Война и честь (Война Хонор) - Дэвид Вебер

Несмотря на договоренность с Йоханнсеном, выпестованная и тщательно отточенная паранойя не позволяла ему ослабить бдительность. Даже наблюдая, как землевладелец с расстояния пятнадцать метров планомерно выбивает “яблочко” из очередного силуэта, он все равно не переставал наблюдать за остальными огневыми позициями и за звуконепроницаемой дверью, ведущей в тир.

Вот почему он узнал о приходе высокого широкоплечего голубоглазого мужчины задолго до леди Харрингтон.

Полковник узнал вошедшего в тот момент, когда он только показался в дверях, но профессионально невозмутимое лицо великолепно скрыло смятение Эндрю. Нельзя сказать, что Лафолле не нравился вошедший. В сущности, он восхищался адмиралом Хэмишем Александером, тринадцатым графом Белой Гавани, и уважал его почти так же, как восхищался и уважал леди Харрингтон, и при других обстоятельствах он был бы рад видеть его. Но...

Телохранитель вытянулся по стойке “смирно” и отсалютовал, несмотря на то, что граф Белой Гавани, в отличие от землевладельца, был в гражданском костюме. Из-за этого он смотрелся здесь, на острове Саганами, как дьякон в борделе, и, как подозревал Лафолле, это был демарш. После блестящего проведения операции “Лютик” в Мантикорском Альянсе графа признали лучшим командующим, а космический флот Грейсона за заслуги удостоил его звания адмирала флота. Он имел полное право носить соответствующий его званию мундир любого из двух флотов, несмотря на то, что сэр Эдвард Яначек, вернувшись на пост Первого Лорда Адмиралтейства, счел необходимым в качестве одного из первых мероприятий с непристойной поспешностью вывести Александера за штат на половинное жалованье. Если бы Яначек мог, он, без сомнения, приказал бы графу отказаться и от нового грейсонского звания. Формально такая власть у него была, поскольку грейсонцы прибегли к действительному назначению, а не почетному, несмотря на то что граф Белой Гавани не являлся грейсонским подданным. Но даже правительство Высокого Хребта не осмелилось нанести столь неоправданное оскорбление человеку, который выиграл войну. Поэтому Первый Лорд проглотил шпильку и завизировал это назначение... а затем лишил графа Белой Гавани возможности носить какой-либо мундир при исполнении служебных обязанностей. Тот факт, что граф Белой Гавани решил обходиться без мундира и вне службы, даже здесь, в almamater офицерского корпуса КФМ, только подчеркивал мелочность и злобу поступка Яначека.

Граф кивнул — примерно так же кивнула бы леди Харрингтон, если бы пришла в штатском, — и жестом скомандовал полковнику “вольно”. Лафолле расслабился, граф Белой Гавани, заранее надевший защитные наушники, подошел к нему и стал рядом, наблюдая, как леди Харрингтон уничтожает очередную мишень. Лафолле удивился, что Нимиц не оповестил землевладельца о приходе графа. Возможно, она просто была слишком сосредоточена на стрельбе. И уж наверняка Нимиц не предупредил ее не потому, что разделял смятение полковника. На самом деле, как понимал телохранитель, коту граф Белой Гавани не просто нравился. Кот еще и одобрял отношение графа к своему человеку.

И это, по мнению Лафолле, недвусмысленно доказывало, что, несмотря на многие века сосуществования с людьми, мозги древесных котов все равно работают не так, как человеческие.

Полковник был слишком профессионалом — и слишком благоразумным человеком, — чтобы перестать сканировать окружающее пространство, но уголком глаза он, совершенно ненавязчиво, поглядывал в сторону графа. А потому видел, как холодно-синий взгляд графа Белой Гавани, не знающего, что за ним наблюдают, уперся в землевладельца и потеплел. Сердце полковника опустилось.

Леди Харрингтон опустошила очередной магазин. Затворная рама пистолета замерла в заднем положении. Хонор аккуратно положила оружие на стойку стволом к мишеням и нажала кнопку возврата. Несколько секунд задумчиво поизучав подъехавшую мишень, она сжала губы в знак скупого одобрения — “яблочко” силуэта превратилось в одну большую неровную дыру. Она отцепила мишень, повернулась, чтобы убрать её и повесить новую, и застыла, увидев графа Белой Гавани.

Это было лишь мгновенное замешательство, столь мимолетное, что каждый, кто не знал её так же хорошо, как Лафолле, возможно вообще бы ничего не заметил. Но Лафолле ее знал, и если раньше сердце у него опустилось, то сейчас оно совсем упало.

Для большинства, лицо землевладельца с резкими чертами и высокими скулами служило превосходной маской, скрывавшей все чувства. Вероятно мало кто понимал, сколько лет военной дисциплины и самоконтроля ушло на создание этой маски, но те, кто по-настоящему знал Хонор, все равно умели читать сквозь неё. Конечно же, по глазам. Только по глазам. Огромным темно-шоколадным миндалевидным глазам. Глазам, которые она унаследовала от матери. Глазам, которые выражали её чувства более откровенно, чем язык жестов Нимица.

Глазам, которые на два, самое большее на три удара сердца озарились ярким, ликующим приветствием.

“Господь Испытующий, — почти с отчаянием подумал Лафолле, — и ведь каждый из них думает, что никто в мире — включая второго — не понимает, что происходит. Они ведь в это искренне верят! Идиоты”.

Едва эта мысль промелькнула в голове, он тотчас сурово одернул себя. Во-первых, не его дело, в кого решила влюбиться землевладелец. Его работа — охранять её, а не учить, что можно, а чего нельзя. А во-вторых, она наверняка не хуже Лафолле осознает все разнообразные причины, по которым ей нельзя смотреть на графа Белой Гавани подобным образом. Если бы не осознавала, то оба эти двое, без сомнения, прекратили бы страдать в своем благородном молчании еще по меньшей мере два стандартных года назад.

И лишь Господь Испытующий знал, куда бы это могло завести!

— Привет, Хонор! — сказал граф Белой Гавани и указал на изрешеченную мишень. — Никогда не умел настолько хорошо стрелять, — продолжил он. — Когда вы были гардемарином, вы не думали выступить в сборной по стрельбе?

— Привет, Хэмиш, — ответила леди Харрингтон и протянула ему руку.

Вместо рукопожатия, принятого на Мантикоре, граф взял ее руку и прикоснулся к ней губами, как сделал бы грейсонец. Хэмиш достаточно долго прожил на Грейсоне, чтобы это движение вышло совершенно естественным, но щеки землевладельца окрасились едва заметным румянцем.

— Отвечая на ваш вопрос, — продолжила она мгновение спустя, опустив руку, совершенно ровным голосом. — Да. Я хотела попробоваться в сборную по стрельбе из пистолета. Сборная по стрельбе из винтовки меня никогда не интересовала, а ручное оружие мне всегда нравилось. Но в тот момент я как раз начала серьезно заниматься coupdevitesse и решила сосредоточиться только на нем. — Она пожала плечами. — Вы же знаете, я выросла в сфинксианской чащобе и, когда поступила сюда, уже была неплохим стрелком.

— Можно и так сказать, — сдержанно согласился граф Белой Гавани. Он поднял мишень и посмотрел на Хонор через дыру в центре. — Мои собственные спортивные интересы были более мирными.

— Знаю, — кивнула она и улыбнулась ему своей кривой улыбкой, искаженной из-за искусственных нервов левой щеки. — Как я понимаю, у вас с адмиралом Капарелли шло нешуточное футбольное соперничество, когда вы учились на Острове.

— Если точнее, Том Капарелли на футбольном поле делал меня как хотел, — поправил граф.

Хонор хихикнула.

— Возможно и так, но я стала слишком дипломатичной, чтобы изъясняться столь откровенно, — сказала она.

— Понимаю. — Он опустил мишень, и веселость на его лице поблекла. — Кстати, о дипломатичности. Боюсь, я выследил вас в этой вашей норе не просто для того, чтобы насладиться вашим обществом. Только не подумайте, — добавил он, — что ваше общество не доставляет мне удовольствия.

— Да вы и сами не дурной дипломат, — заметила она, и никто, кроме Эндрю Лафолле, наверное даже не заметил бы едва ощутимого сарказма в её интонации.

— Несколько десятков лет жизни в качестве брата амбициозного политика сделают дипломата из кого угодно, — непринужденно парировал он. — На самом деле причина, по которой я вас искал, заключается в том, что мы с вышеупомянутым политиком большую часть утра провели вместе.

— Вот как? — удивленно изогнула бровь леди Харрингтон.

— Мне так или иначе надо было слетать в Лэндинг по делам, — объяснил граф, — поэтому я заскочил повидаться с Вилли... а он как раз только что вернулся из королевского дворца.

— Понятно. — Тон землевладельца внезапно стал идеально ровным. Она выщелкнула магазин из пистолета, спустила затвор с задержки и уложила оружие в специальную выемку в шкатулке.

— Следует ли предположить, что он просил вас повидаться со мной? — продолжила она.

— Специально — нет. Но Елизавета пригласила его во дворец на официальный брифинг правительства как лидера оппозиции, чтобы в очередной раз уязвить барона Высокого Хребта и его свору.