаю, с чем имею дело, будто я уже готов, она удивляет меня.

Сюрпризы не к добру. Не в этом деле.

Поэтому я прибегаю к самой простой эмоции, которой можно манипулировать: гневу.

Когда мы сталкиваемся с ситуацией, которая находится вне нашего контроля, главная эмоция без диапазона, такая как гнев, маскирует любую неуверенность. Я уверен, что Блейкли и сама прекрасно осведомлена об этой уловке.

— Из-за тебя меня могли убить, — говорю я, подходя к ней с гримасой на лице. — Я чуть не умер.

— Шагай.

Ее ответ снова застает меня врасплох. Несмотря на мое сопротивление, я продолжаю двигаться, следуя за ней, пока она ныряет между зданиями.

— Остановись, — я замираю посреди переулка. — Что ты там натворила… — стискиваю зубы и смотрю вниз, на замасленный тротуар, вызывая гнев, который мне нужен в этот момент. Свет от фонарных столбов отражается в грязи, переливаясь радужными красками в моторном масле.

Блейкли выжидающе смотрит на меня. Честно говоря, я обучен бразильскому джиу-джитсу. В каком-то смысле могу постоять за себя. Да, я был не готов к грубой атаке, но мог бы защититься, вместо того чтобы позволить этому парню использовать мое лицо в качестве разделочной доски.

Однако Блейкли пока не нужно знать об этой детали.

Моей единственной альтернативой было уменьшить ущерб настолько, насколько можно. Я получил два прямых удара в лицо и хук в живот, прежде чем сжался в комок и стал ждать вмешательства охраны.

Любой другой «мужчина» счел бы мои действия слабыми, жалкими. Однако у меня на уме более важная цель, чем доказать свою ценность. Мое эго — небольшая цена, которую приходится платить за высшее благо.

По жару, пульсирующему на правой скуле, я понимаю, что образуется синяк. Кроме того, взгляд Блейкли прямо сейчас оценивает это место.

— У тебя щека распухла, — говорит она невозмутимым тоном.

Я поднимаю брови в притворном изумлении.

— Да, как будто я ввязался в драку или что-то в этом роде.

Она игнорирует мое саркастическое презрение.

— Что это за вонь? — Блейкли морщит нос и наклоняется ближе ко мне, затем быстро отступает.

— Запах сырого мяса травоядного животного, используемого в качестве средства, снижающего воспаление, — заметив ее нетерпеливый взгляд, добавляю: — Эриксон подумал, что будет забавно приложить мне кусок стейка на разбитое лицо, — я дотрагиваюсь до глаза и морщусь.