Арабская поэзия средних веков - Аль-Мухальхиль

* * *

Где ты, Суад? Без тебя я тоскую поныне.В Шаре теперь ты живешь, в отдаленной долине.

Ты недоступна, враждебного племени дочь,Только во сне тебя вижу, и сердце в унынье.

Кожей бела ты, — на рынок не возишь котлы,Под покрывалом ты прячешься и в паланкине.

Речь твоя — музыка, лик твой — венец красоты,Ты среди смертных красавиц подобна богине.

Помню упрек твой: «Погибели ищешь своей,Только верблюду ты предан, седлу да гордыне».

Так я ответил: «Удел мой скитаться в песках.Счастья, любви и покоя чуждаюсь отныне».

Мы оседлали верблюдов, мы двинулись в путь,Богу вверяемся, хлеб добывая в пустыне.

Скоро услышишь о подвигах рода Зубьян,Скоро пастушьи костры задымятся в низине,

Скоро повеет ненастьем от Уруль-горы,Скоро раскинутся тучи в темнеющей сини.

Им не пролиться дождем у подножия Тин,Склон обоймут, но не в силах подняться к вершине.

Путник бывалый расскажет тебе обо мне,У домоседа ведь нет новостей и в помине.

Я с игроками пирую и щедрой рукойСтавлю им яства и лучший напиток в кувшине.

Сутки порою верблюдица скачет моя —Хоть и устала, но резво бежит по равнине,

Шаг прибавляет, к твоим приближаясь местам,Словно собратьев почуяла на луговине.

АЛЬ-А ША

* * *

Прощайся с Хурейрой! Заждался верблюд седока.Тебе нелегко? Что поделать, разлука горька.

Непросто расстаться с красавицей густоволосой,Чья поступь так вкрадчива и шелковиста щека.

Домой от соседки идет она плавной походкой,Идет не спеша, словно облако в небе, легка.

Она повернется — и звонко стучат украшенья,Как зерна фасоли в утробе сухого стручка.

Она никогда не заводит с соседками свары,От всех пересудов и сплетен она далека.

Так стан ее тонок, что страшно: возьмешь — переломишь,Но пышная грудь у нее и крутые бока.

В дождливое утро так сладко лежать с ней на ложе,Любовнику пылкому с нею и ночь коротка.

Движенья ее осторожны, а как соразмерныУпругие бедра и тонкая в кисти рука.

От платья ее веет мускусом и гиацинтом,И нежное тело ее благовонней цветка,

Свежее зеленого луга, омытого ливнем,Который низвергли плывущие вдаль облака.

На этом лугу, как созвездья, мерцают соцветья,И каждый цветок, окруженный венцом ободка,

Прекрасен — особенно ночью, но все же померкнетПред милой моей, так ее красота велика.

Я пленник ее, но она полюбила другого,А сердцу того человека другая близка,

А та, в свою очередь, дальнего родича любитИ тоже напрасно: его охватила тоска

По той, что меня полюбила, но мной не любима.Любовь обернулась враждой. Как она жестока!

Поистине, каждый из нас и ловец и добыча,Стремимся к любимым, но видим их издалека.

Не знаю, Хурейра, кого предпочла ты Маймуну,Но как ты сурова со мной, холодна и резка.

Узнала, что я слепотою куриной страдаю?Недоброй судьбы опасаешься наверняка!

Ты молвила мне: «Уходи! Ты несчастье приносишь!Будь сам по себе! Не желаю в мужья бедняка!»

Ты видишь сегодня меня босиком и в лохмотьях,Дай время — обуюсь в сандальи, оденусь в шелка.

Чужую жену я легко соблазню, если надо,В чужое жилье проберусь я, как вздох ветерка.

В набег поведу смельчаков, и пленительный отрокМне спутником станет, вернее коня и клинка.

Не раз мне баранину жарил юнец безбородый,Мы пили вино, принесенное из погребка.

Мои сотоварищи поняли: смерть ожидаетБогатого, нищего, юношу и старика.

Мы, лежа в застолье, соперничали в острословьеИ пили, да так, что струилось вино, как река.

Бывает: за нами не в силах поспеть виночерпий,Тогда сам хозяин хватает бурдюк за бока,

Проворно его поднимает, звеня ожерельем,И в чаши вино наливает нам из бурдюка.

Напев полуголой невольницы слух нам ласкает,Сливаются голос и лютня, как два ручейка.

Нам яства подносят красавицы в длинных одеждах,Исполнят все прихоти, только кивни им слегка.

Я вдосталь вином наслаждался и женскою лаской,В пустынях безводных дорога была нелегка,

В безлюдных местах, где глухой непроглядною ночьюЛишь злобные джинны вопят над волнами песка,

Где в полдень палящий не всякий осмелится ехать,Где жажда и зной, где ни лужицы, ни родника.

Я эти пески пересек на поджаром верблюде,Он к зною привычен, и поступь его широка.

* * *

Я Кайса навестить хочу, как брата,Я клятву дружбы взял со всех племен.

Я видел, как бурлит поток Евфрата,Как пенится, когда он разъярен,

Как с боку на бок парусник швыряет,Грозя низвергнуть на прибрежный склон.

Так укачало кормчего, беднягу,Что в страхе за корму схватился он.

Но что Евфрат в сравненье с Кайсом щедрым?Тот всем воздаст, никто не обделен,

И сто верблюдиц, крепких, словно пальмы,Дарит он другу: не велик урон!

Ведь все сыны Муавии такие,Любой высок, прекрасен и силен.

По зову первому идут на помощь,Все на конях, и не сочтешь знамен.

А как приятно с ними быть в застолье!Их руки щедры, разговор умен.

АЛЬ-ХУТАЙА

* * *

Отстань и отойди, будь от меня подале.Молю Аллаха я, — убрать тебя нельзя ли?

Тебя считаю я презренным и дурным,—Надеюсь, что тобой я тоже не любим.

Ты губишь каждого предательством, изменой,Все тайны выведав в беседе откровенной.

Тебе когда-нибудь за все воздаст Аллах —Любви не встретишь ты в своих же сыновьях.

Жизнь черная твоя приносит беды людям,И смерти мы твоей все радоваться будем.

* * *

Аллах тебе за все готовит наказанье,И прадедам твоим, и всем, кто жили ране.

Добро твое всегда притворство или ложь,И праведность свою ты строишь на обмане…

Но ты собрал в себе, лелеешь, бережешьВсе виды подлости, грехов и злодеяний.

* * *

О, как со мною вы безжалостны и злы,А я прославил вас, я вам слагал хвалы.

Пусть холит злобную верблюдицу рука —Верблюдица не даст ни капли молока.

Я знал, что благодать к вам с неба снизойдетЗа то, что вы меня спасете от невзгод.

Я был как жаждою измученный верблюд,Я ждал, что здесь найду защиту и приют.

Но вижу, что от вас бесцельно ждать добра.Что страннику опять в далекий путь пора…

Но разве виноват был праведный Багид,Даря приют тому, кто брошен и забыт,

Кто предан, осрамлен, чей жребий так суров,Кто бродит на земле, как дух среди гробов.

В свирепой ярости, пороча и кляня,Зачем собаками травили вы меня?

За что же ненависть пылает в вас ко мне?Так ненавистен муж порой своей жене…

За добрые дела мы благом воздаем —Но мне за все добро платили только злом.

Чего ж тогда искать? На свете правды нет.Будь счастлив, если ты накормлен и одет…

* * *