Детектив и политика 1991 №4(14) - Эрик Кристи
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я оборвал его:
— Если все относящееся к полиции мне противно, как вы говорите, то с какой стати я стал бы рисковать, организуя группу, подобную "Мести за полицию"? Следуя вашей логике, я бы скорее наплевал на нее с высокого дерева!
— Ну, кто знает, куда заводят неврозы, — обронил он.
— Ах так! Если вы считаете, что я псих, то извольте меня обследовать! Только у настоящего врача, так оно будет убедительней!
Ей-богу, он начинал действовать мне на нервы.
— Не раздражайтесь так, Ноблар, все это лишь предположения. Я просто хотел сказать, что в вашей роте не так уж много людей, способных совершить подобное преступление. Вот и все. Завтра мы увидимся. До свидания.
Я бросил трубку, не попрощавшись.
Но вечер только начинался. Я подогревал банку кукурузы, когда позвонили в дверь. Быстро сбросив фартук с надписью "супер-повар" (и у нас есть самолюбие!), я побежал открывать.
Вот это сюрприз!
Передо мной стояла маленькая кудрявая девушка в кожаной куртке и джинсах-"варенках". Очень миленькая. Совсем не похожая на тех женщин, что я обычно принимаю у себя. Не старше двадцати пяти лет. И с очаровательным носиком. Я стоял перед ней дурак дураком. Она, наверное, почувствовала мое смущение и, чтобы ободрить меня, заговорила первой:
— Месье Ноблар?
— Да, это я.
— Можно войти?
Ее голос полностью соответствовал облику. Тоненький, хрустальный. Как родник.
— Конечно, входите.
В квартире был полный кавардак. Я уже собрался извиниться, но она опередила меня.
— Как у вас мило! Странно, это больше похоже на жилище художника, чем полицейского.
Я криво ухмыльнулся. Убей меня бог, если я понимал, что ее навело на такую мысль. Может, висящая на стене репродукция "Джоконды"? Я вырезал ее из "Пари-матч" несколько лет тому назад и теперь мысленно поздравил себя с этим.
— Садитесь, пожалуйста, — сказал я девушке, смахивая со стула груду неглаженых рубашек.
— Спасибо.
Гостья сняла куртку, чуть великоватую для нее, и повесила на спинку стула. Под курткой у нее была черная облегающая майка. Я невольно загляделся на ее круглые упругие груди. Девушка широко улыбнулась, и я отвел глаза.
— Вы, наверное, хотите знать, зачем я вас побеспокоила, не правда ли?
— Вы меня совсем не побеспокоили! — торопливо заверил я ее. — Вечера у меня свободные, и всякая неожиданность — просто милость господня! — Она как будто оценила мои старания. Я продолжал: — Хотите чего-нибудь выпить?
И вскочил, изображая "готовность № 1 исполнить любой каприз дамы".
— Да, что-нибудь покрепче, если у вас есть.
Вот это мне очень понравилось. Попроси она кока-колы или другой подобной дряни, это вязалось бы со всем ее хрупким обликом. В то время как "что-нибудь покрепче" заставило меня… ну как бы вам объяснить… счесть ее еще более соблазнительной.
Я достал из буфета бутылку шотландского виски и кальвадос. Украдкой протер краем полотенца два стакана и расставил все это перед ней.
— Спасибо, мне виски.
Я щедро плеснул в оба стакана.
— Со льдом?
Я надеялся, что она откажется, поскольку не помнил точно, есть ли у меня лед в холодильнике. Она и отказалась. Нет, просто гениальная девчонка!
Мы с улыбкой подняли стаканы, и она отпила как следует. Я тоже.
— Меня зовут Сильвия Энбон, я журналистка. Независимая, — добавила она, заметив гримасу, которую я не смог скрыть. — И я веду расследование по делу этой знаменитой группы "Месть за полицию".
— А как вы узнали мои координаты? — резко спросил я. — Мне кажется, у нас такие сведения легко не дают.
Перед тем как ответить, Сильвия опять влила в себя изрядную порцию спиртного.
— Ну, знаете, у хорошего журналиста повсюду есть друзья…
Она не завершила фразу и, поставив стакан, одарила меня еще одной сияющей улыбкой. Прямо-таки ослепительной. Я не уставая любовался ею.
— Ладно, если я вас правильно понял, бесполезно выпытывать у вас имена этих самых друзей-помощников. Что же вы хотите знать и почему думаете, что я могу сообщить вам больше, чем любой другой полицейский из нашей роты?
Девушка скрестила ноги, и одна туфелька упала на пол. Чулок она не носила. Ножки у нее были очаровательные — крошечные, с ярко-красным лаком на ногтях.
— Во-первых, Люсьен — я могу вас называть просто Люсьен, не правда ли? (я кивнул), — хочу заверить, что я не собираюсь никоим образом подводить вас. Никто никогда не узнает, что мы виделись и беседовали с вами. Можете мне полностью довериться.
Я опять кивнул в подтверждение того, что верю ей. Она продолжала.
— Я так поняла, что вы не склонны поддаваться гневу, проявлять жестокость… Скажите, вы за левых?
— Н-не знаю…
Вопрос застал меня врасплох. Никогда не мог определиться в своих политических убеждениях. Слишком часто они менялись.
— Видите ли, Люсьен, я считаю, что это прискорбное дело позволит хоть частично навести порядок у вас в полиции. Сейчас или никогда. Если мы позволим замять и этот скандал, то упустим прекрасный случай изменить ход вещей раз и навсегда. Ведь вы, как и я, наверняка считаете, что полиция тяжело больна. Что, несмотря на все обещания, все попытки реформ, несмотря на всех министров и все комиссии, которых пруд пруди, в ваших рядах решительно ничего не меняется к лучшему. И что виноваты в этом не вы — рядовые работники, а сама система, вся эта иерархия
