Любовники смерти - Джон Коннолли

– Рассказывал о чем? Что в гнезде был кукушонок? – Он встал. – Не могу этого слушать. И не буду. Ты ошибаешься. Наверняка ошибаешься.

Он собрал кофейные чашки, вылил остатки кофе в раковину и оставил чашки там. Джимми стоял спиной ко мне, но я видел, как трясутся его руки.

Он резко обернулся и двинулся ко мне. Я был уверен, что сейчас он меня ударит. Я вскочил и ногой отпихнул стул, приготовившись к удару, собираясь блокировать его, если успею, но удара не последовало. Вместо этого Джимми спокойно и медленно заговорил.

– Значит, это правда, которую они не хотели тебе говорить, и эта правда тебе не нужна. Они любили тебя, оба. Какова бы ни была эта правда, что бы ты уже ни раскопал, оставь это в покое. Если ты продолжишь свои поиски, это только повредит тебе.

– Похоже, ты очень уверен в этом, Джимми.

Он судорожно глотнул.

– Иди ты к черту, Чарли. Сейчас тебе нужно уйти. У меня дела.

Он махнул мне рукой, прощаясь, и снова повернулся ко мне спиной.

– Увидимся, Джимми. – Я знал, что в моем голосе он услышал предостережение. Но он ничего не ответил. Я вышел и направился к подземке.

Позже я узнал, что Джимми Галлахер, как только убедился, что я ушел, тут же позвонил по телефону. Этот номер он не набирал много лет – со следующего дня после смерти моего отца. Он удивился, когда ему ответил именно тот человек, которому он звонил, и почти так же удивился тому, что тот еще жив.

– Это Джимми Галлахер.

– Я помню, – ответил голос. – Сколько лет.

– Не поймите меня неправильно, но недостаточно много.

Ему показалось, что в трубке раздалось нечто похожее на смех.

– Ну, так что я могу для вас сделать, мистер Галлахер?

– Ко мне только что приходил Чарли Паркер. И задавал вопросы о своих родителях. Говорил что-то про группы крови. Он знает о своей матери.

На другом конце линии повисло молчание. Потом послышалось:

– Это должно было когда-то случиться. В конце концов, он должен был это выяснить.

– Я ничего ему не сказал.

– Разумеется. Но он вернется. Он не такой дурак, чтобы не понять, что вы ему соврали.

– И что тогда?

Когда послышался ответ, он стал для Джимми окончательным сюрпризом в этот день, и так уже полный ненужных сюрпризов.

– И тогда вы должны будете рассказать ему правду.

Глава 10

Я провел ту ночь у Уолтера Коула, человека, в честь которого назвал свою собаку. Это был мой товарищ и учитель в нью-йоркской полиции. Он жил со своей женой Ли. Мы вместе поужинали и поговорили об общих друзьях, о книгах и фильмах, о том, как Уолтеру живется на пенсии – а на пенсии он, похоже, в основном дремал и мешался под ногами у жены. В десять часов Ли, которую никак нельзя было счесть совой, нежно поцеловала меня в щеку и отправилась спать, оставив нас с Уолтером вдвоем. Он подбросил в камин еще полено, вылил в бокал остатки вина и спросил, что я делаю в городе.

Я рассказал ему про Коллекционера, потертую личность, считавшую себя орудием справедливости, мерзкого типа, убивавшего тех, кто, по его мнению, в результате своих поступков утратил душу. Я вспомнил никотиновую вонь у него изо рта, когда он говорил о моих родителях, удовлетворение в его глазах, когда сказал про группы крови, про то, чего он не мог знать, но знал, и как все, что я знал о себе, в этот момент начало рассыпаться. Я рассказал ему про результаты медицинских анализов, о недавней встрече с Джимми Галлахером, и как я убедился, что он знает что-то такое, чем не хочет со мной поделиться. Я также рассказал ему о том, что мы не обсуждали с Джимми. Когда моя мать умерла от рака, в больнице остались пробы ее органов. Через своего адвоката я провел тест ДНК на сравнение мазка с моей щеки с тканями матери. Они не совпадали. Я не нашел в себе сил провести подобный тест с ДНК отца. От него не осталось образцов. Для этого потребовался бы ордер на эксгумацию его останков, а мне не хотелось заходить так далеко. Возможно, я боялся того, что мог обнаружить. Узнав правду о матери, я заплакал. Я не был уверен, что готов принести и отца на тот же алтарь, куда принес женщину, которую называл матерью.

Уолтер пригубил вино и молча уставился в огонь, пока я не сделал глоток.

– Прежде всего, почему этот человек, Коллекционер, все тебе рассказал, всю правду и полуправду? – спросил он. Это был типичный полицейский ход – не браться сразу за главный предмет, а начинать с краю. Прощупать. Взять время, чтобы начать привязывать мелкие детали к более крупным.

– Потому что это его забавляло, – ответил я. – Потому что он жесток до такой степени, что мы не можем даже отдаленно представить.

– Похоже, он не из тех парней, кто делает намеки просто так.

– Не из тех.

– И это означает, что он подталкивает тебя к действиям. Он знал, что ты не упустишь такую возможность.

– О чем ты?

– Я говорю, что, судя по твоим словам, он использует людей таким образом, чтобы достичь своих целей. Черт, он и тебя использует. Просто смотри, как бы он тебя не использовал, чтобы кого-нибудь убрать.

Уолтер был прав. Коллекционер пользовался мной, чтобы установить личности падших людей, которых он выискивал, чтобы наказать за их слабости. Он был коварен и абсолютно безжалостен. Теперь он снова скрылся, и у меня не было ни малейшего желания его разыскивать.

– Но если это так, то кого он ищет?

Уолтер пожал плечами:

– Судя по твоим словам, он постоянно кого-то ищет.

Вот и тупик.

– Что касается крови, что ж, тут я не знаю, что сказать. Какие варианты? Или Уилл и Элейн Паркер тебя усыновили и скрывали это от тебя по каким-то своим причинам, или Уилл Паркер завел тебя от другой женщины, и они с Элейн вырастили тебя, как собственного ребенка. Вот так. Такие варианты.

Я не мог не согласиться. Коллекционер сказал, что я не сын моего отца, но этот тип, по моему прошлому опыту общения с ним, никогда не говорил правду – по крайней мере, всю. Это было для него игрой, способом достигать своих целей, каковы бы они ни были, но всегда замешанных на изрядной доле жестокости. Однако могло также оказаться, что он просто сам не знал всей правды, а знал лишь, что с моим рождением что-то нечисто. Я все-таки не верил, что у меня нет кровной связи с отцом. Все во мне восставало против этого. Я узнавал себя в нем. Я вспоминал, как он разговаривал со мной, как смотрел на меня. Не так, как та женщина, которую я считал своей матерью. Возможно, мне просто не хотелось признавать возможность, что это все было ложью и притворством, но я не мог принять такое без неопровержимых доказательств.

Уолтер подошел к камину и присел, чтобы поворошить кочергой угли, прежде чем заговорил снова.

– Я женат на Ли уже тридцать пять лет. Если бы я завел кого-то на стороне и другая женщина забеременела, не думаю, чтобы Ли любезно согласилась на предложение вырастить ребенка вместе с нашими дочерьми.

– Даже если бы что-то случилось с его матерью?

Уолтер задумался над этим.

– Опять же я могу говорить только на основании опыта, но напряжение, которое это наложило бы на брак, было бы почти нестерпимым. Знаешь, каждый день видеть плод неверности твоего мужа, притворяться, что любишь этого ребенка так же, как остальных, обращаться с ним, как с собственным… – Он покачал головой. – Нет, это слишком трудно. Я по-прежнему склоняюсь к другому варианту – усыновлению.

«Но у них не было других детей», – подумал я. Могло ли это изменить ситуацию?

– Но зачем скрывать это от меня? – спросил я, отогнав эту мысль. – Тут нет ничего постыдного.

– Не знаю. Может быть, усыновление было неофициальным, и они боялись, что тебя могут у них отобрать. В таком случае было лучше молчать, пока ты не вырастешь.

– Когда умер отец, я учился в школе. С тех пор прошло достаточно времени, чтобы она могла рассказать мне.

– Да, но не забывай, через что она прошла. Ее муж покончил с собой, неся клеймо убийцы. Она уезжает из штата, берет с собой сына в Мэн, и тут у нее обнаруживается рак. Может быть, у нее ничего не оставалось в жизни, кроме тебя, и она не хотела терять тебя как своего сына, какова бы ни была правда.

Он встал и снова сел на свое место. Уолтер был старше меня почти на двадцать лет, и в тот момент отношения между нами больше походили на отношения отца и сына, чем на отношения двух бывших сослуживцев.

– Потому что тут такая штука, Чарли: что бы ты ни нарыл, они все равно были твоими родителями. Это они вырастили тебя, оберегали тебя, любили. Ты следуешь какому-то медицинскому определению родителей, и я тебя понимаю. Это имеет для тебя значение. На твоем месте я, наверное, вел бы себя точно так же. Но не принимай это за реальность: Уилл и Элейн были твоими отцом и матерью, – и не дай чему-нибудь, что откроешь, затенить этот факт.

Он взял меня за руку и крепко сжал, прежде чем отпустить.

– И что теперь?

– Мой адвокат подготовила документы для ордера на эксгумацию, – сказал я. – Я мог бы сравнить свою ДНК с отцовской.