Эпоха сериалов. Как шедевры малого экрана изменили наш мир - Анастасия Ивановна Архипова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Почему же собеседник Стелло назван «Черным доктором»? В первой половине XIX века образ медицины смыкался, с одной стороны, с чернокнижием и колдовством, а с другой – с шеллингианским толкованием животного магнетизма, предшественника медицинского гипноза и психоанализа. В народном театре традиционно фигура комического доктора-лекаря соседствовала с гробокопателем; в целом ряде #романтических новелл врачи изображались чернокнижниками и колдунами, как, например, у Гофмана в повестях «Магнетизер» или «Игнац Деннер». Постоянно имея дело с пограничными состояниями – роды, болезнь, смерть, – доктор и сам оказывается на стыке миров14. Тот же Черный доктор рассказывает Стелло истории смертей трех поэтов, и очень важным для слушателя (а через его взгляд – и для читателя) оказывается личный, физический контакт доктора с умирающим: «Вдруг Стелло остановился и схватил доктора за руки. – Значит, вы видели его? – воскликнул он. – Видели и держали на руках этого злополучного юношу, сказавшего себе: "Отчайся и умри", слова, которые вы часто слышали по ночам от меня?»15. В силу такой пограничности литературные доктора, равно как и их сериальные потомки, наделены целым рядом демонических черт, восходящих к древним мифологическим представлениям.
Бог (не) хромает
В самых первых кадрах пилотной серии «Доктора Хауса» мы видим, как двое мужчин, один в белом халате, другой в потрепанном костюме и с тростью, идут по коридору. Физическое #увечье героя предъявляется зрителям с первых же минут, когда человек с клюкой говорит своему собеседнику: «Ну, вот видишь, все меня принимают за больного из-за трости», – что задает тон не только этому эпизоду, но и всему сериалу, в котором слегка перекошенная фигура Хауса, ковыляющего по коридору в сопровождении своей команды, станет заставкой, брендом, символом; в этом скособоченном силуэте сосредоточится главная драма, загадка нашего героя – его неизлечимая травма. И этот герой – реинкарнация Шерлока Холмса, где доктора Уотсона замещает доктор Уилсон.
Хромота и асимметричность доктора указывают сразу на два типологических свойства. Первое отсылает нас к архаическим культурным корням, а именно к фольклору и эпосу, в которых асимметрия становится признаком принадлежности к потустороннему, подземному миру: «Хромы и кривы, одноглазы, одноруки и одноноги хтонические духи в фольклоре сибирских и центральноазиатских народов <…> Кривизна и хромота – устойчивый признак колдуна по поверьям русских восточной Сибири, что, кроме того, связано с представлениями о ложности, неправедности, неправильности, противоположности истине [Медведева, 1997, с. 6–7]. Естественно, что неполнота форм и асимметрия особенно характерны для ситуации пересечения рубежа. Весьма выразителен в этом отношении хромой перевозчик в загробный мир из маньчжурского шаманского предания: одноглазый, одноухий, кривоносый, лысый, подгребающий половинкой весла половинку лодки»16. Уместно здесь же упомянуть увечность Полифема, Лиха Одноглазого и т. д., вплоть до одноногого Джона Сильвера из «Острова Сокровищ» Стивенсона, а также булгаковского Воланда с кривым ртом и глазами разного цвета17. Тут можно говорить об устойчивости стереотипов: когда перед сценаристами стояла задача наделить героя каким-то увечьем, они избрали именно хромоту, которая, в свою очередь, свяжется в зрительском сознании с образом хромого беса. Стоит также отметить, что в самом начале сериала «Шерлок» доктор Уотсон хромает, совершенно так же как и Хаус.
Хаус обладает многими другими дьявольскими чертами, такими как необыкновенная способность моментально переключиться на иностранный язык; в «Шерлоке» братья Холмсы также легко справляются с различными языками (достаточно вспомнить знаменитую сцену из «Пустого катафалка», в которой Майкрофт и Шерлок разговаривают по-сербски). Знание всех языков также приписывается черту, который, по мысли Джойса, говорит на «чертногусломе»18, или «на смешанном жаргоне итальянского и испанского наречия, к которому примешивает несколько латинских слов»19. В современной культуре демонические персонажи практически всегда наделяются этой суперспособностью. В «Космической трилогии» Льюиса один из героев, когда в него вселяется злой дух, начинает бегло изъясняться сразу на нескольких языках; дьявольский адвокат Милтон, в фильме «Адвокат дьявола» свободно говорит на всех языках, то же можно сказать и о Люцифере, герое одноименного сериала20. Впрочем, говорение на языках в научной фантастике иногда истолковывается как признак надмирности, как, например, в «Докторе Кто», где герой владеет не только всеми языками мира, но и языками вселенной, с легкостью общаясь с жителями всех планет. Его машина времени – ТАРДИС – телепатически переводит любые языки и для спутников Доктора.
Другое, не менее важное символическое объяснение хромоты Хауса указывает на тему особого увечья, дающегося в обмен на необыкновенный дар. Это может быть как знак союза, договора с высшими силами (как в Библии – жила Иакова, косноязычность Моисея), так и особая помеченность – темными или светлыми силами. Так, в древнегреческой мифологии прорицатель Тиресий слеп, однако обладает «другим» зрением, позволяющим ему предвидеть будущее. Увечье в ряде обрядов и ритуалов является частью посвящения. В пушкинском «Пророке» герой лишается привычных органов чувств и взамен получает божественный дар; Русалочка расплачивается постоянной болью за превращение в человека. Молодой импровизатор Киприано из новеллы Одоевского «Импровизатор» за способность сочинять стихи без усилий расплачивается мучительным микроскопическим, или даже рентгеновским, зрением, начиная видеть внутренности любимой и слышать шорох насекомых. Раненого, покалеченного героя выдергивают из повседневной жизни. Леверкюн из «Доктора Фаустуса» добровольно принимает на себя увечье в качестве платы за композиторский дар. Рэнсом, герой «Космической трилогии» Льюиса, страдает от неизлечимой раны в ступне, и одновременно на него нисходит благословение богов и более острое зрение, позволяющее видеть бесплотных духов и понимать их язык. Диагностический дар Хауса отчетливо связан с его физической болью и с приемом викодина – без этого он не может функционировать. Поэтому даже при попытках вылечить ногу Хаус сознательно или бессознательно избирает путь боли, а не излечения. Он наделен сверхзрением и способен прозревать не только физические недуги, но и душевные слабости, человеческие недостатки, проблемы в отношениях.
Помимо физического увечья доктор отмечен еще и эмоциональной ущербностью: он лишается возможности быть счастливым в любви или браке. Так, говоря о своем
