Любовники смерти - Джон Коннолли

Он пожал плечами, словно ничего иного и не ожидал.

– Тут вот какое дело, мистер Паркер. Я много читал о вас. Вы герой. Вы одолели многих негодяев, но до сих пор никто не написал полной истории ваших дел. Я хочу написать про вас книгу. Хочу рассказать вашу историю: про смерть вашей жены и ребенка, как вы охотились за человеком, виновным в их смерти, и как после вы охотились за другими такими же. У меня уже есть издатель и название. Книга будет называться «Ангел мщения». Хорошо, не правда ли?

Я не ответил.

– Во всяком случае, аванс не такой уж большой – пятизначная сумма, что все-таки не слишком мало за такую работу, – но я готов разделить его с вами пополам за сотрудничество. О гонораре мы можем договориться. На обложке будет мое имя, но это будет ваша история, как вы пожелаете ее рассказать.

– Я не хочу рассказывать мою историю, сэр. Разговор окончен. Кофе за мой счет, но не советую вам долго сидеть над ним.

Я отвернулся, но он продолжал говорить.

– Думаю, вы меня не поняли, мистер Паркер. Я не хочу ссориться, но эту книгу я напишу в любом случае, с вашей помощью или без. Многое уже опубликовано и доступно, и я узнаю еще больше, когда продолжу расследование. Я уже провел некоторую подготовительную работу и подыскал пару человек в Нью-Йорке, которые согласны поговорить. Потом найдутся люди среди вашего старого окружения и отсюда, которые помогут мне проникнуть в вашу жизнь. Я даю вам возможность придать материалу ту форму, которая соответствует вашему видению событий. Мне нужно лишь несколько часов вашего времени в ближайшую неделю или две. Я работаю быстро и не хочу навязываться больше, чем это необходимо.

Думаю, он удивился, как быстро я придвинулся, но, надо отдать ему должное, не дрогнул, даже когда я вплотную приблизил свое лицо к его лицу.

– Слушай меня, – тихо сказал я. – Этого не будет. Ты сейчас встанешь и уйдешь, и я больше никогда о тебе не услышу. Твоя книга умрет здесь. Я понятно говорю?

Уоллес взял свой блокнот, стукнул им по стойке и засунул в карман. Потом надел пиджак, обмотал шею шарфом и положил на стойку три доллара.

– За кофе плюс чаевые. Я оставлю вам книги. Посмотрите. Они лучше, чем вы думаете. Я позвоню через день-два, узнать, не передумали ли вы.

Он кивнул на прощание и ушел. Я смел его книжки в мусорный бак под стойкой. Джекки Гарнер, который слышал весь наш разговор, слез с табурета и подошел ко мне.

– Если хочешь, я могу этим заняться, – сказал он. – Этот гондон, наверное, все еще на парковке.

Я покачал головой.

– Пусть себе уезжает.

– Я не собираюсь с ним говорить, – сказал Джекки. – А если он попытается заговорить с Поли и Тони, они бросят его тело в залив.

– Спасибо, Джекки.

– Да ну, что ты…

Послышалось, как на парковке завелся двигатель машины. Джекки подошел к двери и посмотрел, как Уоллес уезжает.

– Синий «Таурус», – сказал он. – Массачусетские номерные знаки. Впрочем, старый. Но не взят напрокат. Крутые писатели на таких не ездят. – Он повернулся к стойке. – Думаешь, сможешь его остановить?

– Не знаю. Попытаюсь.

– Похоже, упертый тип.

– Да, похоже.

– Что ж, помни: предложение остается в силе. Тони, Поли и я, мы умеем обращаться с упертыми. Для нас это вызов.

Джекки еще послонялся вокруг, когда бар закрылся, но было ясно, что я к этому не имею никакого отношения. Он шепнул мне, что высматривает женщину по имени Лиза Гудвин. Меня подмывало сказать ей, чтобы бежала без оглядки, если всерьез думала встречаться с Джекки, но это казалось нечестно по отношению к ним обоим. Если верить Дэйву, который немного знал ее по прошлым визитам в «Медведь», это была привлекательная женщина, в прошлом несколько раз сделавшая неудачный выбор в отношении мужчин. В сравнении с ее прошлыми возлюбленными Джекки был практически Кэри Грант[5]. Он был предан, добродушен и, в отличие от бывших этой женщины, никогда бы не поднял на нее руку. Правда, он жил с матерью и имел пристрастие к самодельным боеприпасам, и эти боеприпасы были не такими взрывоопасными, как его мать, но Лиза могла заняться этими проблемами, если они возникнут.

Я вылил в кружку остатки кофе из кофейника и ушел в заднюю контору. Там включил компьютер и посмотрел, что можно сделать с Майклом Уоллесом. Я зашел на его веб-сайт, прочитал некоторые его газетные статьи, которые он закончил писать к 2005 году, и рецензии на его первые две книги. Через час у меня был его домашний адрес, его послужной список, подробности его развода в 2002 году и сведения о том, что в 2006 году он был задержан за вождение автомобиля в нетрезвом состоянии. Утром нужно будет поговорить с Эми Прайс. Я не знал, можно ли предпринять какие-то действия, чтобы Уоллес не писал про меня, а если можно, то какие. Я точно знал, что не хочу, чтобы мое имя появилось на обложке книги. Если Эми помочь не сможет, мне придется припугнуть Уоллеса, а что-то мне говорило, что он вряд ли откликнется на подобный способ давления так, как надо. Журналисты редко поддаются на такое.

Когда я уже заканчивал, вошел Гэри.

– Все в порядке? – спросил он.

– Да, все прекрасно.

– Ну, значит, мы на сегодня закончили.

– Спасибо. Иди домой, поспи. Я закрою.

– Тогда спокойной ночи. – Он задержался у двери.

– Что такое?

– Если тот парень, писатель, снова придет, что мне с ним делать?

– Подлей ему яду. Но будь осторожен, когда будешь выбрасывать труп.

Гэри вроде бы смутился, не понимая, шучу ли я. Я узнал этот взгляд. Большинство работавших в «Медведе» кое-что знали о моем прошлом, особенно местные, кто уже проработал несколько лет. Кто знает, что они рассказывали Гэри, когда меня не было рядом?

– Просто скажи мне, если его увидишь, – сказал я. – Может быть, ты бы мог дать всем знать, что я был бы благодарен, если никто ничего ему про меня не скажет.

– Это запросто, – сказал Гэри, заметно повеселев, и ушел. Я слышал, как он говорил с Сергеем, одним из поваров, а потом дверь за ним закрылась и все затихло.

Кофе остыл. Я вылил его в раковину, распечатал все, что узнал про Уоллеса, и отправился домой.

Микки Уоллес сидел у себя в номере мотеля, выходящем на Мэйн-молл, и делал записи о встрече с Паркером. Этой хитрости он научился будучи репортером: записывать все, пока оно свежо в памяти, потому что уже через пару часов память начинает выделывать фокусы. Можно дурачить себя, думая, что запомнилось только важное, но это не так. Запоминается то, что не забылось, важно оно или не важно. У Микки была привычка записывать материал подробно от руки в несколько блокнотов, а потом переносить в компьютер, но блокноты оставались первичными записями, и в процессе написания книги он обращался к ним.

Его не огорчила и не удивила реакция Паркера на его первую попытку. По сути, он рассматривал возможное участие этого человека в проекте как пристрелку для начала, но никогда не вредно спросить. А удивляло его то, что никто еще не написал книгу о Паркере, учитывая все, что тот сделал, и дела, в которых был замешан, но это была лишь одна из странностей, окружавших Чарли Паркера. Каким-то образом, несмотря на свою историю и свои поступки, он умудрялся оставаться вне поля зрения. Даже в освещении большинства громких дел его имя появлялось где-то мелким шрифтом. Как будто, когда дело касалось его, возникал элемент сговора: никто не говорил вслух, но все понимали, что его роль в случившемся должна быть преуменьшена.

И только единицы доводили его имя до сведения общества. Уоллес уже не так мало разнюхал, и имя Паркера упоминалось в связи с некоторыми делами на севере штата Нью-Йорк, где была замешана русская мафия, или так говорили. Микки удалось найти в Массене местного копа и поговорить с ним за несколькими кружками пива, и он быстро понял, что что-то здесь здорово скрывают, но когда попытался снова поговорить с тем копом на следующий день, его вывезли из города и в недвусмысленных выражениях предупредили, чтобы он никогда сюда не возвращался. После этого след потерялся, но любопытство Микки только обострилось.

Он чуял кровь, а кровь вела к хорошим продажам книги.

Глава 13

Эмили Киндлер покинула городок, в котором жила последний год, после похорон родителей своего парня. Об их смерти был вынесен «открытый вердикт», констатирующий факт смерти без указания ее причины, но в городке понимали, что они сами отняли у себя жизнь, хотя начальник полиции Дэшат все больше задумывался, почему они сделали это, не похоронив должным образом своего сына. Он не думал, что бывают родители, которые не хотят проститься с покойным сыном, как бы ни были они травмированы случившимся. Он оспорил вердикт как публично, так и частным образом и объединил смерть родителей и убийство сына как в уме, так и в собственном расследовании.

Никто не отрицал, что Эмили Киндлер была искренне потрясена их смертью. Один из местных докторов заставил ее принять успокоительное средство, и какое-то время беспокоились, что ее, возможно, придется поместить в психиатрическую лечебницу. Она сказала Дэшату, что вечером перед их смертью приходила к Фарадеям, и Дэниэл Фарадей выглядел особенно подавленным, но ничто не говорило о том, что он или они оба собираются покончить с собой.