Тайные силы: Интернациональный шпионаж и борьба с ним во время мировой войны и в настоящее время - Вальтер Николаи

Дальнейшее военное расследование не дало никаких определенных результатов, и военный министр предлагал дело прекратить. Тогда Анри в конце октября 1894 года двинул в поход газету «Libre Parole». Началась кампания в печати, которая побудила военного министра Мерсье превратить военное расследование в судебное дело. Главное заседание в конце декабря произошло при закрытых дверях. Начальник разведывательного управления Анри давал свои показания в отсутствии обвиняемого и его защитника, которые не знали, таким образом, что было выдвинуто против обвиняемого. Дрейфус был присужден к пожизненному изгнанию, к заключению на Черном острове и к разжалованию. Осуждение произошло 5 января 1895 года при полной гласности и с обычной французской театральной помпой.

7 июля 1895 года начальником разведывательного управления стал Пикар. К нему попало в руки письмо на имя немецкого атташе, посланное по пневматической почте. Он сравнил почерк с бордеро и с почерком Эстергази и был поражен. [86]

Анри боролся с возникавшим подозрением. Он встретился в Базаде с представителем германского Генерального штаба, который искал этой встречи для того, чтобы объяснить, что Дрейфус невиновен. Германский представитель намекал при этом на виновника настолько ясно, что французы могли бы легко разгадать что это — Эстергази, если бы Анри не обрывал собеседника всякий раз, как он хотел указать на действительного виновника.

С целью лучшего доказательства вины Дрейфуса, Анри сфабриковал письмо, ставшее известным под названием «подложного Паницарди». Паницарди был итальянским военным атташе в Париже. Письмо было составлено из его старых писем и в нем было точно указано на Дрейфуса.

Этот подложный документ был использован против Пикара. Он должен был искупить свое подозрение против Эстергази тем, что был удален из Генерального штаба и получил батальон в Тунисе после предварительных продолжительных командировок на границу и на юг. Прежде чем уехать в Африку, он вступил в сношения с адвокатом Леблуа, желая посвятить хоть одного человека в истинное положение дела на тот случай, если с ним что-нибудь приключится в Тунисе.

Леблуа, равно как сенатор Шэрэр-Кэстнер и Матье Дрейфус, брат осужденного, занялись вновь этим делом. Последний открыто обвинил Эстергази. Против него было возбуждено в ноябре 1897 года дело, но в январе 1898 года он был оправдан, после того как председатель суда заявил, что дело Дрейфуса решено окончательно и что надо только расследовать, не является ли предателем и Эстергази.

За этим последовало «Я обвиняю» Золя. Оно привело к судебному делу против Золя. Из его произведения было использовано для обвинения лишь предложение, что «Эстергази был оправдан по приказанию». Анри выступил в качестве свидетеля. Золя был признан виновным.

Поднятый шум заставил военного министра поручить майору Гине расследование актов и секретных документов. Последний установил подложность вышеупомянутого письма [87] Паницарди: это было не особенно трудно, так как письма, на основании которых был составлен этот мнимый документ, были написаны на бумаге разных сортов; серьезное расследование обнаружило бы это и раньше. 30 августа 1898 г. военный министр Кавеньяк лично допросил Анри. На следующий день последний покончил самоубийством. Эстергази бежал в Англию.

За этим последовал пересмотр процесса сначала в уголовном департаменте, а затем, когда из этого ничего не вышло, в «Chambres reunites», который привел сначала к тому, что Дрейфуса перевели во Францию. С августа по сентябрь 1899 года дело Дрейфуса разбиралось вновь в Rennes. Противники его оперировали там с «бордеро с пометками Вильгельма», новым, конечно, подлогом, который привел, однако, к новому осуждению Дрейфуса.

Лишь военный министр Андре возбудил вновь пересмотр процесса, приведший в 1906 году, через 11 лет после осуждения, к оправданию Дрейфуса. Дрейфус был награжден орденом и возведен в чин майора. Он подал, правда, добровольно в отставку, но в мировую войну служил вновь.

Подобно тому, как германской разведке приходилось на родине прилагать много усилий для отстаивания перед политической властью хотя бы самых необходимых интересов Генерального штаба, так и заграницей дела обстояли не лучше. Чем яснее вырисовывались из знакомства с вражеским шпионажем агрессивные намерения противников, тем яснее становилось и то, что в случае войны вражеское кольцо отдалит Германию от остального мира как бы железным занавесом. Германская империя не имела центрального разведывательного управления. Генеральный штаб должен был, поэтому, искать собственных новых путей. Беспрерывные политические кризисы, начиная с 1912 года, побуждали к многочисленным поездкам в нейтральные страны, чтобы там искать, с помощью германских представителей, связей, которые обеспечивали бы Генеральный штаб во время войны достоверными сведениями об окружающем мире.

Прием, оказываемый мне германскими представителями [88] за рубежом, с чисто светской точки зрения был безупречным. Но создавалось впечатление, что серьезность цели моего визита кому-то мешала. В деловом отношении наш Генеральный штаб фактически был лишен поддержки. В то время как разведывательные службы Англии, Франции и России, создавшие свои агентурные сети вокруг Германии, пользовались разносторонней поддержкой всех своих зарубежных учреждений, германской разведке приходилось самой искать помощников и агентов.

Более того, наши официальные представители не рекомендовали мне заниматься подобными поисками, считая их бесперспективными. Почему-то считалось, что Генеральный штаб не вправе требовать от немцев, работающих за рубежом, чтобы они ставили на карту свои деловые интересы и безопасность. Но без официальной поддержки наш Генштаб не мог создать свою разведку в других странах... Во время войны немцы заграницей недоверия германских представительств отчасти не оправдали. Их попытки помочь теснимому отечеству и его военному командованию оставались, однако, бесполезными, так как проходили без руководства. По той же причине они стали для многих роковыми.

Разведка Антанты угрожала интересам в равной мере Германии, Австро-Венгрии и Италии. Общая опасность требовала совместных оборонительных действий. Австрийский и германский генеральные штабы начиная с 1910 г. обменивались поступавшими к ним сведениями о России. Между германской и итальянской разведками такой обмен сведениями о Франции начался только в 1914 г. В мае того года, по приглашению итальянского Генерального штаба, я направился в Рим для проведения соответствующих переговоров, где меня приняли с искренней доброжелательностью. Особенно дружелюбно были настроены начальник Генерального штаба генерал Поллио и начальники управлений, тогда как отношения между австрийским и итальянским генштабами были довольно напряженными. В частности, обе стороны постоянно следили друг за другом. Поэтому в нашем тройственном союзе не приходилось даже [89] мечтать о том единстве разведывательных, служб, какое было у стран Антанты.

* * *

Беспрерывные политические кризисы предвоенной эпохи были для молодой германской военной разведки хорошей школой. Дислокация русской и французской армии, их вооружение, подготовка и снаряжение, строение системы крепостей и стратегической сети железных и шоссейных дорог, равно как и предполагаемое выступление обеих армий были к началу мировой войны германскому Генеральному штабу известны.

* * *

Так как в области военной разведки Генеральный штаб мог самостоятельно развертывать свою активность, то там, несмотря на все препятствия и ограничения, успех был возможен. Объединенным предостережениям и требованиям Генерального штаба и адмиралтейства лишь после продолжительных усилий удалось добиться более строгого закона о шпионаже и введения в борьбу против шпионажа особенно вышколенных полицейских сил. Политика работала только для мира и забывала о подготовке к войне. Руководство войной и все с этим связанное рассматривалось как исключительно военное дело, причем политические власти всячески заботились о том, чтобы высшие военные власти не занялись политикой. Суд над пойманными шпионами и обнаруженными государственными изменниками происходил всегда при отсутствии гласности.

В судебном разбирательстве принимали участие лишь представители Генерального штаба, адмиралтейства, прусского военного министерства и морского генерального штаба в качестве экспертов. Таким образом, только эти «не политические» власти имели представление о военных приготовлениях соседей. Рейхстаг же относился к военным предостережениям с большим недоверием. Он не допускал никакого влияния военных властей на полицию из боязни, как бы это не послужило политическим Целям. Германия имела имперскую армию, имперский флот. [90]