Боевой клич свободы. Гражданская война 1861-1865 - Джеймс М. Макферсон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Окончательная редакция Компромисса 1850 года близко передаст суть положений Клэя, однако конгрессменам предстояли целых семь месяцев прений, дебатов и изматывающих подковерных игр. Получившийся Компромисс оказался не настоящим компромиссом, когда все стороны идут на уступки в части своих требований, но цепочкой отдельных мер, каждая из которых становилась законом после того, как большинство конгрессменов из одной половины страны голосовало против большинства из другой. Бесспорно, Компромисс 1850 года позволил избежать серьезного кризиса. Но, оценивая прошедшие события, сейчас мы понимаем, что он лишь отсрочил неизбежное бедствие.
В течение многих поколений школьники декламировали знаменитые речи сенаторов во время прений по Компромиссу. «Сегодня я хотел бы высказаться не как житель Массачусетса, не как северянин, но как американец, — начал Дэниел Уэбстер свою „Речь седьмого марта“, которая заставит некогда преданных его поклонников — противников рабства — отречься от него. — Сегодня я говорю „да“ сохранению Союза. Постарайтесь расслышать, почему именно». Уэбстер, ранее противостоявший войне с Мексикой и поддерживавший «условие Уилмота», сейчас призывал северян похоронить идеалы прошлого. Не стоит «высмеивать или упрекать» южан с помощью этого «условия». Сама природа не допустит распространения рабства в Нью-Мексико. «Я не собираюсь прилагать бессмысленные усилия, чтобы вновь и вновь подтверждать законы природы или воспроизводить волю Божью». Что же касается выхода из Союза, Уэбстер предупреждал «пламенных ораторов», что такой шаг теперь вызовет «сотрясение», такое же, как если бы «небесные тела сошли со своих орбит и столкнулись друг с другом в царстве космоса, вызвав гибель Вселенной!».[124]
Речь Уэбстера адресовалась широкому кругу американцев, которые в марте 1850 года объединились в поддержку Компромисса. Однако речь эта резко контрастировала с выступлениями тех сенаторов, которые обращались к гражданам, находившимся за пределами этого круга умеренных. За три дня до речи Уэбстера умирающий Кэлхун произнес прощальное слово к нации. Будучи слишком слаб, чтобы говорить, мрачный каролинец сидел, закутанный в одежду, пока сенатор от Виргинии Джеймс Мэйсон зачитывал его речь в Сенате. Апокалипсические пророчества Кэлхуна отражались в его колючих глазах, блестевших из глубоких впадин. «Великая и главная причина» опасности «в том, что равновесие между двумя полюсами было нарушено». Север обогнал Юг по населению, богатству и могуществу. Это произошло благодаря дискриминационным законам, принятым в угоду северянам: Северо-Западному ордонансу и Компромиссу 1820 года, поставившим заслон на пути развития экономики Юга; благодаря тарифам и федеральным ассигнованиям на «внутренние усовершенствования» (Кэлхун не счел нужным упомянуть, что однажды и сам поддержал эти меры), стимулировавшим рост предприятий Севера за счет Юга. Янки целенаправленно нападали на уклад жизни южан, пока нити, скреплявшие Союз, не порвались одна за другой: методисты и баптисты разделились на южную и северную церкви; в добровольных обществах произошел раскол из-за вопроса о рабстве; сами политические партии раскололись по этому признаку; вскоре «не останется ничего, что удержало бы единый Союз, помимо вооруженной силы». Что можно сделать для предотвращения такого будущего? Так как Север всегда являлся агрессором, он должен прекратить свои нападки на рабовладельческий уклад, вернуть бежавших рабов, предоставить Югу равные права на новые территории и согласиться на поправку к Конституции, «которая в полном объеме вернет Югу возможность защищать свои права, каковыми он обладал до того, как равновесие между двумя полюсами было нарушено»[125]. Прецедентом была как раз Калифорния. Принятие ее как свободного штата продемонстрировало стремление «необратимо нарушить равновесие между двумя полюсами». В создавшихся обстоятельствах южные штаты не могли «оставаться в Союзе сообразно своей чести и соображениям безопасности»[126].
Уильям Сьюард обращался к американцам с позиций, противоположных убеждениям Кэлхуна. В своей речи 11 марта Сьюард осудил «любой подобный компромисс», предлагаемый Клэем. Рабство является неправедным, отсталым, вымирающим институтом, говорил сенатор от Нью-Йорка. Дни его сочтены: «Вы не можете повернуть вспять ход социального прогресса». Не только Конституция закрепила право Конгресса запрещать рабство на территориях, но «и Закон превыше Конституции» — заповеди Господа, в глазах которого все люди являются равными. Настоящий кризис «ставит волнующий вопрос: будет ли Союз существовать, а рабство в ходе постепенного, ненасильственного воздействия моральных, общественных и политических факторов сходить со сцены по доброй воле за соответствующую компенсацию, или же Союз будет разрушен, начнется гражданская война, которая приведет к жестокостям, но результатом их будет полное и немедленное освобождение рабов»[127].
Речь Сьюарда о Высшем законе произвела сенсацию. Южане заклеймили ее как «отвратительную и сатанинскую», Клэй назвал ее «дикой, безрассудной и отталкивающей». Даже Тейлор осудил ее. «Ну и в историю же впутал нас губернатор Сьюард, — заметил президент одному лояльному администрации редактору, — необходимо немедленно откреститься от этой речи»[128]. С президентской поддержкой или без нее, взгляды Сьюарда выражали мнение старых северных штатов в той же мере, как взгляды Кэлхуна — устремления Старого Юга. Тем не менее, и те и другие политики лихорадочно пытались достичь соглашения между двумя противоположностями. Пока ораторы состязались перед переполненными галереями, специальные комитеты искали пути к компромиссу, который мог бы удовлетворить большинство.
Состоявший из тринадцати человек специальный комитет Сената, возглавлявшийся Клэем, подготовил проект, представлявший собой пакет следующих предложений: принятие Калифорнии в состав США; образование двух территорий (Нью-Мексико и Юта) без ограничений на ввоз рабов; разрешение приграничного спора с Техасом в пользу Нью-Мексико, предоставление Техасу компенсации в 10 миллионов долларов, которые бы покрывали его прошлые долги. Саркастически названный президентом Тейлором «омнибус-биллем», этот пакет имел целью привлечь большинство представителей обеих группировок, побудив их принять те пункты, которые они одобряли, вкупе с теми, которые были им не по душе. Этот прием, казалось, обещал, что конвент «пламенных ораторов», собравшихся в Нашвилле 3 июня, выстрелит вхолостую. За зиму пыл сторонников сецессии понемногу угас. Из шести рабовладельческих штатов делегаты не приехали вовсе, а еще из двух они прибыли в неофициальном качестве. Особенно бросалось в глаза отсутствие вигов. Осознав, что полномочий на радикальные действия у него нет, конвент занял выжидательную позицию. Делегаты приняли резолюцию, одобрявшую продление линии по 36°30′ с. ш. до Тихого океана, и разъехались, решив собраться снова после того, как узнают о реакции Конгресса[129].
Но чем дольше работали законодатели в Вашингтоне, тем яснее становилось, что стратегия «омнибуса» приводит к обратному результату. Ее поддерживал блок сторонников Компромисса, сформировавшийся из вигов Верхнего Юга и демократов Нижнего Севера, но их число не превышало одной
