Студенты. Инженеры - Николай Гарин-Михайловский

– Что вы думаете насчет отобрания клятвы… на мече, например?

– Я думаю, достаточно простого слова…

– Слова благородного джентльмена? Вы думаете, Рокамболь ограничился бы только этим?

– Да.

– В таком случае я согласен. Расскажите им, граф…

– Дело в том, что мы уже два дня путаемся с этим… князем… Читаем «Рокамболя», шляемся к Бергу.

– Влюбляемся в актрис и умираем на подъезде. Продолжайте…

– Больше ничего нет.

– А итальянка?

– Певица, – ответил Карташев.

– Обоюдная и нежная любовь, – пояснил Шацкий.

– И уже обоюдная? – спросил Корнев.

– Да врет он.

– Как врет, а подъезд?

– Ерунда! Помог сесть ей на извозчика.

– О-го! – сказал Корнев.

– И после этого получил один из тех взглядов, за которыми следует лишь любовь или дуэль.

– Ну, а карета, таинственные джентльмены, дуэль?

– Фантазия князя.

– Зачем же рецепт?

– Князь находит, что его родители питают к нему недостаточно теплые чувства.

– Очень милая редакция… Граф, mes compliments…[22] Продолжайте.

И Шацкий от удовольствия положил ноги на стол.

– И вот, чтобы убедиться в силе этих чувств…

– Именно, – подтвердил Шацкий, поворачиваясь на бок.

– …Князь хочет прибегнуть… к некоторому давлению…

– Parfait, mon comte.[23]

– …и уведомить родных, что по обычаям высшего света…

– Слушайте! слушайте!.. Так говорят в парламентах…

– …он вынужден был драться на дуэли с графом Артуром на кинжалах и был при этом ранен в грудь…

– Совершенно верно.

– …А в подтверждение посылает им рецепт знаменитого эскулапа, который берет за визит сто рублей.

– Верно!

– Да… вот что, – произнес разочарованно Корнев. – Но как по-вашему, это… это не пахнет, мой милый князь, шантажом? – спросил он раздумчиво.

– Дерзко и наивно… Позвольте вас спросить: кто наследник моего отца: я или вы? Надеюсь, я. Моему отцу семьдесят пять лет, и у него столько денег, что его это не стеснит; он дрожит над каждым грошом, а я, его сын, который мог бы тратить пятнадцать тысяч, вынужден собирать милостыню… Кроме того, у него состояние и моей матери, которое уже исключительно мое… По вашим буржуазным правилам лучше затеять с ним процесс… Ну, а мы, люди большого света, предпочитаем не огорчать старика и брать от него деньги в том виде, как он может их давать.

– Но почему же вы надеетесь, что он, отказывая вам в необходимом, даст деньги на такую ерунду?

– А это мой секрет.

– Я думаю, секрет заключается в том, – пояснил Карташев, – что старый князь такой же поклонник большого света, как и наш князь.

– Граф, вашу руку.

– Другими словами, – сказал Корнев, – оба, и старый и молодой, помешаны на большом свете.

– Как вы находите, граф, этого господина?

– Я не нахожу слов, князь, – ответил Карташев. – Он просто ее выдерживает роли.

– Именно.

– Да, князь, с вами выдержать роль, – вздохнул Корнев, – трудно, знаете… гороху надо поесть сначала.

– Ну вот… впрочем, оставим этот разговор… Что бы вы сказали, если бы вам предложить почитать «Рокамболя»? – спросил Шацкий.

– Нет, уж избавьте.

– Читал? – спросил Карташев.

– Не читал и ни малейшего желания не имею этой ерунды читать.

– Но ты себе представить не можешь, как это интересно, – роскликнул Карташев. – Стыдно, а интересно так, что не оторвешься.

– И что там может быть интересного?

– Я вот и сам так думал, а начал, и вот уже два дня…

– Странно…

– Жаль, что нет здесь этой книги…

– Она здесь, – ответил a la Рокамболь Шацкий и принес из передней несколько объемистых книг.

– Послушай, – обратился обрадованный Карташев к Корневу, – куда тебе торопиться? Подари сегодняшний вечер, так в быть, нарочно для того, чтобы самому убедиться.

Корнев колебался.

– Да ведь глупо как-то…

– Мой друг, – сказал Шацкий, – помиритесь с мыслью, что от глупости все равно никуда не денетесь.

– Это как прикажете понимать?

– Очень просто. Жизнь, вообще говоря, глупость?

– С одной стороны, конечно.

– Ну вот: с одной стороны! Поверьте, что со всех… А если жизнь глупость, то и все, что мы делаем, тоже глупость… то есть мы-то делаем всегда только одни умные вещи, конечно, но в итоге получается всегда одна большая глупость. А потому надо попробовать делать глупости – что тогда выйдет? А вдруг умная вещь?

– Оригинально, но не убедительно. Пожалуй, я согласен, – отвечал Корнев.

– А ты, Ларио? – спросил Карташев.

– Я с удовольствием, – я люблю, знаешь, все эти пикантные похождения. Я, положим, читал, но давно, и с удовольствием послушаю.

– Интересно? – спросил Корнев.

– Очень, – ответил Ларио.

– Ну, черт с вами, – согласился окончательно Корнев. – «Рокамболя» так «Рокамболя»…

И Корнев повалился с ногами на диван.

– Так я тебе расскажу сначала, – предложил Карташев и принялся вперебивку с Шацким передавать прочитанное.

Когда Карташев кончил, он спросил:

– Ну что? Интересно?

– Ничего себе, – ответил Корнев.

– А вот в чтении послушай… Кто читать будет?

– Ну, начинай, а там по очереди, – ответил Корнев.

Карташев сел в кресло, подвинул лампу, откашлялся и начал.

– Ну что, Вася? – спросил Шацкий через час.

– Интересно, – снисходительно ответил Корнев.

Еще через час Шацкий повторил вопрос.

– Вы своими вопросами мешаете слушать. Давай я почитаю.

Чтение продолжалось до восьми часов утра, пока не окончили всего «Рокамболя».

– Возмутительно! – проговорил Корнев и стал быстро одеваться.

– Послушай, Вася, – предложил Шацкий, – идем теперь ко мне…

– Я иду домой, – ответил бесповоротно Корнев.

– Вечером к Бергу… Итальяночку…

– Не желаю.

– Ну, и ступай… Идешь ко мне? – обратился Шацкий к Карташеву.

Карташев нерешительно стал думать.

– Идем. Видишь, грязь какая у тебя… Накурено. У меня кофе напьешься, спать ляжешь, а там… дзин-ла-ла… Ну, одевайся… А ты? – обратился Шацкий к Ларио.

– Нет, я домой.

– Конечно.

Одевшись, компания вышла на лестницу.

Карташев точно опьянел от чтения, бессонной ночи, итальянки. Спускаясь и проходя мимо звонка какой-то квартиры, он вдруг изо всей силы дернул за этот звонок. В то же мгновение он бросился к противоположной квартире, дернул и там.

– Послушай, что ты? ошалел? – запротестовал было опешивший Корнев, но, сообразив, что сейчас отворят двери, бросился за мчавшимися уже через две ступеньки Ларио и Шацким.

Карташев понесся за ними и рвал звонки всех встречавшихся по пути квартир.

– Мальчишество, глупо… – по временам оглядывался на него взбешенный Корнев, но мчался вниз; за ним ураганом неслись другие, а там, вверху, уже щелкали засовы отворявшихся дверей, и одни за другими неслись вдогонку компании отборные ругательства.

Когда все вылетели на подъезд, Корнев, раздраженно проговорив: «Глупо, мой друг!» – не прощаясь, пошел прочь, а Шацкий закричал ему вдогонку:

– Вася, есть еще «Воскресший Рокамболь».

– Убирайтесь к черту!.. – не поворачиваясь, крикнул ему Корнев.

XV

Карташев и Шацкий, в видах сокращения расходов, решили поселиться вместе. Для поправления финансов Карташев заложил часы, шубу, сюртучную пару и, помимо матери, попросил у дяди единовременную субсидию в семьдесят пять рублей, которые вскоре и получил.

Друзья исправно посещали Берга, абонировались в библиотеке, читая книги вроде «Вечного жида», «Трех мушкетеров», «Тайн французской революции», «Королевы Марго», «Графа Монте-Кристо».

В течение месяца оба так и не видели ни разу дневного света.

– Может быть, его уж и нет? – говорил Карташев.

– Во всяком случае, это не важно… – отвечал Шацкий.

Но, собственно, настоящее увлечение первых дней той жизнью, какою теперь зажили Карташев и Шацкий, уже прошло у Карташева. Грызло его и сознание праздности и незаконности такой жизни и, наконец, бесцельность ее. Так, с итальянкой продолжались заигрыванья, но дальше взглядов и улыбочек дело не шло, да и не могло идти, потому что уже один билет в третьем ряду был непосильным расходом.

– Мой друг!.. – говорил ему Шацкий, с расстановкой, точно подбирая выражения, что как бы придавало особый вес его словам, – или объяснись… или дай ей понять наконец, что ты… ну не можешь… плох…

– Конечно, плох, – быстро отвечал, краснея, Карташев. – Я любовь понимаю, если могу любимой женщине дать все, а если я не могу…

Шацкий, не сводя прищуренных глаз с Карташева, качал отрицательно головой.

– Все это очень условно… пять сотенных…

И он вынул из портфеля пять радужных бумажек и показал Карташеву.

– Вот таких.

Глаза Карташева смущенно и с завистью смотрели на недосягаемое богатство, но он как мог тверже ответил:

– Это не деньги…

– Да-а? – спросил пренебрежительно Шацкий и спрятал деньги назад. – Если хочешь попробовать, возьми. – Он опять вынул деньги и протянул Карташеву. Карташев не знал, шутит Шацкий или предлагает серьезно. Но Шацкий уже снова спрятал деньги, говоря: – Мой друг, я не хочу быть причиной твоей гибели… Она не стоит твоей любви.