Судьба - Николай Гаврилович Золотарёв-Якутский

— Нет, не приходила. Она пошла доить коров. Вы не видели ее?

— Все время была с нами. Подоила три коровы и пошла в лес искать четвертую, Хотооной… Мы думали — она уже дома.

— А корова пришла?

— Пришла. Она вскоре прибежала как только Майя ушла искать.

Ульяна встревожилась: куда же она девалась? Убежала в ситцевом платье, и до сих пор нет. Еще простудится. И старик что-то задерживается в управе.

— Ты что ж до сего времени молчала, что Майя одна ушла в лес? — набросилась на Феклу Ульяна. Получилось как в пословице: «Скотина ищет, где городьба ниже, богач — чья спина ближе». Хозяйская дочь не вернулась из лесу, а батрачка виновата.

В дом вошел хозяин, приехавший из управы. Он долго трясся верхом на лошади и был совершенно разбит, усталый, голодный. Возможно, поэтому Харатаев не придал особого значения словам жены, сообщившей, что Майя ушла в лес и еще не вернулась.

— Придет. Сейчас лето, слава богу, и медведей в наших местах как будто не слышно. Скорей давай есть.

Слова мужа немного успокоили Ульяну. «Наверное, пошла прогуляться. Пусть немного развеется, а то совсем заскучала, сидя дома».

Батраки, поужинав, легли спать. Хозяева поздно ложатся и поздно встают, поэтому не торопились на покой. Поужинали, помыли посуду. Незаметно наступила полночь, а Майя все не приходила.

Не на шутку встревоженная Ульяна пошла в юрту и разбудила Феклу:

— Майи до сих пор нет. Надо идти искать.

Фекла неохотно встала, зевая и потягиваясь. Она намаялась за день и очень хотела спать, но что поделаешь — надо идти искать, раз хозяйка велит. Одной страшно ночью идти в лес, поэтому Фекла разбудила Екатерину и Марфу.

— Ма-айя-а-а, Ма-айя-а-а!.. — подойдя к лесу, закричали девушки. Раскатистое эхо гулко подхватило их голоса: «Айя-а-а!..»

Батрачки побродили у опушки по холодной росистой траве и, продрогнув, вернулись домой.

У калитки девушек встретила Ульяна, держа в руках короткую доху из песцовых лапок, чтобы накинуть Майе на плечи и согреть ее.

— Не нашли?..

— Везде обыскали, нигде нет…

— Вот несчастье… Ведь простудится. Пойдемте еще поищем.

Теперь батрачки пошли на поиски Майи вместе с хозяйкой. Ульяна до хрипоты звала дочь, заставляла кричать девушек, но Майя не откликалась.

Ульяна вбежала в дом сама не своя и стала будить мужа:

— Семен, вставай, Майя потерялась!..

Мощный храп оборвался, сменившись невразумительным бормотаньем.

— Проснись, говорю, Майи нет!..

Семен Иванович встал и полез пятерней к себе за пазуху, не понимая, чего от него хотят.

— Майи нет, Семен!..

Полусонный Харатаев издал какой-то неопределенный звук и опять лег.

— Семен!..

— Придет, не маленькая. Наверное, пошла к дяде и там заночевала.

«А ведь правда, — словно за соломинку ухватилась Ульяна. — Почему мне это в голову не пришло? Она ведь собиралась к нему».

Ульяна легла в постель и как будто немного успокоилась. Но сон к ней не приходил. «А почему Майя отлучилась из дому, никому ничего не сказав? — думала она, прислушиваясь к каждому шороху на улице. — Такого с ней никогда не было, чтобы она, уходя к дяде, не предупредила». И опять тревога холодными клещами сжала материнское сердце. Ульяна встала и до утра металась по комнате, словно птица, попавшая в силки.

Как только рассвело, Ульяна вышла во двор, побродила, глядя на дорогу, и вернулась в дом. Подошла к орону, толкнула спящего мужа:

— Семен, уже утро, а Майи нет.

Харатаев встал и, протирая глаза, спросил:

— Не приходила? Где ж она?.. — В голосе его слышался испуг.

— Ты сказал — пошла к дяде. Но она ничего не говорила.

— Мне тоже ничего… Странно. Надо немедленно послать верхового в Арыылаах, к Трофиму.

Вернувшись от Трофима, брата Ульяны, батрак сообщил, что Майи там не было.

Ульяна закрыла фартуком лицо и горько заплакала. Семен Иванович взял ее за руку, ввел в дом и посадил на орон.

— Ульяна, не плачь. Бог милостив, не допустит беды.

— Ой, не надейся на бога. После благовещения она ходит сама не своя, на деревья натыкается. Раньше обходила коров десятой дорогой, боялась, а потом сама напросилась доить… Ты не знаешь, а я сама слышала, как она по ночам плакала у себя в комнате. А начнешь спрашивать — слова из нее не вытянешь…

У Харатаева похолодело в груди, дышать стало нечем от одной мысли, что с дочерью случилась беда. Ему сразу вспомнились все похороны умерших детей, после которых не оставалось ничего, кроме щемящей боли и сырых холмиков. Он дрожащей рукой зажег свечу перед Николаем Угодником и, неистово крестясь, забормотал:

— Господи, помоги вернуться домой нашему жаворонку, которого мы холили и берегли как зеницу ока. Убереги нашу дочь от болезни и дурного глаза, верни ее под отчий кров живой и невредимой!..

Николаи Угодник равнодушно взирал на Харатаева и, как показалось Ульяне, был безучастен к его мольбам.

«Надо найти шамана, — подумал Семен Иванович, — вот кто скажет, куда девалась наша дочь».

В те времена верили и в бога, и в шамана. Но вера в шамана была сильнее веры в бога. Бог был где-то далеко, его не позовешь к больной жене или ребенку покамланить, а шаман — всегда под рукой: падеж ли скота, засуха, пропажа ли какая — он тут как тут, только дай ему знать да не поскупись на плату.

Харатаев поднял на ноги всех батраков. Весь день, с утра до вечера, Майю искали везде, где можно укрыться человеку: обшарили весь лес верст на десять вокруг, заглянули во все заброшенные юрты, обследовали кладбище — никаких следов.

На следующий день на поиски пропавшей дочери головы вышел весь улус. Были пущены в ход невода, сети. Из реки и озер вытаскивали на берег тину, сгнивший мох. Но Майи нигде не было.

К Харатаевым в дом зачастили седоволосые наслежные старцы: гадатели, толкователи снов, ясновидцы. Они горестно качали головами, пожимали плечами и все, будто сговорясь, советовали пригласить первого ясновидца, старого шамана Сыгыньяха. Никто, кроме него, не скажет, куда девалась Майя.

Харатаев не стал медлить. Хорошенько расспросив, как добраться до жилища шамана Сыгыньяха, он велел оседлать двух коней, взял с собой сопровождающего и поехал на север. С утра стояла хорошая погода, но в полдень вдруг поднялся ветер, небо заволокло тучами. Ветер крепчал, вихря пыль, клочки сена, мусор. Деревья, скрипя, клонились к земле. Казалось, их вот-вот выворотит с корнями и тоже закружит в дикой пляске. Семену Ивановичу чудилось, что это кружат неистово демоны шамана Сыгыньяха, и он испуганно что-то шептал про себя.