Ловкачи - Александр Дмитриевич Апраксин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Она взглянула на смеющуюся Кису и также многозначительно ответила ему в тон:
– Да, вот что, понимаю!
Савелов льнул больше к той, которую прозвали Ромашкой. Она была веселее всех остальных и вскоре предложила ему протанцевать тур вальса.
Полковник хлопал глазами и хлопал рюмку за рюмкою действительно доброго коньяку.
Киса тоже захотела танцевать, но не верила, чтобы толстый Огрызков мог сделать хоть один тур. Он принял вызов, и оказалось, что танцевал прекрасно. Все были поражены и стали его мучить. Становилось жарко. Надо было отдохнуть. Марфа Николаевна запела, и все смолкло. Мощный, богатый, грудной голос звучал сильно и страстно. Ее слушали с наслаждением, и здесь, в кругу знакомых, у себя дома, она пела еще лучше, непринужденнее, нежели там, у себя в хору.
Но вдруг она вспомнила о времени. Было пора одеваться. Все стали ее умолять не ехать, спеть еще.
– Что вы, что вы? – воспротивилась она. – Этого я сделать не могу. Служба прежде всего.
Оглянулись. Кисы уже не было. Оказалось, что она ушла тоже переодеваться, так как от хористок требовалось появление на месте не позже десяти часов.
Оставались портниха да старая брюнетка – таперша. Ромашка ушла вслед за Марфою Николаевною, так как состояла при ней чем-то вроде адъютанта.
Сразу стало скучно, и компания, поговорив немного, разъехалась.
Огрызкову хотелось потащить своих приятелей к Омону, но те не согласились, в особенности по нежеланию Савелова.
В самом деле, Степан Федорович был озабочен и если на время поразвлекся новинкою в этой странной обстановке, то, едва прекратилось общее веселье, вернулся снова к своим думам о Зинаиде Николаевне Мирковой и победившем ее сердце Хмурове.
Он уехал с полковником к себе домой и приказал подать крепкого чаю. Он сознавал, что пил в этот день слишком много: голова отяжелела, но хотелось поговорить по душе, и лучшего собеседника или, по крайней мере, слушателя ему нельзя было найти.
Полковник питал к Степану Федоровичу Савелову чувство самой прочной дружбы, основанной на незыблемом закале военного товарищества, то есть товарищества самого прочного, по правде говоря.
Характер Савелова отчасти отражался и в обстановке его квартиры. Все в ней было прилично, чисто до безукоризненности, и каждый предмет высматривал столь же прочным, как и он сам. Тут были все кругом вещи солидные, массивные и притом ценные. Не было излишних безделушек, и по первому взгляду легко было бы заметить отсутствие женщины в этой квартире.
Когда отданное слуге приказание было исполнено, друзья удобно развалились каждый в угол огромного дивана и, попивая дорогой ароматичный чай, завели беседу.
– Меня более всего возмущает, – говорил Савелов, – что люди честные и порядочные, каковым, несомненно, надо считать Огрызкова, так легко относятся к своим знакомствам. Мало того, они сами даже будут знать за человеком всякие мерзости и все-таки будут продолжать дружить с ним на милом основании, что не пойман, стало быть, и не вор.
– Очень просто, – ответил полковник, отхлебнув большой глоток из своего стакана.
– Неопровержимо доказать, что красавец этот Хмуров не что иное, как шарлатан, я, правда, еще не могу, – сказал Савелов, – но я это чувствую самым непоколебимым образом.
– Чего говорить, бродяга! – согласился полковник. Помолчав немного, он спросил:
– Почему только этот человек тебя особенно беспокоит?
– Как почему?! Ты меня, брат, удивляешь! Разве тебе не ясно, куда он метит с Мирковой?
– Ну, а тебе-то что?
Хладнокровие полковника, давно известное Савелову и даже нравившееся ему, на этот раз почему-то его раздражало. Он спросил:
– Имеешь ты представление о том, что такое Зинаида Николаевна Миркова?
– От тебя же много слышал, – ответил по-прежнему спокойно полковник.
– Хорошо-с. Теперь скажи мне, что, по-твоему, может произойти, если в доверие к такой женщине вкрадется негодяй?
Полковник молчал и глубокомысленно курил папиросу.
– Такой гусь, – продолжал Степан Федорович, – не задумается обобрать ее и испортить ей всю жизнь, тогда как она могла бы и другим дать счастье.
Полковник взглянул на приятеля, улыбнулся и сказал:
– Например, тебе.
– Какие ты глупости говоришь! – воскликнул Савелов. – Почему это непременно со мною, а не с другим? Мало ли порядочных людей, и уж, во всяком случае, более достойных счастия, нежели такой авантюрист?
– Согласен. Но напрасно ты только со мною в жмурки играешь. Если я тебе и не особенно помогу, то уж ни в каком случае не помешаю. Говори-ка прямо все начистоту.
– Ну так слушай же, – с какою-то особою решимостью последовал его совету Степан Федорович. – Да, я не считаю нужным от тебя скрыть, что на Миркову я давно смотрю как на олицетворение именно той женщины, которую бы я желал сделать моею женою.
– Дело хорошее!
– Да. Но совсем не потому только, что она так богата. Нет, конечно, состояние ее счастью не должно вредить…
– Не должно! – подтвердил весьма серьезно полковник.
– Но не оно играет в моем выборе первостепенную роль. Я давно присматривался к Зинаиде Николаевне, давно она мне нравилась, и, переселясь во флигель ее дома, я, так сказать, не терял ее из-под самого бдительного надзора. Я могу поручиться за эти два года, что ни единой мало-мальски подозрительной интрижки у нее не было и что она, за все время своего вдовства, вела себя безукоризненно.
– Большая редкость по нынешним временам.
– Тем более заметь, – продолжал Савелов, – что она вполне свободна и во всех отношениях совершенно независима!..
– Делает ей честь.
– Ну да, конечно, а мне делало удовольствие. Я последнее время уже чаще стал с нею видеться и даже пробовал изредка намекать, все шло прекрасно, как вдруг в один месяц, даже менее того, все изменилось. Она встретила этого Хмурова и совершенно потеряла голову. Она себя компрометирует с ним, и я не могу поручиться, не зашли ли они уже слишком далеко.
– Печальная история.
И оба приятеля задумались. Савелов встал с дивана и зашагал длинными шагами по кабинету, точно размеривая ковер, а полковник продолжал курить, усиленно затягиваясь, и следил за ним взором. Молчанье продолжалось довольно долго. Наконец первым прервал его полковник.
Он спросил:
– Но скажи, пожалуйста, в чем именно ты подозреваешь Хмурова?
– Хмурова? – откликнулся Савелов и встал перед приятелем, точно остановленный сильным электрическим током. – Да во всем я его подозреваю. Нет такой гадости, на которую бы этот человек не был способен.
– Ну, погоди, не увлекайся…
– И не думаю даже. Начать с того, что его средства к существованию крайне загадочны.
– Может быть, в карты играет? – спросил полковник.
– Не знаю, не думаю, а впрочем, все возможно. Два
