Детектив и политика 1991 №4(14) - Эрик Кристи

— А Бертье…

Ну что ей дался этот Бертье! Никак не отвлечешь ее от этой мысли. Я даже обиделся. Но Сильвия одарила меня улыбкой, и я тотчас забыл о своем оскорбленном самолюбии.

— Что Бертье?

Мне нравилось дразнить ее. Она нежно положила головку мне на грудь.

— Да, — наконец прошептал я. — Бертье в деле. Я это знаю.

Какое огромное облегчение — поделиться своей тайной! Впервые за это нескончаемое время я мог кому-то довериться.

Вот это утешение!

И я рассказал ей все.

Я не успевал забежать домой переодеться — было уже слишком поздно, — и потому пошел к метро, чтобы ехать прямо на работу. По дороге я купил в киоске "Паризьен" — люблю эту газетенку.

На седьмой странице мое внимание привлек заголовок "Консьерж убит за 800 франков".

В статейке рассказывалось о том, что несчастный старик был ограблен и что воры, без сомнения, разочарованные столь скудной добычей, выместили на нем свою злобу, забив до смерти. Вполне банальная история. А вот что было менее банально, так это имя и адрес жертвы: Альбер Манович, улица Дювивье.

Я почувствовал, что покрываюсь холодным потом.

Несколько раз подряд я перечитал статейку, дабы убедиться, что все это мне не приснилось. Но увы: в самом конце автор упоминал о том, что "на той же улице Дювивье несколько дней назад был обнаружен труп полицейского Маршана, изуродованный до неузнаваемости"…

Во рту у меня мгновенно пересохло, прямо как после марафона. Я несколько раз судорожно сглотнул. Все мои мысли куда-то мгновенно испарились. Безумный страх навалился на меня и буквально парализовал. В животе громко заурчало.

Чисто машинально я вышел на нужной станции. Ноги у меня подгибались, как ватные. Со лба градом катился пот, и вытирать его было бесполезно. Я спрятал платок.

Придя в "Отель де Полис", я заметил, что окружающие поглядывают на меня с подозрением. Исподлобья. Спустившись в раздевалку, я поймал свое отражение в зеркале. Я был не только белый, как стена, но вдобавок небрит. Типичная физиономия пьянчуги. Миниатюрная бритвочка Сильвии для бритья ног сделала все возможное. Иными словами, очень мало. Я натянул форму и с трудом вспомнил, что в это время обычно хожу пить кофе. Я отправился в буфет, заранее боясь встречи с Бертье. Теперь, когда я проговорился о нем Сильвии, мне было страшно подумать, что он угадает это по моему лицу. Не говоря уж о статье в "Паризьен"…

Капрала в буфете не было.

Я бросил монеты в щель автомата и, даже не дождавшись, пока стаканчик наполнится, сунул его в мусорный мешок.

Сзади неслышно подошел Бенар. Когда он заговорил, я от неожиданности подпрыгнул.

— Что это с тобой, совсем расклеился?

Я взглянул на него так, словно он застиг меня на месте преступления. И сам тотчас почувствовал это. Нужно было что-то отвечать.

— Я и вправду расклеился… Как думаешь, может, мне попросить отпуск? Прямо сейчас? — И, тяжело вздохнув, продолжил: — Мне необходимо сменить обстановку, не могу больше…

Бенар задумчиво грыз ноготь.

— Бертье придет только к двенадцати… Сходи к Дельма, попроси, будь порешительнее…

— Ага, точно, пойду, — подтвердил я, направившись к двери.

Дельма долго рассматривал меня в упор.

— Знаете, Ноблар, я, конечно, не могу запретить вам взять отпуск… — Он колебался, будто не мог найти нужные слова и тщательно подбирал их в уме. — Впрочем, может быть, так оно и лучше. Обстановка в подразделении напряженная. И, как мне ни неприятно это говорить, вы частично являетесь этому причиной.

Я даже и возражать не стал. Он продолжал:

— Только не уезжайте из Парижа, вдруг следователь из уголовной полиции захочет с вами побеседовать. Или потребует…

Он не договорил. Но мне все было безразлично. Кроме собственной шкуры.

— Благодарю вас, господин майор.

Я отдал честь и вышел.

На бешеной скорости я сложил свои вещички, — просто выгреб их из ячейки и запихнул в дорожную сумку. Вперемешку. Не складывая. Сплющенное кепи оказалось внизу, под кучей скомканных тряпок.

У меня только хватило соображения сменить свой ремень на форменный. Я хотел чувствовать на бедре успокаивающую тяжесть револьвера.

Мне по-прежнему было трудно разобраться в ситуации, определить истинное положение вещей. Наверное, действовал инстинкт самосохранения, препятствующий вдумываться в события, когда попадаешь в подобную переделку. А я, уж поверьте, попал в хорошенькую переделку! Влип в дерьмо по уши. Я вынудил себя улыбнуться… Потрясающий все-таки парень, этот Ноблар! Совсем съехал с катушек. У него нет ни единого друга, даже напротив, и он верит, что какая-то кнопка-журналисточка, которую он едва знает, поможет ему разрешить все его великие проблемы… Проблемы выживания, точнее не скажешь!

Сильвия, Сильвия… Это имя занимало все мои мысли. Я был убежден, что она поможет мне избавиться от неприятностей. Стоит лишь заявиться к ней — эдак "на голубом глазу" — и сказать: "Дорогуша, я попал в дерьмовую ситуацию, что мне теперь делать? Помогите, умоляю вас!" — как она возьмет меня за руку и успокоит, шепча на ухо нежные и такие нужные слова: "Не волнуйся, миленький мой Люсьен, я знаю многих влиятельных людей и вытащу тебя из этой истории; не думай об этом, я всем займусь сама".

Да, я верил в нее. И, заметьте, это было для меня великое счастье, ибо единственным разумным выходом из этой кошмарной путаницы мне виделось самоубийство.

В дежурке я предупредил, что представлю медицинскую справку по поводу своего отсутствия. И что меня не будет неделю-две: мне, мол, необходимо отдохнуть, выспаться, расслабиться, побыть в одиночестве, очень сожалею, но вы уж на меня не сердитесь…

Ребята поглядели на меня искоса, сокрушенно покивали, и я опять подумал, что упустил случай лишний раз промолчать.

Торопливо бросив: "Общий привет!", я повернулся спиной