Моя панацея (СИ) - Манило Лина

— А ты чего не ешь?

— Да я же сытая уже, — смеётся. — Ты всегда так много заказываешь?

Инга накалывает ломтик пармской ветчины, вертит вилкой в воздухе, а я пожимаю плечами.

— Папа много ест, — чему-то радуется Ярик и ёрзает на стуле. — Папа, а можно я пойду попрыгаю?

— Беги, попрыгунчик.

Я делаю знак охраннику, чтобы провёл Ярика в игровую комнату, где он будет скакать, пока не свалится с ног от усталости. Он болезненный, но несмотря на это активный. Ну, когда выдаётся перерыв между ангинами, отитами и прочим. А теперь у него двойной повод для всплесков энергии — мама вернулась.

Совесть поднимает голову, но я глушу её. Вообще всё глушу, даже воспоминания о прошлом. О настоящей матери Ярика, которая…

— Максим, спасибо тебе, — прерывает поток моих дурных мыслей голос Инги. Вздрагиваю, возвращаюсь в реальность и пожимаю плечами.

— Не за что. Действительно не за что. Я не очень хороший человек, но я умею признавать свои ошибки. И иногда даже пытаюсь их исправить.

— Иногда?

— Да, когда мне этого хочется. Сейчас хочется.

— Я смотрю, это твоё любимое слово — хочется.

— Почему нет? Отличное слово. Я же живой человек, у меня много разных желаний.

Мы в кабинке одни. Официанты к нам точно пока не сунутся, а моя охрана слишком привыкла быть незаметной и следить за обстановкой, а не за мной.

— Не бойся меня, Инга. Извиняться я не умею, но надеюсь, что ты поймёшь меня. Когда-то, но поймёшь.

— Ты украл меня.

— Есть такой грех. Обижаешься?

— Знаешь, у меня много сейчас разных эмоций. Плохих эмоций. Но если я на кого и обижаюсь в этой жизни, то точно не на тебя. Других кандидатов много.

Я поднимаюсь на ноги, подхожу к Инге. Она смотрит на меня снизу вверх, такая невыносимо красивая, а во взгляде та самая чистота, которой мне так порой не хватает. Во мне много дерьма, но я что тот мотылёк с разодранными крыльями лечу на свет, спасаюсь.

— Давай попробуем заново? — говорю и протягиваю руку. — Иди сюда.

Инга откладывает вилку и медленно, словно боится чего-то, вкладывает свою руку в мою.

— Здравствуйте, девушка. Меня зовут Максим Пожарский и я до искр перед глазами в вас влюблён. С первого взгляда. Верите?

Инга удивлённо охает и кладёт руки мне на грудь. Смотрит как-то по-особенному, думает о чём-то, а я касаюсь губами её виска.

— А меня зовут Инга Корнилова, — улыбается и поглаживает ткань моего пиджака.

— Корнилова? Надо же. Мне казалось, мелькала другая фамилия. Краснова, что ли.

— О нет, — решительно качает головой. — Один нехороший человек убил Ингу Краснову. Теперь она снова Корнилова.

— Голову нужно открутить этому нехорошему человеку.

Инга на мгновение хмурится, встряхивает головой и снова улыбается.

— Разве вы, такой взрослый и серьёзный, верите в любовь с первого взгляда?

— Никогда в неё не верил. Что это вообще за сентиментальные сопли?

— И что же изменилось?

— Я просто месяц назад увидел девушку в тёмном платье. Она сидела за столиком занюханной кафешки, пила плохо приготовленный коктейль и смеялась. Представляете, Инга, я залип. Час, наверное, не мог пошевелиться. Глазел, как дебила кусок. У меня выдохлось пиво, потухла сигарета, а я всё смотрел, смотрел… чепуха какая-то.

— А что девушка?

— Она пришла с мужем и ушла с ним же. А я так и остался сидеть до самого закрытия, выкурил половину пачки сигарет и улыбался, как идиот. Просто улыбался. Чудеса да и только.

— И что? Вы не пытались её найти?

— Я её нашёл. И она оказалась ещё лучше, чем мне всё это время думалось. Инга, вы знаете, что мой сын от неё без ума? Все уши прожужжал.

Инга смеётся, качает головой:

— Ваш сын её совсем не знает.

— Он чувствует. Детей ведь не обманешь.

Я провожу руками вниз по её узкой спине, очерчиваю выступающие лопатки, “пересчитываю” выпуклые позвонки. Блузка тонкая, и я отлично чувствую тепло кожи под ладонями. От Инги пахнет чем-то сладким и терпким одновременно — не духи, что-то более естественное.

— Знаешь, это всё было похоже на похоть. Одержимость. Это и сейчас всё есть. Но… я вижу как ты относишься к моему сыну.

— Он очень хороший мальчик.

— Ярослав — единственное, что для меня имеет значение в этом мире. Я не знаю, хороший ли я отец.

— Ты для него кумир, — Инга смотрит на меня открыто, во взгляде ни грамма фальши. А ещё из него уходит страх и растерянность, тоска. — Он тебя очень любит.

— Я своего тоже любил, а он был садистом и алкоголиком. Но я очень стараюсь, чтобы Ярик не увидел всего того, что видел я. Что видела ты.

Инга хмурится и теребит мочку уха.

— Ты слишком много знаешь обо мне, — то ли шутит, то ли всерьёз.

— Прости, я такой человек. Прагматик, хоть вот видишь, слегка потерявший контроль.

— А если бы я плохой оказалась? Недостойной твоей любви?

—“Если” — не моё любимое слово.

Инга встаёт на носочки и касается губами моего подбородка. Совсем легко, а после будто бы пугается. Отстраняется, но я обхватываю её лицо ладонями, целую так, как мечтал всё это время — до искусанных губ и тихих стонов.

Оказывается, просто целоваться мне нравится тоже. Инга обвивает мою шею руками, прижимается грудью к моей, становится смелой и немного безрассудной. Я позволяю на один короткий миг взять ей над собой власть, и она оказывается ещё ближе.

— Я хочу попытаться, — говорит, отрываясь от меня. — Начать сначала. Попробовать.

Смотрит в глаза, смелая, и касается кончиками пальцев распухших от поцелуев губ.

— Но… дай мне пожалуйста время. Это всё очень быстро для меня, я обязательно наделаю глупостей.

Я хочу что-то ответить, но дверь в кабинку распахивается резко. За ней люди, они о чём-то громко спорят и переругиваются.

— Максим Викторович, — бледный охранник, которого я отправил следить за сыном, взмахивает рукой себе за спину и нервно сглатывает. — Ярик, он… я… там.

Тошнота подступает к горлу, а перед глазами яростная пелена. Я знал, мать его, что всё не может быть настолько хорошо. Слишком уж хорошо.

16. Инга

— Что. С моим. Сыном? Ты, блядь, можешь не блеять?!

У меня всё холодеет внутри, потому что… нет, всё хорошо. С Яриком не может случиться беда — только не с ним. Отказываюсь в это верить.

Охранник икает, стирает со лба густую испарину, а Максим наступает на него грозовым фронтом. Хочется крикнуть: “Спасайся, идиот, он убьёт тебя сейчас!”, но язык онемел, а горло будто кто-то держит крепко ледяными пальцами.

— Он упал! — выкрикивает охранник, а Максим хватает его за грудки. Хорошенько встряхивает, а я боюсь, что вот-вот прольётся кровь. — Максим Викторович, я на мгновение всего отвернулся. Он просто упал! На горку влез и упал, я ничего не успел сделать! Там не очень высоко было.

Максим матерится громко, толкает охранника и молча выскальзывает из кабинки. Я никогда не видела, чтобы люди так быстро бегали, честное слово. Отпихивает от себя каких-то людей, они пытаются ему что-то объяснить, только Максим сейчас точно не способен хоть что-то услышать.

Страшный он сейчас. Пугающе злой. Ярый.

Он спешит к сыну в игровую. Я бегу за ним, не думая о том, что, возможно, лишняя там. Что не имею права находиться рядом, но… мне очень нравится этот мальчишка и я искренне желаю ему добра.

— Мы вызвали скорую! Они уже едут! — кричит какая-то женщина, но Максим лишь отмахивается от её нервозности. На груди у неё бейджик, и я успеваю прочитать, что это — Ирина, администратор заведения. Мне даже жаль её немного, настолько жалобное у неё выражение лица.

А в голове шумит мысль: скорая! Скорая! Неужели всё настолько серьёзно?

— В сторону, мать вашу! — рычит Максим и отпихивает от себя каждого, кто потерял вдруг рассудок и решился полезть к нему с объяснениями или извинениями.

ЧП в игровой комнате престижного ресторана — вряд ли событие рядовое. Вокруг суета, шумные разговоры, крики — полный набор, присущий любой нештатной ситуации.