Казя теперь труп - Ая эН

После очередного сна ее ждало только одно обновление, но какое! Слева от очага появилась лестница наверх, а вела она… В деревеньку под Пущинским кладбищем! Точнее – в подсобное помещение того самого заброшенного и зарастающего тьма-кустами домика, в котором никто давно не жил и который был готов раззыбиться. Входная дверь домика поросла ветками-паутинками, но поддалась. Можно было выйти, ура! Первым инстинктивным желанием Кази было немедленно выбраться наружу и побежать к своим – к Лексу, маньяку Мане, тете Тане – ко всем сразу. Но что-то ее остановило.

– Нет, – пробормотала Казя. – Я попробую оживить этот дом. Я пока не знаю как, но… Это будет правильно. В любом случае это мое решение – и точка!

Глава 9

Тете Тане надо в больницу

Одиннадцатого ноября в южной части Московской области местами выпал первый снег. Пущинскому городскому кладбищу тоже досталось белое обновление. Здорож Фёдр всегда отмечал этот день тройным обходом подведомственной ему территории. Никакой необходимости в этой процедуре не было, предписаний сверху – тем более. И Фёдор Иванович даже примерно не мог бы припомнить корни своего ритуала. Однако ни разу его не нарушал.

Первый обход он совершал по периметру, по дорожкам, по часовой стрелке. Обновлял путь, так сказать. Следил – то есть оставлял следы. Разумеется, мертвяки не могут оставлять на снегу, да и на чем бы то ни было полноценных следов, которые были бы видны живым людям, но если не отводить глаз, метафизический след за Фёдром можно было увидеть четкий: он огибал кладбище уверенной цепочкой.

Замкнув первый круг и потоптавшись с минуту, надежно соединяя начало и конец траектории, Фёдр выкурил сигарету и принялся за вторую часть ритуала, зигзагообразную. На нее всегда уходило втрое, а то и вчетверо больше времени, поскольку пройти следовало по всем имеющимся тропинкам, а их было предостаточно, и с каждым годом становилось все больше. В безветренные дни это приносило удовольствие, но сегодня массы воздуха решили изобразить первое зимнее танго, скидывая капюшон сдубленного бомбера с головы здорожа. Фёдр беззлобно возвращал капюшон на место и следовал далее, не сворачивая с маршрута и не срезая углы. Наконец, со второй частью ритуала было покончено.

Потеплело, начался крупный дождь. Жалкое подобие островков снега теперь можно было найти лишь под укрытиями: вон полоса под скамьей, прикрученной к бетонной стенке так, что под сиденьем сухо, лишь горсть снежинок намело, пока не стаяли; а вот листы рубероида, в некоторых грубых складках также все еще белеет. Ритуал предполагал завершение независимо от скорости таяния снега. Так что Фёдр перекусил бутербродом, забытым рабочими на ящике у одной из свежих могил, и потопал против часовой стрелки строго вдоль купола. Шел, скользя ладонью по гладкой невидимой стене. Напролом шел, сквозь сетки и ограды, сквозь кусты, а в двух местах даже сквозь стволы деревьев. Такому любой мертвяк может обучиться, да мало кто озадачивается. Разве что древние призраки-потеряшки, которых называют в миру неупокоенными душами, свободно летают сквозь каменные стены старинных замков. Но что о них говорить?

Фёдр почти оканчивал последний, третий круг, когда наткнулся на непривычное. В одном месте стена купола была не так гладка, как в прочих. Шероховатость, впрочем, едва ощущалась, так что Фёдр не стал задерживаться, чтобы не нарушать привычный ход дела. Решил вернуться сюда в другой раз и проверить толком.

Здорож завершил ритуал и остановился у центрального входа, чтобы еще раз перекурить. Это тоже как бы входило в ритуал, хотя было не обязательно. Вот любопытный момент. Мертвяк Фёдр курил сдубленную сигарету. Оба – и субъект, и объект – были метаматериальны. Сквозь них спокойно могли бы пройти люди, пролететь птицы и так далее. Отчего же дождь мочил Фёдра, норовя потушить его сигаретку? Как ветер ухитрялся срывать с него капюшон? Возможно, ответить на эти вопросы смогли бы преподаватели метафизического факультета.

Наконец, чувствуя облегчение в душе и приятность в стопах, Фёдор Иванович потопал к себе. По пути он передумал и решил заглянуть к Игнату Матвеичу, узнать, как продвигаются дела с электродвигателем. Склеп Иваныч выболтал, что недавно Игнат о чем-то долго разговаривал с Лексом. Лекс теперь учится, мог узнать чего в универе, подсказать… Допустить появление нового девайса во вверенной ему части потустороннего мира Фёдр никак не мог, и помешать этому было одной из задач здорожа. На сдубливания Небесная Канцелярия не обращала никакого внимания, пересечение мертвых с живыми не приветствовала, но спускала на тормозах, а вот технический прогресс был запрещен категорически. До недавних пор все обходилось, ибо как Игнат ни старался, у него ничегошеньки не получалось, и донесения от Фёдра наверх содержали краткое: «Попыток не оставляет, прогресс нулевой» или «К вечному двигателю охладел, собирается строить водяное колесо». Одним словом, ничего, заслуживающего внимания.

Игната дома не оказалось. Фёдр повертел в руках модель самоходной тележки, просмотрел чертежи двигателей, обновлений не обнаружил и вышел. Домой идти не хотелось, и Фёдр решил проведать Склепа. Пропустить с ним по маленькой или сыграть в домино. Склеп любил «забить козла», и хотя Фёдр эту страсть не разделял, порой составлял ему компанию.

Склепа также не было на месте. Фёдр слегка удивился, однако решил, что парочка старых друзей отправилась наверх, дублить или подсматривать в мобилки. Фёдр вышел из склепа Склепа и уже окончательно направился к себе, однако почти сразу застыл на месте, увидев нечто совершенно невероятное: почти развоплотившийся дом со скамейками, тот самый, с тремя полукруглыми крышами, почти поглощенный кустами и уже ставший местами прозрачным, ожил!

Ожил, ребята!

Окна первого этажа приветливо светились, дверь кто-то оставил распахнутой настежь, и к ней можно было пройти сквозь слегка расступившиеся кусты.

– Обалдеть! – пробормотал Фёдр. – Чтоб ходильник вернулся столько лет спустя?! Обалдеть! Приятная новость.

Фёдр направился по тропинке к дому, припоминая, как зовут хозяйку дома.

За дверью его ждал еще больший сюрприз.

– Казя?!

Казя, Казя, Кассимира Пална Володарь, живая и невреди… То есть тьфу, мертвая и веселая.

– Вернулась?

– Вернулась!

– И из куба своего выбралась?

– Ага!

– Ты ж наша умничка! – Фёдр расчувствовался, полез обниматься, словно родную внучку обрел.

Казя светилась от счастья. Игнат со Склепом и Маней тоже улыбались, у Мани так вообще рот до ушей нарисовался. Эти трое восседали за круглым столом, покрытым клетчатой скатертью, красной с черным. А на ней стояли большущие чашки кофе, источающие столь дурманящий, насыщенный аромат, словно их сдублили секунду назад