Беспокойный человек - Любовь Воронкова

— Так ведь, небось, после экзаменов? — нерешительно сказала мать.

— А что экзамены? — возразила Марфа Тихоновна. — Учишься хорошо — и так переведут.

Настя даже привстала из-за стола.

— Что ты, бабушка, как это без экзаменов? Нет, я не могу до экзаменов уехать. Когда сдам… тогда.

Бабушка нахмурилась:

— А дед Антон тебя что, ждать будет? Очень ему надо! Возьмет другого кого, да и поедет. Ишь, как ты об себе воображаешь, будто какой незаменимый человек! Сама ещё с горошину, а тоже свою волю показывает!

— Ну, а деду Антону куда спешить? — примиряюще сказал отец. — Скоро стадо выгонят, забота о телятниках до самой осени отпадет. Почему ж ему Настю не подождать?

— Да другого кого возьмет, да приедут оттуда, — продолжала бабушка, не слушая Прохора, — да и наговорят невесть чего… Семь верст до небес. Вот тогда и поспорь с ними!

— Да что ты, мама, чудишь! — усмехнулся Прохор. — Ну кто ж тебя обманывать будет? Дело-то общее!..

— А ты не говори! — отмахнулась старуха. — Ты еще людей не знаешь. А тут бы все-таки свой глаз… Дались ей эти экзамены! Ну, осенью сдашь, вот еще важность!

Настя молча дождалась второго, поела каши с молоком и выйдя из-за стола, принялась собирать книги и тетради.

— Ты куда это? — спросила бабушка.

— К Дуне Волнухиной, — ответила Настя, не поднимая глаз, — заниматься…

— А дома нельзя?

— Нет. Мы втроем заниматься будем. Надя Черенкова придет, ей помочь нужно. К экзаменам готовиться надо…

— Ну так что, едешь ты с дедом Антоном или нет?

— После экзаменов поеду. А сейчас — нет.

Бабушка крепко стукнула по столу ладонью. Настя, не оглянувшись, вышла на улицу.

— Ведь вот упрямая какая! — в негодовании крикнула Марфа Тихоновна. — И в кого такая твердокаменная уродилась, а?

Прохор незаметно переглянулся с женой, и оба улыбнулись, скрывая улыбку от матери.

Настя твердо решила, что никуда до экзаменов не уедет, этой мысли она и допустить не могла. Но все-таки в душе осталась заноза. Вот бы поехать ей с дедом Антоном в Кострому! Ведь как интересно-то! В тот же день вечером она пошла на скотный двор и, улучив минуту, когда дед Антон, освободившись, присел отдохнуть на лавочке возле скотного, тихонько подошла к нему.

— Дедушка Антон, — нерешительно начала она, заглядывая деду Антону в глаза, — а тебе разве немедленно, сейчас ехать-то надо?

— А когда же, голова? — ответил дед Антон, свертывая «козью ножку». — Дела не ждут.

— Дедушка Антон, а как же я-то?

— А как? Собирайся, да поедем.

— Дедушка Антон, а ведь у меня же экзамены!

— Ну-у! Вот не учли мы это. Ну что ж, тогда придется кого-нибудь другого взять. Конюх Тимоша просился…

— Дедушка, — взмолилась Настя, — ну подожди меня: Ведь недолго ждать! Ну что тебе стоит!

Дед Антон удивленно взглянул на Настю:

— Да ты, никак, уж и в слезы, голова? Вот ведь как тебе загорелось!

— Ну да… Если бы уж не говорили, а то сказали сначала, а теперь…

— Эх-ма! — покачал головой дед Антон. — Вот так загвоздка получилась!.. — И добавил уже твердо, хотя и сочувственно: — Плакать тут, голова, нечего. Как дело требует, так и поступим. Твое дело требует экзамен сдавать, мое — в Кострому ехать. Вот и будем каждый свое дело делать, А уж там — хочется нам или не хочется и как именно нам хочется — это статья второстепенная.

Из коровника вышел скотник Степан, как всегда медлительный и полусонный.

— Антон Савельич, какое сено давать: из сарая или стог починать?..

— Взглянуть надо…

Дед Антон встал и пошел со Степаном к сараю.

Настя, совсем огорченная, возвращалась домой. Она даже не зашла в телятник — бабушка опять будет сердиться, что она из-за своих экзаменов не едет с дедом Антоном.

Ноги скользили по еще не просохшей тропинке. Лужицы в канавах были полны алого света вечерней зари. В заросшем ольхой овражке нежно и еще несмело позванивали соловьиные голоса…

Настя, сумрачно сдвинув брови, глядела прямо перед собой. Темные глаза ее блестели. Теперь, когда стало ясно, что в Кострому ей не ехать, Настя почувствовала себя несчастной.

— Ну, а если мне хочется? — повторяла она. — Ведь хочется же мне все посмотреть! «Статья второстепенная»! Почему же второстепенная? То поедешь, то не поедешь… Ну, а если мне очень хочется поехать, тогда что? Умереть мне, что ли?

На крыльце у Волнухиных сидели девчонки. Увидев Настю, они вспорхнули, будто стайка воробьев, и окружили ее.

— Ну что? Ну что? — начали они. — Что дедушка Антон сказал? Подождет?

Настя опустила ресницы:

— Нет.

— Из-за экзаменов не поедешь?.. — слегка презрительно протянула Дуня. — Подумаешь, экзамены! Как-нибудь обошлось бы! Ну, уж я бы и думать не стала, поехала бы, да и всё!

— Боязно… — прошептала Надя. — Как это от экзаменов уехать? Пожалуй, на совет отряда вызовут…

— «Боязно»! — усмехнулась Дуня. — Какая беда!

— Мне не боязно, — сказала Настя. — Не потому, что боязно… Просто я должна сдать экзамены, вот и все.

— Значит, тебе не хочется ехать, — решила Дуня.

— «Не хочется»! — повторила Настя. — Да, не хочется! Это ты так думаешь, а вот хочется нам или не хочется — это статья второстепенная. — И замолчала, крепко сжав свои маленькие губы.

— Эх, дура! — с сожалением сказала Дуня. — Теперь вместо тебя Тимошка поедет! — И огорченно сморщила свой короткий, вздернутый нос.

Ночью Настя не могла уснуть. Она глядела на весенние звезды, сиявшие над геранями в лунном окне. Теплая наступает погода… Но ведь Ваня-то знал, что у нее экзамены, а как же он сказал, что Настя поедет?

Издали слабо донеслась многоголосая песня с веселым перебором гармони…

А что же это она не сходила к Ване? Почему она сейчас же от деда Антона не побежала к нему?

Настя потихоньку поднялась, вылезла из-под теплого одеяла, надела платье.

В избе стояла тишина, только бабушка дышала тяжело, с храпом…

Настина кровать стояла недалеко от окна и очень далеко от двери. Пойдешь через горницу — кого-нибудь разбудишь. Настя прихватила теплый платок, висевший на спинке кровати, и тихо открыла окно. И лишь чуть-чуть стукнула рама, чуть-чуть зацепила Настя за цветочный горшок, а бабушкин храп уже прервался.

— Кто там? — спросила она спросонья.

Но, услышав только легкие убегающие шаги за окном, проворчала что-то и опять заснула.

Ясная, с острым весенним холодком ночь сияла над деревней. Взапуски пели соловьи. Пахло молодой травой, лесом — ночью почему-то эти запахи особенно крепки.

Далеко на выгоне, под старыми березами, звенела гармонь. Девушки и ребята отплясывали на плотно притоптанном кругу. Говор, смех, прибаутки… И кто бы подумал, что тоненькая кареглазая Анка Волнухина, которая «дробила» сейчас каблуками, весь день сегодня нарывала навоз? И кто бы сказал, что Ваня Бычков только что пришел из лесу, где вместе с мужиками целый день валил толстые ели, — так он лихо выделывал русскую! То он притопывал легкими сапожками, то хлопал ладонями и по коленям, и по бокам, и по собственным подметкам, то он пускался вприсядку, то подпрыгивал и, как ветряная мельница, размахивал руками…

Анка выкрикивала звонким голоском:

Дай, подруженька, пилу —Я рябинушку спилю.На рябине свежий лист,Мой залетка — тракторист!

Тут же совались в крут и ребятишки.

— Настя! — окликнула Настю Дуня Волнухина. — Пришла все-таки! А говорила — пока экзамены не сдам, на гулянье ходить не буду!

— А я и не на гулянье! — возразила Настя. — Я хочу с Ваней поговорить.

— А что?

— Я хочу…

Но тут в кругу раздался такой дружный смех, что Дуня, не дослушав, ринулась в самую гущу народа, прорвалась в середину, как раз в тот момент, когда Ваня стоял на голове и похлопывал сапогами в такт гармони…

Все смеялись, хлопали в ладоши, а Ваня, вскочив на ноги, снова пошел по кругу, еле касаясь земли.

Настя, улыбаясь, глядела на своего вожатого и ждала, когда он устанет. И Ваня наконец устал. Прошелся еще раз гоголем перед Анкой Волнухиной и отошел, уступая место другому плясуну.

Ване было жарко. Утираясь платком, он подошел к товарищам. И тут Настя улучила минутку, потянула его за рукав.

— Ваня… Послушай-ка!..

Ваня удивился, увидев Настю:

— А ты что здесь? Почему ночью не спишь, а по улице бегаешь? Скоро экзамены, а они, вишь, бегают! Почему это, а?

Дуня Волнухина и Надя Черенкова тоже подошли было к Ване, но, услышав его слова, тотчас юркнули куда-то в тень берез, Настя стояла перед ним и глядела ему в глаза:

— Ваня! Ты просил деда Антона, чтобы он меня в Кострому взял?

— Просил. Он возьмет.

— Он не возьмет. Он же сейчас хочет ехать, на этих днях, а я — только после двадцатого… Как же теперь?