Бездомный в другом мире (СИ) - Шамин Игорь

Тюрьма представляла угрозу не ограничением свободы, а навязанным расширением сознания. Мне понадобилось много часов, чтобы через безумие и лихорадку докопаться до истины. Мысль заключалась в следующем. Отняв свободу и не дав ничего взамен, преступников обрекают на бесконечное самокопание, которое заканчивалось потерей рассудка. Но безумие наступает настолько неспешно, что ты этого не замечаешь. Просто однажды возникают странные мысли, которые тебе отнюдь не свойственны.

Так, уткнувшись в угол, я представлял, что камни на стенах — игра, вроде тетриса, где, зрительно сложив ряд одинаковых прямоугольников удастся открыть желанный проход к свободе. Как ни вглядывался, напрягая зрение, отчего перед глазами плыли круги, как ни силился зрительно сцепить, расположенные в разных концах камеры камни, я неизменно терпел неудачу. Жар только усиливался.

Я честно пытался опустошить сознание, сделав его кристально чистым. Но не получалось. В голову лезли разные мысли, мое внимание скакало от одного объекта к другому: падающим каплям, жесткостью пола, запаха матраса.

Провалившись в сон, я видел себя в камере и совсем терялся во времени и пространстве, потому что не мог понять, сплю я или бодрствую. Все смешалось,не отпуская ни на секунду.

* * *

Вскрикнув, я проснулся. Холодный пот стекал с разгоряченного лба. Горло раздирало кашлем. Стало трудно дышать.

— Задержи дыхание, а потом выдохни, — посоветовал старик.

Мне не сразу удалось остановить першение в горле. Оно так глубоко засело, что при каждом вздохе напоминало о себе. Сплюнув мокроту, я слабо выругался.

— Вы меня заразили! — бросил ему.

Старик сухо рассмеялся. Послышались шаги. Так ходят по кругу, разминая затекшие конечности.

— Большого старания не нужно, чтобы заболеть в сырой темнице. Ничего, привыкнешь. Заключенные ко всему привыкают.

Привыкать совсем не хотелось. Я громко позвал стражу и тотчас почувствовал боль в горле. Никто не отозвался.

— Даже не пытайся, они не придут. Береги силы, — уверил меня старик.

— А если я тут вообще умру? Должны же о нас позаботиться!

— Если так, то узнают об этом нескоро. Да и смерть не худшее, что может с тобой случиться. Тем более в тюрьме, — ответил он после раздумий.

— Вы о чем вообще? — спросил я, поворачиваясь к стене, имитируя зрительный контакт.

— О войне. Говорят, раньше просто казнили, что было верхом щедрости. Однако, чем дольше шла война, тем чаще заключенных отправляли сражаться. За свободу, — речь старика изредка прерывалась кашлем, но после нескольких вздохов, он продолжал, — впрочем, свободы они не видели. Просто не доживали. Так и помирали, иногда целыми отрядами. На их место тотчас заступали другие. И так без конца. Случалось, воины рыдали как малые дети, прося монстров их пощадить. Да разве твари слушали? Мы им что корм рыбам.

По озябшей коже пробежали мурашки. Что ни говори, а здесь всяко безопаснее, чем за городскими стенами. Под защитой стражи мне точно не следовало беспокоиться о тварях. Проблемы были другого характера. Тут я скорее помру с голоду, чем стану чьим-то ужином.

— А почему они нападают? — спросил я.

Надо использовать любую возможность для добычи информации. Даже в такой ситуации как нынешняя. Особенно в такой ситуации как нынешняя.

— Да кто знает? Прут без конца, пожирая жителей. Говорят, лезут из каких-то Порталов, к которым отряды и направляют. Только вот подступиться к ним та еще задача. Пытаются уже много лет, но вроде как ни одного не уничтожили. Армия сдерживает наплывы, но надолго ли хватит? Поговаривают, мол ряды новобранцев стали реже пополняться, обучать воинов не успевают, как направляют в бой. Считай на верную смерть засылают. Крупно повезет, если переживешь несколько волн и вернешься калекой. Некоторые специально отрезают себе руки и ноги. Отчаянные, а жить хотят.

— И что с такими делают? — спросил я, затаив дыхание.

— Казнят на площади как дезертиров, — закончил старик, заходясь кашлем.

Вдалеке послышались тяжелые шаги. Гремели латы, эхом отдаваясь по узкому коридору. Отблеск факела заскользил по стене. Решетку отворили, просунув вперед лопату. Бить будут?

— Еда! — рявкнул стражник.

Схватив миску, сколько не из-за голода, а от неожиданности, я получил комок жидкой каши. Он плюхнулся на жестяное дно, вымарав пальцы. Глаза заслезились от дурного запаха, мигом заполнившего камеру. Я задержал дыхание.

Стражник подошел к соседу. Тяжелые сапоги гремели по коридору. Следом раздался знакомый звук. Скрипнула решетка. Эльф ушел, забрав остатки огня и чистого воздуха.

— Приятного аппетита, — усмехнулся старик. — Зажми нос перед тем, как проглотишь. В первые дни желудок может отказываться от пищи, но через неделю привыкаешь и рвотные позывы почти не беспокоят.

Почти? По запаху это больше похоже на отраву. Мой желудок не будет мне благодарен, если я повторно скормлю ему какую-то дрянь. Конечно, я не ждал деликатесов, но, чтобы настолько издеваться над нами? В больницах и то лучше кормят!

Отставив миску нетронутой, вернулся в свой угол. Там меньше всего пахло матрасом и кашей. Смесь этих запахов — убойное сочетание. Химическое оружие в первозданном виде.

Глаза потяжелели. Усталость брала свое.

* * *

Лихорадочный сон явление сложное. Психотерапевтам пришлось бы туго, пытайся они разгадать все, заложенные в нем, смыслы. Я видел Селению, наделенную чертами Сильфии, и Сильфию, не лишенной свойств Селении. Сходство было столь сильным, что я не мог до конца понять, кто передо мной стоит. Сколько ни вглядывался, не выходило сплести образ в знакомые черты. Эльфийский лик тотчас растворялся в дымке. То и дело передо мной мелькали женские лица с заостренными ушками. Они расплывались в улыбках, а через мгновение уже искажались ужасом в немом крике. Некоторые протягивали ко мне тощие руки. Когда до прикосновения оставались какие-то сантиметры, видение рассыпалось, проскальзывая сквозь пальцы.

Был во сне и Салазар. Здесь без причуд — он просто рубил дрова. Ему не нужна была помощь. На лице застыло привычное умиротворение, сменяемое усталостью. Не удивлюсь, если он и наяву был таким.

Следующий кадр — я в лесу, вглядываюсь в пространство меж деревьев. По земле расползаются пугающие тени. Они приближаются, касаясь ног. В ужасе я отхожу в сторону и проваливаюсь в темноту.

И знаете, как это бывает, когда бесконечно бежишь во сне и не можешь различить ничего вокруг себя, а крик, выдираемый изнутри, тонет? Вот и я знал, и очень боялся таких снов.

Я проснулся от резкого скрежета.

Отворили скрипучую решетку, пропуская вперед пламя факела. Отплясывая по стенам, оно попало в сухие глаза. Я резко отвернулся. Опять время кормежки? Вчерашняя не успела засохнуть!

Надеюсь, сегодня у них новый повар. И другие ингредиенты.

В памяти всплыл шикарно сервированный стол у эльфов. Жаркое, обильно приправленное соусом, картошечка с хрустящей корочкой, свежие овощи, сочные фрукты. Чего уж говорить, на еду эльфы не жалели ресурсов. И все в безумном изобилии, да с пылу с жару. Теперь в такое счастье не верилось. Суровая реальность нещадно била под дых.

Я даже не против поохотиться на кролика. Теперь-то, когда голод стремительно возрастал.

Посмотрев на полную миску, я решил, что и сегодня обойдусь без ужина.

Надо уточнить у стражи периодичность питания, и принимают ли они заказы. Намекну, что я не вегетарианец и меня можно кормить не только кашами. В животе заурчало. Эхо разлетелось по коридору.

На этот раз стража прошла мимо. Решетку отворили, но не мою, а соседнюю. Крикнули, грубо подзывая к себе. Шаркающей походкой старик вышел из камеры. Подгоняемый сзади, он прошел мимо и скрылся со стражниками. Натужно скрипнул засов.

Все это время моим соседом был худощавый, почти высохший гном. Длинная борода доставала до скрюченных ног. Ступал он с большим трудом, волоча за собой левую стопу. Жалкое, грустное зрелище. Судя по всему, он совсем недолго протянет. От тех гномов, что я видел на площади, мускулистых, поджарых, остался лишь скелет. Сколько же он здесь находился? Я не на шутку забеспокоился. А вдруг и мне предстоит превратиться в тень самого себя, сгинув в тюрьме? Но, как говорил старик, смерть здесь была не худшим исходом.