Пламя Десяти - Рия Райд

Мэкки же даже не посмотрела ни на меня, ни на Калисту, всем видом демонстрируя, что не имеет к нашему спору никакого отношения.

– Мельнис – слишком громкое дело, – сказала я, – никто его не замнет. Андрей Деванширский…

– Деванширские, Крамеры, Хейзеры, Диспенсеры – какая, к черту, разница?! – сорвалась Калиста. – Сначала одни, потом другие. Они грызутся между собой за земли, за власть, за проклятое эфемерное наследие, набивая карманы миллионами кредитов и застраивая целые планеты своими замками, водруженными на наших костях. Какое им всем дело до Мельниса и до тех, кто умер в их очередной резне? Какое дело до всего этого лиделиуму? Они ввязывают нас в свои войны, и пока мы дохнем как мухи, лицемерно скалятся друг другу на светских приемах. Кому из них есть дело до проклятой правды? Диспенсерам, что десятилетиями паразитировали на ошметках Рианской империи? Нейку Брею, что сделал из нас террористов, создав свою коалицию? Или Андрею Деванширскому, который использует нас как пушечное мясо, чтобы вернуть власть?

– Кали, я не хотела…

– Может быть, стоит задать этот вопрос тебе? – выплюнула Калиста. – Раз ты такой ярый поборник справедливости! Как насчет твоей правды, Лаура Гааль? Как насчет того, чтобы начать с нее? Ты возникла здесь из ниоткуда и лезешь везде со своими вопросами и мнением, в то время как о себе самой жмешься сказать и слово. Откуда ты здесь взялась? Как попала на корабль без идентифицирующего кода?! Что случилось перед тем, как ты сбежала с Иранты? Кто так изуродовал твое лицо?

– Довольно, Кали, – испуганно пробормотал Филипп, потянувшись со своего кресла и пытаясь перехватить ее руку, которую она тут же отдернула. – Сейчас не время…

Слова Кали притянули к нам испуганные взгляды сразу с нескольких соседних столов. Они даже перебили гул голосов в переполненной столовой.

– Кто ты?! – не унималась Калиста. – Кто ты, черт возьми, такая, Лаура Гааль?! Может, расскажешь нам всем свою правду?!

Мэкки вовремя подоспела к ней, взяв за локоть и увлекая подальше от толпы.

– Хватит, Кали, – настойчиво и в то же время с неожиданной мягкостью сказала она, – не здесь.

Мэкки действовала на удивление ловко и быстро. Калиста даже не успела опомниться перед тем, как та сильнее перехватила ее руку и утянула в сторону выхода. Когда их спины скрылись в толпе, Филипп устало потер глаза.

– Полгода назад Калиста потеряла свою младшую сестру в небольшом военном столкновении на границе Барлейской системы, – сказал он. – Та числилась в отряде Мэкки, и это была одна из ее первых серьезных миссий. Отряд патрулировал границу, когда его засекли на чужой территории и открыли огонь на поражение. Наши люди запросили подкрепление в Диких лесах, но Андрей Деванширский и Хейзеры его отклонили. Сказали, дополнительные силы только усугубят ситуацию и мы должны быть в состоянии разобраться с этим самостоятельно. Из пятнадцати наших вернулись трое. Сестры Калисты в их числе не было. Вот такая вот история.

Слова Калисты не выходили у меня из головы весь день. Я думала о них всю рабочую смену в отделе информационной безопасности, во время ужина и после отбоя, блуждая по округе до глубокой ночи и надеясь, что к моему возвращению Кали уже будет видеть десятый сон.

Кроме этого я думала о правде. О том, что она сделала со мной, с Мэкки, Филиппом, Калистой и Майей Феррас. Что она сделала с каждым из жителей базы, которые были вынуждены коротать дни здесь, на отшибе галактики в убогой Барлейской системе. Эти мысли не шли у меня из головы даже после того, как я вернулась в свой блок, заперлась в единственной на весь этаж ванной и, подойдя к умывальникам, замерла перед зеркалом.

Ту, что стояла напротив, я уже не знала. Правда изуродовала ее, изменила до неузнаваемости. От той, что когда-то смотрела на меня по ту сторону отражения, не осталось ничего. Тело, волосы, лицо – поменялось все. В особенности лицо, изрешеченное ссадинами и заплывшее множеством синяков. Теперь оно было совсем чужим, жалким и до боли безобразным.

Та, что стояла напротив, несколько минут смотрела на меня без интереса, а потом скинула с плеча небольшой рюкзак и достала из него узкую перчатку из тонкой тянущейся ткани. Когда она натянула ее на руку, стало заметно, что в местах, где виднелись костяшки пальцев, были собраны мелкие камни.

Та, что стояла напротив, в последний раз задержала на мне взгляд. Она повременила всего на несколько мгновений, а потом ее рука, сжатая в кулак, опустилась на щеку, в точности туда, где под левым глазом расплылась буроватая гематома. Та, что стояла напротив, сделала один короткий вздох, а потом повторила все еще раз, еще и еще.

Правда бывает чудовищна и крайне жестока. Той, что стояла напротив, было больно, но уже не так, как в первый раз. При каждом новом ударе перед глазами мелькала мгновенная вспышка света, словно кто-то вблизи быстро включал и выключал лампочку.

Боль становилась все ярче и как будто даже желаннее.

Правда съедает душу секретами. Правда разрушает иллюзии, оставляя после них руины несбыточных надежд. Правда пугает. Правда ранит. Правда всегда бьет в сердце.

Правда отбрасывает длинные тени.

Глава 5. Там, где спят чудовища

Кристанская империя. Аранда, вторая планета Данлийской звездной системы, резиденция императорской семьи Диспенсер, 4857 год по ЕГС* (7082 год по земному летоисчислению)

За 9 лет до трагедии на Мельнисе

Джорджиана Диспенсер ждала гостей. Об этом Кристиан узнал в самый последний момент, примерно за полчаса до их прибытия, когда впервые за полдня, выбравшись из библиотеки, он вдруг обнаружил суетливый шум в «зеленой» гостиной и спешные приготовления.

«Зеленой» гостиная в южном крыле резиденции называлась из-за большого обилия экзотических растений. По требованию его матери их в свое время специально доставили с Альпаса, ее родной планеты в далекой Палеотской системе. В самодельной оранжерее Джорджиана всегда проводила очень много времени, но последние три года, после смерти Александра Диспенсера, она задерживалась там особенно часто. Она просила подавать туда завтрак, нередко предпочитала гостиную своему рабочему кабинету, а если случалось, что в Данлийскую резиденцию, как сегодня, заглядывали гости, просила накрывать стол именно там. Это было ее своеобразное убежище, такой же островок безопасности, как у Кристиана – балкон собственной спальни на предпоследнем этаже резиденции, где изо дня в день, просыпаясь от ночных кошмаров, он встречал рассвет огромной алой Данлии.

Когда-то он делал это вместе с отцом. Раньше, едва ужасы отступали, Александр Диспенсер всегда оказывался рядом. Он выходил с Кристианом на балкон и, устраиваясь с ним на мягких сиденьях, рассказывал красивые легенды о первых годах галактической эры. О том, как люди только начинали покорять космос, как впервые вышли за пределы материнской системы и посетили соседнюю, с необычным двойным названием – альфа Центавра. Но больше других рассказов Кристиан любил легенды о Десяти – основоположниках галактической эры и основателях лиделиума. Ему нравилось думать о том, что он – прямой потомок великой и единственной непрервавшейся династии Десяти. Тогда ни он, ни его отец еще не подозревали о том, что вместе с именем он унаследовал и проклятый дар своих предков.

Первые пару месяцев после смерти Александра Диспенсера