Арабская поэзия средних веков - Аль-Мухальхиль

* * *

Перед юной насмешницей вновь подвергаюсь искусу,Над моей сединой хохотать ей, как видно, по вкусу.

То подходит поближе, то вдруг отбегает опять,Любопытная, как страусенок, — попробуй поймать!..

Горожанка, свой стан изогнувшая под покрывалом,—Да ведь это погибель, сравнимая с горным обвалом!

Эта хищница нежная львице коварной сродни:Загляни ей в глаза — прямо в сердце вонзятся они!..

Как потерянный бродишь, осилен любовным дурманом,И стократно пасуешь, увы, перед женским обманом.

Хоть люблю, говорю я строптивому сердцу: «Забудь!»К светлокожей красавице, нет, не направлю свой путь.

Для разлуки с прелестной достаточно вески причины.Есть призванье достойнее для пожилого мужчины.

Но не слышит меня норовистое сердце мое,В нем трепещет любовь, как стрела, как стальное копье.

Никуда не уйти от пустынной неистовой жажды,И к источнику счастья нельзя не вернуться однажды.

* * *

Я из племени сильных, из ветви с несмешанной кровью,И звезда моя блещет, на стражу придя к изголовью.

Сад ибн Дабба могучий меня воспитал при себе,—Благороднейший, лучший среди закаленных в борьбе.

Вслед за ним и другие вели меня к яркому свету.О вожди моей жизни, спасибо за выучку эту!

Да, немало вас было, защитников львиной семьи.Вас душа не забыла, отцы мои, братья мои!

Грозным логовом в чаще была наша крепость святая,Наши когти знавала врагов беспощадная стая,

Предводителей многих прикончили наши мечи,—Не ублюдков убогих, что лишь на словах горячи,

Не подобных Джариру с дырявой его родословной,А бойцов, что могли бы опасностью стать безусловной.

Так чего же ты хочешь, грозя мне с поджатым хвостом?Честь свою не упрочишь бахвальством на месте пустом.

Я из племени Дабба, умевшего рати несчетнойНаносить пораженье — залог родословной почетной.

Не знаком я со страхом, бичом слабодушных людей.Возведен я Аллахом по лестнице славы моей.

Было племя Маадда в истоке древнейшего рода.Были Дарима дети — краса и надежда народа.

Мы, наследники славных, добавили доблесть своюВ этот строй равноправных, не дрогнувший в долгом бою.

Даже в годы сомнений, когда не поймешь человека,Племя Хиндифа вечно хранимо величием века.

И на высшем совете в тревожный, решающий часБыли подвиги эти примером для многих из нас.

Мы вождями арабов не зря в годы мужества стали,Нет, не зря проблистали мечи наши всплесками стали!

Наше войско в погоне самумом идет огневым,И язычников кони легли на колени пред ним.

Боевые кольчуги, что иней сверкающий, белы.Их колец не пронзают врагов оперенные стрелы.

Нечестивые слабы. А нам отворился весь мир.Мы с тобою арабы. Подумай над этим, Джарир!

* * *

Видя месяц и солнце, тоскую о том, кто ушел без возврата:Больше нет сына Лейлы, могучего Галеба, милого брата!..

Золотые светила с ним схожи лицом и душой благородной.Был он вхож и к владыкам, и был он обласкан любовью народной.

Больше нет сына Лейлы, прекрасного Галеба, друга и брата.Племя таглиб еще никогда не когтила такая утрата!

Если б Язбуль и Дамг, первозданные горы, узнали об этом,То склонили бы скорбно вершины, венчанные снегом и светом.

* * *

Ты спишь в земле, Саид, утратив жизни силу.Да увлажнит Аллах дождем твою могилу!

Она твой вечный дом, в Истахре возведенный.Уже не выйдешь ты на воздух раскаленный.

Да увлажнит Аллах дождем тот холмик малый!Под ним ты спишь, Саид, без памяти усталый.

Подушкою земля тебе отныне стала.Она и твой халат, она и покрывало…

А ты ведь был для всех как дождевая влага.Ты расточал себя лишь для чужого блага.

И засуха-беда была тогда бессильна.Была твоя любовь, как щедрый дождь, обильна.

Безмерна скорбь сейчас, когда песок зыбучийСокрыл тебя от нас, о друг мой самый лучший!..

Твоя вдова с детьми — со всеми пятерыми —Льет слезы без конца, захлебываясь ими.

Горячих слез поток ей размывает очи.А день вокруг поблек и стал угрюмей ночи.

* * *

Зачастивший к виночерпию, где напоят без отказа,Не постится и не молится, позабыв слова намаза.

Ночью трет больную голову, стонет, охает, бранится,А с утра все только думает, как ему опохмелиться.

Видел я подобных грешников, что лежат в пыли дорожной,Несусветную нелепицу мелет их язык безбожный.

Вспомнил я при этом зрелище, проходя поспешно мимо,Что лишь муки, муки адовы ждут их всех неотвратимо.

И, творя молитву вечером, я вознес хвалу АллахуЗа того, кто жизнью праведной божьему покорен страху.

* * *

Разъяренная смерть объявилась в округе,Поредел мой народ, оскудел он в недуге.

О, когда б я не знал, что бессильна мольба,Я молил бы тебя неотступно, судьба.

Я молил бы вернуть этих юных и сильных,Что лежат неподвижно в пределах могильных.

Поникаю душой, видя жалкий конецБлагородных умов и великих сердец.

Поникаю душой, слыша, как незнакомоСтонет Аджадж, верблюд мой, гонимый от дома.

О жена, мне так трудно сейчас потому,Что в беде не могу я помочь никому,

Что мечети безлюдны теперь, как пустыня,Что иссякла, как мертвый родник, благостыня,

И уже развалились умерших дома,И немало живущих лишилось ума…

Но среди молодых, уцелевших от мора,Есть врачи — есть вожди, что помогут нам скоро.

Вижу: скачут, повесив на копья плащи,Эти мощные всадники в хмурой ночи.

Кто-то, кажется, жилистой, тонкой рукоюПрикоснулся ко мне, дав начало покою.

Ночь проходит, но перед рассветом за нейСкачет несколько черных, высоких коней.

Нет, еще не остыло ты, чувство утраты,И тобой, словно камнем, надежды примяты!..

Сколько нежных красавиц ушло без любви,Затерялось во мраке, зови не зови!..

Сколько славных мечей опустилось навеки,Сколько слез обожгло материнские веки,

Сколько там кобылиц убежало в пески,Вырвав повод из мертвой хозяйской руки…

* * *

Имеет каждый две души: одна щедра и благородна,Другая вряд ли чем-нибудь Аллаху может быть угодна.

И между ними выбирать обязан каждый, как известно,И ждать подмоги от людей в подобном деле бесполезно.

* * *

События в пути неведомы заране.Друзья, какую ночь провел я в Гарийяне!..

Был гостем у меня голодный волк поджарый,Быть может, молодой, быть может, очень старый.

Вздыхал он и стонал, как изможденный нищий,Уже не в силах сам разжиться нужной нищей.

Как тонкое копье, маячил он во мраке,А ближе подойдя, подобен стал собаке.

Когда б нуждался он в одежде и приюте,Я дал бы их ему, покорен той минуте.

Я поделился с ним едой своею скудной.Верблюды прилегли, устав с дороги трудной.

Поблескивал песок. Пустыня чуть вздыхалаИ в нежном блеске звезд со мною отдыхала.

Не будет путник тот угрюмым и суровым,Что даже волка смог пригреть под звездным кровом

* * *