Боевой клич свободы. Гражданская война 1861-1865 - Джеймс М. Макферсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Фрисойлеры сделали вопрос о рабстве ключевым в своей предвыборной кампании, поэтому обе главные партии вынуждены были отказаться от игнорирования этого вопроса. Вместо этого они избрали тактику запутывания избирателей, надеясь снискать поддержку как на Севере, так и на Юге. Так, демократы опубликовали два различных варианта биографии Касса. Для северных избирателей упор был сделан на доктрине «народного суверенитета» как наилучшем средстве для запрета рабства на новых территориях. На Юге же демократы цитировали обещание Касса наложить вето на «условие Уилмота» и с гордостью сообщали об успехе своей партии (в противовес оппозиции вигов) в деле приобретения территорий, куда может распространиться рабство.
Не имея предвыборной программы и кандидата, вынужденного отстаивать свои политические убеждения, виги находились в более выигрышном положении и пытались понравиться всем. На Севере они упирали на обещание Тейлора не налагать вето на любое решение Конгресса по вопросу о рабстве на новых территориях. Те виги из числа противников рабства, которые поддерживали Тейлора, полагая, что позже он примет их сторону (например, Уильям Сьюард и Авраам Линкольн), оказались правы. Южанам следовало уделить больше внимания речи Сьюарда в Кливленде. Обходительный, хитрый, проницательный человек и политик с прекрасной интуицией, также слывший принципиальным противником рабства, Сьюард вскоре стал одним из основных советников Тейлора. «Свобода и рабство являются двумя антагонистами для общества», — говорил он в Кливленде. «Рабство можно ограничить уже существующими границами», а в конечном счете «можно и нужно отменить»[100]. Однако на Юге репутация Тейлора — героя Буэна-Виста и крупного рабовладельца — ослепила многих. «Нам по нраву старина Зак с его сахарными и хлопковыми плантациями и четырьмя сотнями негров», — заявляла Richmond Whig. «Будут ли жители [Юга] голосовать за президента с Юга или с Севера?» — задавалась вопросом одна газета из Джорджии[101].
Большинство из них проголосовали за южанина. Тейлор победил в восьми из пятнадцати рабовладельческих штатов, набрав 52 % голосов. Также он победил и в семи из пятнадцати свободных штатов, несмотря на то, что за вигов на Севере проголосовало всего 46 % избирателей — следствие вмешательства в гонку фрисойлеров. Последние, набрав 14 % на Севере и потеснив демократов со второго места в Вермонте и Массачусетсе, тем не менее не смогли победить ни в одном штате. Не повлияли они и на исход выборов: хотя Ван Бюрен и отобрал достаточно много голосов демократов в Нью-Йорке, обеспечив там победу Тейлору, фрисойлеры взамен этого оттянули на себя и потенциальных избирателей вигов в Огайо, где победил Касс. Несмотря на все напряжение, спровоцированное полярными мнениями по вопросу рабства, центростремительные партийные тенденции возобладали над центробежной силой размежевания[102].
Тем не менее разногласия довели систему до критического состояния. Фрисойлеры, рассчитывавшие превратить американскую политическую жизнь в борьбу между свободой и рабством, сделали вид, что удовлетворены итогами выборов. «Общественное мнение взволновано проблемой рабства как никогда ранее», — писал Самнер. «Прошедшие выборы, — соглашался один из его коллег, — это лишь своего рода Банкер-Хилл[103] нравственной и политической революции, которая может завершиться единственно лишь победой сил свободы»[104].
II
Еще одно драматическое событие, случившееся в 1848 году и практически незамеченное на востоке страны, послужило провозвестником дальнейшего расшатывания двухпартийной системы. В январе рабочие, строившие близ Сакраменто лесопилку для некоего Джона Саттера, нашли в русле реки крупинки золота. Несмотря на усилия Саттера сохранить это событие в тайне, новость дошла до Сан-Франциско. К июню золотая лихорадка превратила порт в «город-призрак», так как все население отправилось к подножиям Сьерры. В августе слух достиг и атлантического побережья, где поначалу к нему отнеслись скептически, так как были уже пресыщены различными небылицами с запада. Однако уже в декабре вся страна обратила внимание на то, что Полк в своем последнем ежегодном обращении к Конгрессу упомянул о «необычайных» находках в Калифорнии. Как по заказу, два дня спустя в Вашингтон прибыл человек, привезший 320 унций чистого золота в банке из-под чая. Всяческие сомнения рассеялись: отныне каждый свято верил в золотую жилу, многие мечтали разбогатеть, и стотысячная толпа отправилась на запад. Тонкий ручеек переселенцев в Калифорнию превратился в могучий поток во время великой золотой лихорадки 1849 года, воспетой в песнях, увековеченной в книгах и, в конце концов, отраженной в десятках голливудских фильмов. В течение этого первого года Калифорнии достигло порядка 80 тысяч из них, прочие умерли в дороге (немало из них от эпидемии холеры). Немногим золотоискателям удалось разбогатеть, большинство же из них испытали тяжкий труд, лишения и разочарования. Однако пока они прибывали и прибывали, и в 1850 году, когда состоялась перепись населения, в Калифорнии проживало больше населения, чем во Флориде или Делавэре. Стремление этой территории стать 31-м штатом США вызвало новый виток напряженности между Севером и Югом.
В чем эти «ревущие станы»[105] старателей нуждались больше всего, так это в законе и порядке. Поначалу каждый «стан» избирал своих собственных официальных лиц, вершивших «правосудие», но такая мера вряд ли могла быть действенной для огромного района с преимущественно мужским населением, собравшимся здесь с бору по сосенке, скорого на расправу с помощью револьвера или петли. Несколько армейских подразделений обозначали существование в Калифорнии центральной власти. Однако солдаты легко поддавались соблазнам — столь доступное золото побудило многих из них дезертировать. Калифорния нуждалась в территориальном правительстве, как и Нью-Мексико, где проживал
