Повести и рассказы - Николай Агафонов

– Хорошие стихи, – сказал после минутного молчания Хамзат. – Кто написал? Лермонтов?

– Нет, Хамзат, это Гумилев.

– Тоже хороший писатель, про хазар писал. Здесь они недалеко жили, вначале в районе Терека, а затем в низовьях Волги. Тоже все с Россией воевали, а потом куда-то исчезли.

– Нечего было с Россией воевать, – буркнул Гаврилов, – но про хазар писал сын этого поэта – Лев Гумилев. А его отца, поэта Николая Гумилева, расстреляли большевики.

– Вот так и все у вас, русских: если хороший человек, или расстреляете, или повесите, а потом жалуетесь на дураков и дороги. Может, вам пора начать дураков расстреливать, а дороги строить?

– Дураков учить надо, а вот некоторых умников, вроде нашего управляющего Михаила Самуиловича, уж если не расстреливать, то в тюрьму я бы с удовольствием отправил.

– Удивляюсь я на вас, какой вы недружный народ. Потому-то и всякие «Самуиловичи» с вами что хотят, то и делают. А главная ваша беда, по моему твердому убеждению, что вы веру своих отцов потеряли. Я тебе как учитель истории скажу: народ без веры обречен на вымирание. Как вы любите говорить: свято место пусто не бывает. Это правда. Население в стране всегда будет, а народ вымрет. Вот ты, к примеру, в какой семье рос? Сколько вас, детей, у матери было?

– Нас двое было. Я и сестра.

– А у тебя самого сколько детей?

– Одна дочь. В институте учится.

– Тебе сорок семь, как и мне. Больше детей у тебя уже наверняка не будет. А нас в семье шестеро братьев и четыре сестры. Да у меня самого семеро детей. Жена вот только с двумя младшими в бомбежке погибли, – тяжко вздохнул Хамзат, – а пятеро в России живут. У двоих старших уже по трое. Младшие женятся, уверен, детей будет тоже много. Теперь сам подсчитай: кто будет населять Россию через два-три поколения? Была бы у вас вера, вы бы тогда исполняли заповедь: плодитесь и размножайтесь. Поэтому-то я и убежден, что народ без веры обречен на вымирание.

Гаврилов задумчиво смотрел на звезды и в душе соглашался с Хамзатом, хотя вслух ничего не говорил.

На третий день раздался условный свист и через некоторое время спустилась веревка. Беглецы выбрались на скалу. Хамзат коротко переговорил с племянниками. При этом от Гаврилова не ускользнула озабоченная тревога на лицах чеченцев. Подойдя к Гаврилову, Хамзат пояснил, что по Панкийскому ущелью со стороны Грузии идет большой отряд Аббаса и встреча с ними может обернуться новым пленением.

– Аббас, как сейчас выражаются, полный беспредельщик, – объяснял Хамзат, – он араб и мало считается с местными обычаями. Его идея – великий халифат от Казани до Египта и Алжира. Мы для него просто дикари, живущие в горах, которых можно использовать в своих целях. Если он узнает, что я помог вам бежать, особенно вот с этим, – кивнул он в сторону солдата, – тогда и мне хана. Куда мы с вами направляемся, теперь путь закрыт, назад тоже, можем наткнуться на тех, от кого сбежали. Делать ничего не остается, нам самим нужно пробираться по Панкийскому. Там есть пограничный гарнизон федералов, к нему мы должны выйти. Главное – не наткнуться на Аббаса. Слава Аллаху, эту местность я хорошо знаю. В молодости здесь на горного барана охотился.

Очень этот зверь осторожен. Чтобы к нему подобраться на выстрел, нужно идти так, чтобы ни один камешек не шелохнулся. Вот так и нам с вами сейчас надо идти.

Племянники Хамзата ушли вперед разведывать местность. После полудня беглецы остановились на отдых. Вскоре вернулись встревоженные чеченцы и рассказали, что видели отряд Аббаса, который направляется в их сторону. Хамзат, получив это известие, сразу же поднял всех с привала и повел глубже в горы, чтобы избежать встречи с арабом. А племянников выслал вперед на разведку. Но Аббас в это время, сам потревоженный прохождением моторизованных подразделений Российской армии, направился в горы, в ту же сторону, что и беглецы.

Встреча произошла совсем неожиданно. Гаврилов вдруг с удивлением увидел, как к ним направляется негр с ручным пулеметом на плече. Негр, завидев Хамзата, улыбнулся своей белозубой улыбкой и прокричал:

– Аллах акбар!

Хамзат не растерялся, а тоже, приветливо улыбаясь, пошел навстречу негру. Проходя мимо Гаврилова, он успел шепнуть:

– В случае чего – вы мои пленники. Понятно?

– Из какого ты, брат, отряда? – спросил негр по-русски. Видимо, этот язык ему легче было выучить, чем чеченский.

– Да я сам по себе охочусь.

– Это твоя добыча? – указал негр рукою на Гаврилова и его спутников.

– Да, это мои.

– Сейчас, Хамзат, нельзя самому по себе, – сказал, выходя из-за деревьев, низкорослый и совсем лысый чеченец. – Наша священная борьба требует объединения всех мусульманских сил.

– А, это ты, Аслан, жив еще? А по телеящику говорили, что тебя под Аргуном убили.

– Разве ты не знаешь, Хамзат, что эти лживые собаки никогда правды не скажут.

В это время со стороны леса вышли еще несколько боевиков. Аслан, кивнув в сторону русских, поинтересовался:

– Что собираешься с этими делать?

– Что и все, выкуп получить.

– Какой тебе выкуп, дорогой Хамзат, они же твою жену и двух дочерей убили, а ты с ними нянькаешься. Резать надо этих вонючих гяуров[47], вот что должен делать истинный воин Аллаха.

– Резать большого ума не надо, – возразил Хамзат, – а вот получить деньги и на них закупить оружие для борьбы за свободу Чечни – более достойное занятие для воина ислама.

– Эх, Хамзат, хоть ты и учителем был, а все равно отсталый человек. Оружия у нас достаточно. Слава Аллаху, наши братья по вере снабжают нас всем необходимым для священной войны с неверными.

Боевики все прибывали и прибывали, заполняя поляну. Кто-то вскрывал консервы и тут же поедал их. Кто-то чистил и смазывал свое оружие. Кто-то дремал, привалившись к дереву. По всему было видно, что отряд Аббаса собирается расположиться здесь на привал.

– Ну ладно, Аслан, – сказал Хамзат, – будет воля Аллаха, увидимся, а сейчас мне пора идти.

– Постой, Хамзат. Куда ты спешишь? В ущелье целый батальон гяуров. Пусть пройдут, тогда будем думать, как дальше действовать. Да, еще я не представил тебя нашему командиру, уверен, что Аббас захочет с тобою поговорить.

Делать ничего не оставалось. Потому Хамзат вместе со своими путниками расположился возле небольшой сосенки под бдительным надзором подручных Аслана. Вскоре из леса в окружении вооруженных до зубов арабов вышел сам Аббас. Две черные маслины его глаз уставились на Хамзата, да так и буравили горца, пока ему что-то на ухо нашептывал Аслан. Наконец Аббас, широко улыбаясь, шагнул навстречу Хамзату:

– Аллах акбар! Приветствую своего брата по оружию, – сказал он по-арабски, и его тут же перевел другой молодой араб. – Я уже слыхал о тебе, Хамзат. В одиночку мало что можно сделать, так что присоединяйся ко мне, не пожалеешь. Мы сейчас готовим большой рейд по соседней республике, чтобы напомнить Москве: борьба еще не закончена, она только в самом разгаре.

Вдруг, отстранив переводчика, Аббас заговорил хотя с акцентом, но на чисто русском языке.

– Надо, чтобы эти неверные ощутили на себе гнев Аллаха. Помнишь, Хамзат, что говорится в пятнадцатой суре[48]?

В свои студенческие годы, обучаясь в Москве в университете имени Патриса Лумумбы, Аббас охотно играл в любительском студенческом театре. Мечтал даже стать артистом кино, но потом понял, что на войне можно зарабатывать деньги не меньше, чем в киностудии. Честолюбивая привычка покрасоваться перед публикой в театральной позе в нем осталась на всю жизнь. Вот и теперь, грозно вращая глазами в сторону Гаврилова и его товарищей, он начал с чувством декламировать:

– И на восходе солнца охватил их гул, и мы вверх дном перевернули их селенья и пролили на них дождь камней из обожженной глины. И пролили на них смертельный дождь, и был ужасен этот дождь для тех, кто был увещаем и не внял. Вот что мы скоро сделаем с неверными.

– Благодарю тебя, Аббас, за честь, оказанную мне, – хмуро сказал Хамзат, выслушав араба, – я тоже много слышал о тебе. Но сейчас я должен довершить начатое дело: доставить этих пленников и получить за них выкуп. Потом уже у меня будет время подумать над твоим предложением.

– У тебя не будет времени, Хамзат, – улыбнулся Аббас, зловеще скаля белые ровные зубы. – Зачем истинному последователю пророка Мухаммеда много думать? Сейчас не думать надо, а сражаться за наше священное дело. А пленников твоих я сам у тебя выкуплю. Сколько ты хочешь за них, говори?

Аббас достал из кармана толстую пачку стодолларовых купюр и стал ими поигрывать в руке. При этом он сощурил один глаз, продолжая посмеиваться:

– Ты не думай, Хамзат, деньги настоящие.

– Нет, Аббас, я не работорговец, обещал вернуть за выкуп, значит, сдержу слово.

– Кому ты обещал? Ты же не правоверному мусульманину обещал. Гяурам обещать можно что хочешь, а выполнять обещание совсем не обязательно, в этом никакого греха нет.