Боевой клич свободы. Гражданская война 1861-1865 - Джеймс М. Макферсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А пока разворачивались эти события, волонтеры из Миссури и полк регулярной армии маршировали по тропе Санта-Фе, чтобы захватить столицу Нью-Мексико. 18 августа 1846 года эти двужильные драгуны под командованием Стивена Уоттса Карни заняли Санта-Фе без единого выстрела. Оставив в городе гарнизон, Карни всего с сотней солдат отправился через всю пустыню в Калифорнию, где присоединился к нескольким сотням матросов, морских пехотинцев и волонтеров, которым к январю 1847 года удалось сломить сопротивление мексиканцев. В течение нескольких последующих месяцев череда оглушительных побед американских войск к югу от Рио-Гранде, завершившаяся взятием Мехико, гарантировала переход новых земель к США. Единственным вопросом было лишь то, сколько же отрезать от этого пирога.
Первоначально аппетиты Полка ограничивались Нью-Мексико и Калифорнией. В апреле 1847 года он направил в Мексику Николаса Триста в качестве уполномоченного по заключению договора о приобретении именно этих провинций. Однако легкость, с которой американские войска одерживали победы, заставила Полка замахнуться на большее. К осени 1847 года требование демократов по присоединению «всей Мексики» или хотя бы нескольких ее провинций выглядело триумфально. Перетягивание каната между алчущими всех мексиканских земель демократами и противившимися расширению Соединенных Штатов вигами поставило Триста, находившегося в Мехико, в крайне затруднительное положение — гордый генерал Санта-Анна не желал уступать половину своей страны.
Полк встал на сторону приверженцев жесткой линии и в октябре 1847 года отозвал Триста, однако как раз в тот момент переговоры сдвинулись с мертвой точки, и Трист решил игнорировать приказ, подписав договор в точном соответствии с первоначальными инструкциями Полка. В обмен на выплату 15 миллионов долларов и принятие Соединенными Штатами на себя долгов мексиканского населения американским гражданам Мексика признавала границу Техаса по Рио-Гранде и уступала Нью-Мексико и Северную Калифорнию[71]. Когда в феврале 1848 года текст этого договора, подписанный в Гвадалупе-Идальго, прибыл в Вашингтон, Полк поначалу с негодованием отверг его. Однако поразмыслив, он направил его в Сенат, где виги, имевшие достаточно голосов, чтобы провалить любой договор, отторгавший еще больше мексиканской территории, вполне могли принять документ, по которому вместо завоевания нужно было заплатить Мексике за Калифорнию и Нью-Мексико. Такой замысел сработал, и Сенат 38 голосами против 14 ратифицировал договор; пять голосов «против» принадлежали демократам, которые хотели большего, а семь — вигам, которые не хотели от Мексики ничего[72].
Этот триумф «явного предначертания» мог вызвать в памяти некоторых американцев пророчество Ральфа Уолдо Эмерсона о том, что «Соединенные Штаты проглотят Мексику и уподобятся человеку, принявшему мышьяк, который отравит его самого. Так и Мексика отравит нас»[73]. Он оказался прав, только яд назывался рабством. Джефферсоновская империя свободы превратилась в империю рабства. Территориальные приобретения, совершенные со времен Войны за независимость, привели к появлению в составе Союза рабовладельческих штатов Луизианы, Миссури, Арканзаса, Флориды и Техаса, и лишь Айова, только что (в 1846 году) ставшая штатом, была свободна от рабства. Многие северяне опасались такого же будущего и для новой обширной юго-западной территории. Они осуждали войну как элемент «заговора рабовладельцев», желающих распространения рабства. Разве президент Полк не является рабовладельцем? Разве не было в его предвыборной программе обещаний о расширении рабовладельческой территории путем присоединения Техаса? Разве не поборники рабства из числа южан находятся в числе самых агрессивных сторонников «явного предначертания»? Разве большинство территорий (включая Техас), отторгнутых у Мексики, не лежат к югу от параллели 36°30′ с. ш. — традиционной демаркационной линии, установленной по Миссурийскому компромиссу и отделявшей свободные штаты от рабовладельческих?[74] Легислатура Массачусетса заклеймила эту «неконституционную» войну как преследующую «тройную цель расширения рабства, упрочения могущества рабовладельцев и установления контроля над свободными штатами». Персонажа Джеймса Рассела Лоуэлла, деревенского философа Осию Биглоу, беспокоило, что рабовладельцы хотят
Калифорнию оттяпать,
Чтобы рабство насадить,
Унижать вас тихой сапой,
Грабить и веревки вить[75].
Полк никак не мог взять в толк, чем питается несогласие с его политикой. Применительно к войне с Мексикой, писал он в своем дневнике, рабство — «вопрос абстрактный. Нет никакой вероятности, что к нам отойдет от Мексики та или иная территория, на которой утвердится рабовладение». Поэтому весь этот ажиотаж является «не только вредным, но и безнравственным». Однако большое число конгрессменов, даже некоторые из партии Полка, не разделяли убеждений президента. Они считали пристальное внимание к этому вопросу необходимым, и в период между 1846 и 1850 годами эта проблема заслонила собой все другие. Сотни конгрессменов считали нужным высказаться по данному вопросу. Некоторые соглашались с Полком, называя этот вопрос «абстрактным», так как «природные условия» не позволят внедрить подневольный труд на этих землях. «Право отправлять рабов в Нью-Мексико или Калифорнию не является предметом для спора, — заявлял конгрессмен от Кентукки Джон Криттенден, — ибо никакому здравомыслящему хозяину не придет в голову переселять туда своих рабов»[76]. Однако многие южане ему возражали. Они заметили, что в речных долинах Нью-Мексико уже выращивается хлопок, а рабы в течение столетий работали в рудниках и показали себя идеальными рудокопами. «Калифорния — превосходный край для использования невольников, — таково было решение съезда южан. — Право на [живую] собственность, гарантированное на этой территории — это не просто абстракция». Публикация в одной газете в Джорджии, где перечислялись более глобальные выгоды от внедрения на этих территориях рабовладельческого уклада, только усилила подозрения аболиционистов в заговоре рабовладельцев: завоевание «должно склонить чашу весов на сторону Юга и на долгое время… предоставить Конфедерации контроль над всеми действиями правительства»[77].
Свыше половины всех конгрессменов, высказывавшихся по этой проблеме, выражали уверенность (южане) или испытывали страх (северяне), что если допустить это, то рабство неминуемо распространится на новые земли[78]. Многие из них признавали, что рабство вряд ли пустит глубокие корни в регионе, представлявшим собой пустыни и гористую местность, но для того, чтобы быть в этом уверенными, конгрессмены с Севера голосовали за резолюцию, запрещавшую распространение там рабства. Это и было пророческое «условие Уилмота». Жарким субботним вечером 8 августа 1846 года, когда работа Конгресса близилась к концу, новый член Конгресса от Пенсильвании, Дэвид Уилмот, в разгар дебатов по вопросу об ассигнованиях на военные нужды взял слово и предложил поправку о том, «что непременным и основополагающим условием приобретения каких бы то ни было территорий у Мексиканской Республики… будет являться запрет рабства или иных форм подневольного труда в любом месте данных территорий»
