Беспокойное наследство - Александр Лукин

Степан застал Павлика, когда тот возился возле своего книжного шкафа — разбирал поставленные на ребро магнитофонные записи.

— Ты стал прямо какой-то неуловимый, — весело сказал Степан, глядя с высоты своего роста вниз, на аккуратно причесанную голову соседа, который, сидя на корточках, продолжал свое занятие, словно никакого Степана в комнате не было. — Третий день не могу тебя застать!

Павлик поднялся на ноги. Вытащив из футляра ролик, он зарядил им стоявший на столе «Грундиг».

— Соскучился?

— У меня к тебе срочное дело.

— А я и говорю — соскучился. По скрипке Страдивари. — Павлик нажал клавиш, ролики беззвучно завращались.

Степан вынес удар, как солдат.

— Ты уже знаешь…

Тут в беседу вступил третий участник — Шарль Азнавур со своей «Изабеллой».

— Помолчи, — попросил Павлик.

…Песня замерла, но даже решительный Степан, которому было не до Азнавура с его умершей возлюбленной, не рискнул возобновить атаку сразу.

— Ладно, — сказал он наконец. — Ясность так ясность.

Павлик смиренно сел в кресло, подняв глаза на гостя.

— Ты же все равно продашь скрипку. Рано или поздно. Верно?

— Я внимательно слежу за нитью твоих рассуждений, — уверил Павлик.

— Точно продашь. Тебе она ни к чему. А деньги за нее дадут большие. Так почему не уступить ее мне? Я ж все-таки свой человек. И — музыкант…

— Как мы все-таки мало знаем друг о друге, — задумчиво проговорил Павлик. — Вот ты свой человек, а я ни разу не видел тебя в деле. В деле, так сказать, твоей жизни… Да… Значит, ты намерен аккомпанировать на скрипке Страдивари огненным пляскам своего ансамбля?

— Ну, почему же? — Степан слегка, самую малость смутился.

— Может, тебе предложили сольное турне по пяти континентам? Нет? Для чего же тебе великий инструмент?

— Так продам! — вырвалось у Степана. — Найду настоящего покупателя.

— А личными суверенными усилиями я, по-твоему, не смогу обойтись?

— Но ведь ты никого в музыкальном мире не знаешь. Тебе же придется обращаться к маклерам. Они сдерут с тебя три шкуры! У меня же возможности, связи, понял? Мы станем с тобой богатые парни!

— Правильно ли я понял, что вы, сэр, хотите на мне заработать?

— Но ведь и ты заработаешь тоже! — уверил Степан.

— Ах, «тоже»…

— Ну чего ты ломаешься?

— Ладно, — сказал Павлик. — Только не нужно так много страсти. Сколько ты предлагаешь?

Вот тут-то и началось то, что Павлик, передавая суть дела Лене, назвал «игрой на повышение».

— Слушай меня внимательно, — остановил Павлик Степана. — Скрипка стоит двадцать тысяч. Но ты свой человек и наперсник моего золотого детства. Поэтому я желаю получить десять тысяч рэ, а остальное меня не касается. Я выразился понятно?

Степан кивнул.

— Неси ассигнации — она твоя.

Степан взял ярко-красную трехногую табуретку и сел вплотную к Павлику.

— Понимаешь, старик… в общем… у меня есть идея…

— Ну, ну? — подбодрил Павлик.

— Я же езжу… туда… — Степан многозначительно двинул подбородком.

— Ах, вот что… Значит, так: я знать ничего не знаю, ты мне ни звука не говорил. Ясно? Мое дело — получить бумажки.

— Так я об том и толкую. Я бы захватил ее с собой, и тебе десять тысяч не бумажками, а валютой…

— Между прочим, там, — Павлик двинул подбородком приблизительно в сторону Запада, — Страдивари ценится несколько дороже. Не так давно скрипка позднего Страдивари была продана за триста тысяч франков.

— Откуда… ты знаешь? — Степан смешался.

— Пришлось почитать кое-какую литературу, — скромно пояснил Павлик. — Ну там Витачека книжку, Вальтера Хамле «Итальянские мастера скрипок», Фернандо Саккони перелистал, периодику…

Степан быстро нашелся:

— А риск, Павлик? Риск что-нибудь стоит?

— Стоит, стоит, — успокоил гостя Павлик. — Не пугайся. Это я так, для информации. Слово мое твердое: десять тысяч. Но — деньги на бочку.

— Неужели ты мне не доверяешь?

— Тебе — да, но не обстоятельствам. Ты же сам говоришь: риск. Кто поручится, что с тобой в вояже не произойдет какой-нибудь, говоря по-нашему, по-простому, форс мажор? Пограничники, таможенники, воры, наконец, — и я останусь с носом!

— Ерунда! — непоследовательно возразил Степан. — Допустим, у меня ее обнаружили. Так что, в конце концов, я, советский скрипач, не имею права играть на скрипке Страдивари?!

— Имеешь. Играть, продать, даже подарить. Все, что угодно. Но сначала — заплати мне за нее.

— Ну, хорошо. Давай так: за риск ты получишь не десять, а двенадцать, даже тринадцать тысяч. Валютой по курсу.

— Лишнего мне не надо. Что касается валюты — надо читать газеты: денежная система капиталистического мира потеряла устойчивость. Того и гляди, доллар полетит вниз. Так что прошу советскими дензнаками образца одна тысяча девятьсот шестьдесят первого года. И — вперед.

Степан еще пытался уговаривать Павлика, уломать его. Но тот оставался непреклонен, как Дюк Ришелье, когда скептики пытались ему втолковать, насколько сомнительна идея — строить на голом степном берегу город Одессу.

Вот на этом и расстались приятели детства.

Что оставалось делать Степану в этом трудном положении? Только одно: снова думать. А времени у него было совсем немного. Время подгоняло скрипача Степана: ансамбль собирался в зарубежные гастроли.

Наконец Степан принял отчаянное решение: срочно загнать все, что у него было любимого и дорогого за приличную цену. От шикарных, крокодиловой кожи штиблет голландской фирмы «Вербун» до магнитофона «Филиппс»…

Он решился на это под утро, после новой бессонной ночи, выплюнув изжеванную, давно потухшую сигарету и спустив с кровати свои длинные ноги в кальсонах.

Элла Ипполитовна была убеждена, что у ее сына хрупкое здоровье. Поэтому в тот самый день, когда «Чорноморська комуна» сообщала: «Закончился курортный сезон», Элла Ипполитовна, внимательно следившая за прессой, вытаскивала из тахты спрятанное на лето теплое белье и заставляла Степочку в своем присутствии перейти на зимнюю форму одежды.

— Ничего, ничего, — говорила она, — не тебе меня стесняться! Я свое дитя знаю наизусть…

Если кто-нибудь говорил Элле Ипполитовне, что не надо так кутать здоровенного парнягу, она возражала:

— Чепуха! Все музыканты имеют надломленный организм. Вы в курсе — сколько лет было несчастному Шопену, когда он сделал нам ручкой? Нет? Так вам же надо прямо-таки бежать в народный университет культуры! И он еще со мной спорит…

Поэтому в то важное утро Степан сидел на кровати в утепленных доспехах. Спокойствие его позы было только внешней видимостью. Душу музыканта терзала жестокая мука…

Но решение было принято. А принятые решения надо выполнять. И Степан вброд, оступаясь и увязая в иле, перешел Рубикон…

На другом берегу пресловутой речки его ждал часовых дел мастер Мишка. Этот остроносенький верткий паренек с черточкой усиков под носом был занятной фигурой. Знание тайн колесиков и шестеренок было не главным его талантом. Главный талант был в другом. В некоем кругу он был известен под кличкой «Титан»: круг был не чужд изящной словесности. Имя Драйзера там кое-что говорило. Кличка составляла предмет Мишкиной гордости. Достать, толкнуть, устроить, вырвать тряпку, а то и что-нибудь повесомее — в этом Мишка действительно был вне конкуренции. Степан не раз убеждался з этом. Но главное — всегда все было тихо, шито и крыто. Мишка был верный парень. К тому же у него были полезные знакомства.

Вот к какому человеку обратился Степан…

Они разговаривали за обедом в полупустом зале третьеразрядной «идальни». Мишка питался очень изящно, заткнув за воротник угол салфетки, которую всегда носил с собой, и медленно поднося ко рту крохотные кусочки котлеты. Вилку он держал словно нехотя, брезгливо оттопырив мизинец, украшенный массивным серебряным перстнем. Титан считал себя аристократом. Это, правда, не мешало ему харчиться в захудалых столовках и забегаловках — он был скуп.

Выслушав предложение Степана, Титан выдержал паузу. Он был польщен и удивлен масштабом предприятия.

— Ты, конечно, знаешь, что я на общественных началах не работаю? Семь процентов.

— Знаю, — вяло сказал Степан. — Но мне надо срочно, очень срочно…

— И это можно. Но как на междугородной телефонной станции: за «срочно» — по тройному тарифу.

— А не жирно ли будет? Это что же — двадцать один процент?

— В самый раз! — Титан вытер салфеткой масленые губы. — Но тебе, как старому другу, — со скидкой. Двадцать процентов?

— Мерси! — с сарказмом заметил Степан.

— Плиз…

СЛУЖЕБНАЯ НЕПРИЯТНОСТЬ