Мастер выживания - Сергей Зверев

Когда стюардесса остановилась возле Ивана, он взял себе маленькую бутылку минералки и, поблагодарив улыбающуюся девушку, стал не спеша наслаждаться холодным напитком, так как у него, как и у многих других, пересохло во рту от пережитого волнения...

И если пассажиры могли только предполагать, что же на самом деле происходит с самолетом, то командир пытался всеми силами вернуть управление самолетом, переживая за жизнь каждого, кто находился за его спиной.

– Усилить давление в правый отсек! – скомандовал он, поворачивая штурвал.

– Я пытаюсь, но пока ничего не получается, – отвечал Виктор.

– Надо открыть закрылки, чтобы создать сопротивление, – сказал Михаил своему помощнику, стараясь выровнять наклонившийся самолет.

Сомнений не было: плохое топливо подавалось в левый отсек с перебоями, из-за чего самолет то и дело давал крен и терял управление. После того как командиру все же удалось «поймать линию горизонта», он решил подняться еще выше. Там воздух был более разреженным, а это давало возможность нормальной работы двигателей. Конечно, появлялась опасность обледенения фюзеляжа, так как в летний период никто не обрабатывал самолет специальной жидкостью, но Михаил все же надеялся, что ему удастся дотянуть до аэродрома.

– Продолжай следить за работой двигателей и всех систем, управление я беру на себя, – распорядился он, повернувшись к Виктору.

Тот только кивнул в ответ на слова командира. Все его внимание сейчас было приковано к приборному щитку. Он старался не выдавать своего волнения, повторяя про себя одни и те же слова: «У нас все получится».

Когда залпы ливня бьют в лобовое стекло и приборная доска трясется так, что едва разбираешь показания приборов, когда броски, провалы и крены исправляешь вместе с командиром, наступает момент, когда можешь пожалеть, что вообще пошел работать в авиацию. Но когда видишь, как командир хладнокровно решает этот кроссворд со скоростями и спокойно делает свое дело, то проникаешься уверенностью, что болтанка – болтанкой, ливень – ливнем, а командир-то на своем месте... А мы чем хуже? И каждый в меру своих сил старается поддержать спокойную обстановку. Но после того как они второй раз не справились с управлением, пусть даже и на короткое время, у него в душе зародился страх. Нет, Виктор не был трусом, просто не был готов к тому, чтобы умереть таким молодым. В его голове почему-то стали всплывать картины аварий, которые он успел увидеть за короткий срок работы в авиации.

Когда он проходил практику в Новочеркасске, однажды на его глазах самолет буквально развалился на части.

Как-то ночью «Ту-154» заходил на посадку в очень сложных условиях: низкая облачность, моросящий дождь со снегом, плохая видимость. Ко времени посадки полоса покрылась большим слоем слякоти, и начальство дало команду на ее очистку. Несколько тепловых машин сушили посадочную полосу. Все это не было согласовано с диспетчером и с пилотами подлетающего самолета. Когда командир запросил у диспетчера разрешение на посадку, ему ответили: «Полоса свободна».

Капитан корабля увидел машины прямо перед собой и ничего не успел сделать. Самолет весом восемьдесят тонн на скорости двести шестьдесят километров в час приземлился на колонну автомобилей.

Как потом Виктор узнал, в этой катастрофе уцелел только экипаж. Оторвавшаяся кабина долго кувыркалась по бетону, а когда остановилась и пилоты, отстегнув ремни, смогли выбраться из нее, позади себя они увидели то, чего не дай бог никому увидеть...

Виктор попытался взять себя в руки и сосредоточиться на приборах, но тут его взгляд уловил какие-то перемены за окном. Подняв глаза, он понял, что, по мере того как они поднимались, ливень за окном превращался сначала в дождь со снегом, а потом и вовсе в мокрый и липкий снег, который постепенно налипал на лобовое стекло. Потерять видимость в такую погоду означало только одно... Виктор повернулся к командиру, чтобы спросить его о сложившемся положении, но в это время самолет дал такой крен, что у него соскочила нога с педали газа.

– Давление на полную! – прокричал Михаил.

Как ни странно, но Виктор на этот раз не испугался, а, наоборот, стал четко выполнять приказы командира, будто бы у него появилась уверенность в том, что они обязательно дотянут до аэропорта и посадят самолет. Но самолет продолжал падать...

– Штурвал на себя и вправо! – громко скомандовал Михаил.

Не успел Виктор взяться за штурвал, как стрелка уровня давления поползла вверх. Чем быстрее она поднималась, тем ровнее становился самолет относительно линии горизонта. Когда все приборы стали показывать нормальный полет, Стародубцев, вытирая пот со лба, сказал каким-то чересчур спокойным голосом:

– Будем садиться.

– Куда? – спросил удивленно Виктор.

– Здесь есть старый военный аэродром. Остался еще от Советского Союза.

– Но он ведь заброшенный. Как мы сможем сесть?

– Сядем, – уверенно произнес Михаил. – Начинаем снижение и заходим на посадку, пока наш самолет не превратился в кусок льда.

– Может, все-таки попробуем дотянуть до Владикавказа?

– Не успеем. Будем садиться здесь, – командир повернул штурвал влево. – Вызови старшую стюардессу и скажи, чтобы подготовила пассажиров к вынужденной посадке в горах.

– Вас понял. Сейчас вызову, – ответил Виктор, нажимая кнопку внутренней связи.

Когда Ларисе сообщили, что ее вызывает командир, она находилась в бизнес-классе. В салоне творилось что-то ужасное. Нет, здесь не кричали, не требовали и не угрожали. Пассажиры, схватившись за кресла, молча смотрели на стюардесс, не проявляя никаких эмоций, и от этого становилось жутко. Ей уже не удавалось найти слова, которые могли бы как-то их успокоить. Она сама была на грани паники.

После того как самолет в очередной раз завалился на крыло и стал падать, Лариса мысленно простилась с жизнью. Не так страшна смерть, как ее ожидание. В такие моменты ты представляешь себе, как твое тело разорвет на мелкие части от удара самолета о землю. И начинаешь накручивать себя, забывая обо всем. Поэтому, когда к ней подошла Марина и сказала, что ее вызывает командир, Лариса не сразу поняла, чего от нее хотят. И только после того, как Марина повторила приказ Стародубцева, она, махнув головой, пошла вдоль кресел, не обращая ни на кого внимания.

Лариса не знала, что за любыми ее передвижениями по самолету внимательно следит пара глаз. От них не ускользало ничего. Вот и сейчас Цой, увидев, как к Ларисе подошла другая стюардесса и стала говорить ей что-то на ухо, попытался по губам прочитать сказанные слова и понять их смысл. Он хотел разобраться, что же, в конце концов, происходит с самолетом. Ему надо было решить, что делать дальше в сложившейся ситуации. Когда неожиданно самолет стремительно пошел вниз, он, естественно, не растерялся, а, наоборот, сделал все для того, чтобы попытаться остаться в живых. Сгруппировавшись, Цой закрыл голову руками и уперся в спинку кресла. Но самолет вдруг так же неожиданно выровнялся и принял обычное положение при полете. Цой успокоился, но не расслабился. Он стал прикидывать возможные варианты дальнейшего развития событий. И хотя сопровождающий не имел представления о работе пилотов, но понимал, что с самолетом что-то не так – скорее всего, у авиалайнера отказывает один двигатель, так как самолет заваливался на крыло. Пересев к окну, Цой попытался рассмотреть местность, над которой они пролетали, но из-за сильного ливня ничего не увидел. Он мог бы, конечно, расспросить об этом у сидящего рядом пассажира, но решил не привлекать к себе внимания. На этом самолете он летел незаконно. Его имя не было внесено в список пассажиров, потому что он не возвращался с отдыха, как большинство из них, а сопровождал контрабандный груз, который должны были встретить в Нальчике. Но в тот момент, когда стюардесса сказала, что они из-за плохой погоды должны приземлиться в каком-то Владикавказе, у него по спине пробежал холодок. Потому что это обозначало только одно – его арест. И последующие вопросы: кто он и откуда взялся на борту этого самолета?

Но у него была еще надежда на то, что самолет совершит аварийную посадку, и тогда в общей неразберихе ему удастся стащить у кого-нибудь паспорт и билет и пройти таможенный контроль. «В такой ситуации мой план мог бы запросто сработать», – думал Цой, смотря на остальных пассажиров, которые пребывали в состоянии шока.

Много раз в своей жизни он видел животный страх, который одолевал людей в опасных ситуациях, поэтому общее состояние пассажиров в салоне никак не повлияло на ход его мыслей. Еще с самого детства, когда Цой воспитывался в детдоме, он решил для себя, что нужно быть хладнокровным в любых жизненных обстоятельствах и никогда не поддаваться эмоциям. А так как в его жизни вообще не было близких людей и родственников, это равнодушное хладнокровие давалось ему с легкостью. И поэтому, когда он оказался участником боевых действий в Чечне, то спокойно относился к смертям своих товарищей, чем заслужил неуважение тех, с кем приходилось воевать. Но это его совсем не трогало, так как он привык всю жизнь оставаться изгоем. А потом случилось то, что изменило его жизнь в корне.