Моцарт и Сальери. Кампания по борьбе с отступлениями от исторической правды и литературные нравы эпохи Андропова - Петр Александрович Дружинин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Хотелось бы освободить рукопись и от наивных анализов «творческого состояния» его героя в момент работы. Я имею в виду такого рода описания: «Работая над этим стихотворением, Толстой представил себе „грохот ударов и взрывы гранат“, „клубы дыма в пыли“, представил себе „серые тени жестоких солдат“, стрелявших в жаждущих свободы и братства людей, с оружием в руках отстаивающих правду „гордых, великих, свободных идей“, представил себе рыдающую мать, держащую на руках убитого сына, „милого мальчика“, мечтавшего „проникнуть в людскую печаль“…»[132] и т. д.
В описании отношений А. Толстого с современниками и друзьями автор рукописи идет чаще всего одним и тем же путем – герои пересказывают друг другу очень длинно свои письма и статьи. <…> Здесь вновь встает вопрос об источниковой базе биографа. Она представляется очень узкой…[133]
В завершении М. О. Чудакова желает автору переработать рукопись:
Биограф любит своего героя, это важно; будем надеяться, что любовь станет в процессе работы менее «слепой» и более «разумной». <…> Все же пока вместо героя в рукописи чаще выступает вперед хорошее к нему отношение биографа. Этого, конечно, мало[134].
Но стиль работы Петелина «на выходе», в сущности, претерпел не столь много изменений.
Однако одно дело – рецензия внутренняя, а совсем другое – напечатанная. Татьяна Толстая, будучи младшим редактором по должности, современникам уже в 1984 году показалась исполином. Если для написания такой рецензии достаточно только знания, таланта и доли безрассудства, то для напечатания нужно нечто большее. И за ее спиной стоял М. Б. Храпченко – «гауляйтер отечественной филологии»[135].
Но поскольку те, кто мог бы многое добавить к словам Т. Толстой, сохраняли гробовое молчание, а на стороне писателя были многочисленные положительные рецензии, то Петелин чувствовал себя правым. Тем более что формально недочеты рукописей, на которые указывали внутренние рецензии в процессе подготовки книг в издательствах, были им учтены.
Следует напомнить, что закон наиболее четко организованных идеологических кампаний в СССР 1946–1949 годов состоял в том, что жертва проработки или публичного поруганья должна была как минимум смириться и замолчать, а еще лучше – признать ошибки, написать покаянное письмо, словом, принять как неизбежное тот факт, что партийная критика проехалась по нему железным катком, и постараться (если позволят) жить дальше.
Для особенно недогадливых «Вопросы литературы» дали рецепт верного поведения: сразу за статьей Т. Толстой было помещено короткое, на половину полосы, «Письмо в редакцию» театроведа и исследователя творчества Ахматовой – В. Я. Виленкина (1910–1997):
Приношу свои извинения читателям журнала «Вопросы литературы» за две ошибки, допущенные мной в статье «Стимул творчества Анны Ахматовой» (1983, № 6).
Стихотворение «Нет, это было не со мной…», находящееся в архиве А. А. Ахматовой в Отделе рукописей Государственной Публичной библиотеки имени М. Е. Салтыкова-Щедрина (фонд 1073), принадлежит не Анне Ахматовой, а О. Т. Бондаренко, приславшей ей 13 своих стихотворений в 1961 году. Мне следовало знать, что это давно уже выяснено (на страницах журнала «Простор», 1971, № 12).
Стихотворение из цикла «Мартовские элегии» под цифрой I напечатано не впервые – оно было опубликовано в журнале «Литературная Грузия» (1977, № 7)[136].
Вот что требовалось, если не молчать. Однако те традиции, которые имели своим истоком трепет сталинской эпохи, упразднялись: времена изменились, смертельный страх остался в прошлом, появилась вера в справедливость не только в лучшем мире, но и на земле. Так что все жертвы кампании по борьбе с отступлениями от исторической правды, и первый из них Петелин, пытались бороться за свое честное имя. Никто из них и не думал писать покаянные письма.
Петелин, будучи достаточно вовлеченным в партийную жизнь Союза писателей, полагал, что никаких идеологических претензий ему не высказано; вспомним рассказ Д. Данина об ответе Л. Субоцкого на проработке 1949 года: «Он отводил все обвинения: никакой вины перед партией! И грубейшие реплики из президиума не могли его сбить»[137]. И поскольку собственно вины, то есть идеологических ошибок, Петелин за собой не видел, то он решил побороться. Это было важно еще и потому, что никаких оргвыводов формально не последовало, так что нужно было оправдаться перед издательствами, которые выдали в свет его книги об А. Толстом, а также упредить более серьезные проблемы собственной писательской биографии.
Рецензию Т. Толстой он уничижительно именует «заметками», притом считая подпись «Т. Толстая» нарочитым псевдонимом под пасквилем. (Это сегодня мы знаем, что перед нами первый критический текст известной писательницы, вполне остро реагировавшей на подобного рода «беллетризацию» истории своей семьи.) Об этом свидетельствует начало письма Петелина:
Заметки «клеем и ножницами», опубликованные на страницах журнала «Вопросы литературы» (№ 9 за 1983 г.), возможно, и не нуждались бы в специальном ответе. Уже по своему тону, каковой счел возможным избрать рецензент, подписавшийся именем Т. Толстая. Тон этот, пренебрежительный, снисходительно-барский, кажется, имеет целью вовсе не выяснение истины, а желание обидеть и оскорбить автора. Или и впрямь задача «заметок» заключалась в том, чтобы своей бранчливостью, пристрастностью и недоброжелательством отнять у автора желание спокойно и по-деловому ответить своему крикливому оппоненту. Но интересы дела превыше личных амбиций. И автор желает высказаться вовсе не в свое оправдание, а в оправдание жанра[138].
Впоследствии Петелин описал свои настроения того момента:
Эти «заметки» просто ошарашили меня, естественно, я тут же бросился к письменному столу сочинять «Письмо в редакцию» журнала «Вопросы литературы», ну ладно, если столь безграмотное сочинение было бы опубликовано в каком-нибудь литературно-художественном журнале, где теоретическое невежество в тех или иных вопросах вполне возможно и даже допустимо, но тут-то журнал теоретический, историко-литературный, предполагается, что его редактируют ученые люди. Было над чем задуматься… <…>
Вместе со мной разделили гнев против этих «заметок» Олег Михайлов, Аркадий Савеличев, Валентин Сорокин, Анатолий Жуков и др. В моем архиве сохранился текст «Несколько вопросов „Вопросов литературы“», написанный Аркадием Савеличевым, близко к сердцу принявшим клеветнические измышления Т. Толстой. <…> Олег Михайлов тоже послал в журнал свои полемические заметки, в которых говорил о специфике
