Собиратели голов - Руслан Мельников

Зерно ярости попало в благодатную почву отчаяния и сразу же дало всходы. Процесс пошел с удивительной скоростью. Как, впрочем, бывает всегда, когда люди подсознательно уже готовы к переменам. Забыв о междоусобицах, похерив привычную пассивность, положив на осторожность, кланы объединились. Появился Союз — разбросанная по необъятным диким землям, но спаянная при этом железной дисциплиной организация, имевшая единую цель и единую армию. Союз стал реальной силой. Сила притянула к себе сомневающихся и смяла противящихся.

Жалкие остатки дикарей, так и не признавших власти Союза или страшившихся новой структуры больше, чем хэдхантерских тресовозок, отступили в буферку. Но вскоре вслед за ними в сторону Ставродара двинулись егеря — небольшие и неуловимые мобильные группы Союза. Бывшие беглецы и жертвы сами стали охотниками.

Конечно, отряды плохо вооруженных голодных оборванцев не шли ни в какое сравнение с мощью столичной хэдхантерской машины. Но в разгорающейся партизанской войне неравенство сил сглаживалось отчаянием и ненавистью обреченных дикарей и растущим замешательством в рядах хэдов. Такого отпора пятнистые не ожидали.

Засады, диверсии, дерзкие нападения, внезапные обстрелы, исчезающие патрули и часовые… Тот, кто до сих пор прятался, спасался бегством и сопротивлялся, только будучи загнанным в угол, начал сам терроризировать хэдов.

В этой странной войне захватить диких живыми удавалось крайне редко. При угрозе пленения члены Союза либо сами кончали жизнь самоубийством, чтобы не становиться тресами, либо им в этом помогали соратники. Что в принципе лишало смысла охотничье-боевые операции хэдхантеров.

Добычи у хэдов становилось меньше. Зато жертв — больше. К естественному страху смерти прибавлялись вполне обоснованные опасения не набрать нужного количества групповых трес-баллов. Как сообщали диким пленные, хэдхантерские генералы, не выполнявшие норму по отлову живого товара, вынуждены бы-ли продавать в трес-рабство целые подразделения своих неудачников-подчиненных.

Среди пятнистых, контролировавших Ставродар и его окрестности, воцарились уныние и подавленность. Хэдхантерская армия испытывала все признаки деморализации. Участились случаи дезертирства. Бывшие хэды, скрывая свое прошлое, примыкали к диким. Впрочем, когда дезертирство начало принимать массовый характер, этой неприятности нашли эффективное противодействие.

Пятнистых стали метить татуировками. С помощью специально запрограммированных тату-машин на лицо, а также на открытые участки головы и шеи наносился сложный рисунок в виде косых крестов, стилизованных под букву «X». Так что при всем желании хэдхантер не смог бы избавиться от этих меток, как в свое время Наташка избавилась от тату-клейма треса на своей груди. Всю кожу с головы бритвой не срежешь…

Дикие сразу окрестили хэдхантерский крест на свой лад. Нецензурным словом из трех букв. Однако сами хэды относились к этому знаку иначе.

— Со слов пленных мы знаем, что процедура татуирования проходит в торжественной обстановке, — пояснил Корень. — Все обставляется как посвящение, этакая инициация, окончательный и бесповоротный прием в хэдхантерское братство. Кресты на роже преподносятся как знак отличия, которым его обладатели будут гордиться всю оставшуюся жизнь. Но по большому счету хэдов просто клеймят так же, как тресов. Формально оставаясь свободными, они уже никуда не могут деться от исполнения контрактных обязательств. Борис подумал, что обмануть салагу, мечтающего любой ценой получить хорошо оплачиваемую работу хэдхантера, которая к тому же дает уверенность в будущем и гарантированно бережет от трес-рабства, совсем нетрудно. Он сам через это прошел. К счастью, тогда обходились без татуажа. А сейчас…

Сейчас попасть с хэдхантерской меткой на морде в плен к диким означало верную и мучительную смерть. Дезертирство прекратилось. Но добычи у хэдов больше не стало.

— Теперь наша задача — сократить число желающих подставлять свою голову под иглу автотатуировщика, — продолжал Корень. — Хэдхантер на данный момент очень престижная профессия. А нужно сделать так, чтобы ею не гордились, а боялись ее. Нужно, чтобы из трех пятнистых, отправившихся в дальний рейд, возвращалось не более одного, а из двух — не возвращался никто. Охотничьи рейды должны стать адом для хэдов.

Борис подумал о том, что ада без чертей не бывает. Тот, кто устраивает ад другим, сам неизбежно пачкается в сажу и пропитывается запахом серы.

— А жизнь пятнистых между рейдами мы должны превратить в кошмар, — закончил Корень.

— Резать хэдам головы и развешивать их тела у дорог — это тоже часть вашей тактики устрашения? — спросила Наташка.

— Да, — кивнул Корень. — Вначале мы просто вешали трупы, а когда хэдхантерам начали ставить метки… В общем, их головам нашлось применение.

— Какое? — наморщила лоб Наташка. — Что такого в этих головах? Почему вы с ними так носитесь?

Корень улыбнулся: — Голова с хэдхантерскими крестами — универсальное платежное средство Союза.

— Чего? — вытаращил глаза Борис. Эва как дикарь загнул!

— «Ушастая валюта» — так мы его называем.

Судя по словам Корня, в дикарском Союзе действовало некое подобие экономического устройства, основой которого с недавних пор стали сушеные головы хэдхантеров. Расчет велся просто. Одна голова, к примеру, обеспечивала дополнительный полумесячный паек за счет Союза.

— Союз пытается, конечно, по мере возможностей прокормить всех своих членов, — пояснил Корень. — Но сами понимаете, что значит распределительная система. Рядовому бойцу и даже старшому егерской группы мало что достается. Зато «ушастая валюта» позволяет добывшему ее охотнику урвать из общих запасов свой кусок хлеба и даже намазать на него немного масла.

Как следовало из дальнейшего рассказа старшого, хэдхантерские головы давали право не только на дополнительную кормежку. За пару голов можно было пользоваться любой свободной женщиной Союза, а с небольшой доплатой (еще плюс одна голова) — взять понравившуюся подругу в жены и уже не делить ее с другими удачливыми охотниками. Хотя «валютный» курс был плавающим: в зависимости от количества пищи в общаке, свободных женщин в пределах досягаемости и добытых голов он мог меняться.

— А если эту… «ушастую валюту» приносит женщина? — поинтересовалась у Корня Наташка.

— Обычно она меняет ее на харчи, — ответил Корень и улыбнулся. — Не волнуйся, если возникнет такая потребность у симпатяги вроде тебя, проблем с мужиками не будет.

Последнее замечание не понравилось Борису, но старшой продолжил свой рассказ, и Борис цепляться к словам не стал. Он молча слушал дальше.

За три хэдхантерские головы можно было приобрести неплохой ствол и разжиться противогазом. Впрочем, тот, кто умудрился добыть «трешку», сам обычно предлагал на обмен и продажу трофейное оружие, снаряжение и боеприпасы.

Пять голов даже пришлому чужаку без клана, роду и племени гарантировали полноправное членство в Союзе и привилегированный доступ к общаку. «Пятера» была своеобразным аналогом гринкард, обеспечивавшим любому бродяге гражданство в преуспевающем дикарском обществе. Разумеется, если голова обладателя «пятеры» не была украшена хэдхантерской татуировкой. Иначе она сама быстро стала бы «ушастой валютой».

Насколько понял Борис, Союз представлял собой еще более убойную смесь, чем рабовладельческий капитализм, зиждущийся на трес-трафике. Это был поистине гремучий коктейль первобытного коммунизма, милитаризированного социализма и дикого… дичайшего капитализма, в котором роль капитала выполняли не дорогущие рабы-тресы, а головы охотников за рабами.

Разумеется, печатного станка, штампующего заветную «ушастую валюту», у дикарей не было. И тут уж никак не схитрить. Хэдхантерскую татуировку не подделаешь в полевых условиях и без специальной техники. Руководство хэдхантерской корпорации невольно позаботилось о том, чтобы зарождающуюся товарно-денежную систему диких избавить от опасности «фальшивомонетничества».

Пополнять личные «кошельки» и «валютные запасы» Союза можно было только одним способом. Выходить на охоту. Раз за разом. Снова и снова. Мотивация к этому была не просто сильная. Зверская.

Хэдхантеры стали хэдами в самом прямом смысле. Слово это обрело новый, зловещий оттенок. Пятнистые в глазах диких егерей были уже не людьми и даже не врагами, а ходячими головами, которые можно и должно было добыть и обменять на еду, оружие, удовольствия… Раньше хэды считали узников тресовозок по головам: «Сколько настреляли?» — «А столько-то и столько голов». Теперь счет татуированным хэдхантерским головам вели другие.

Все перевернулось вверх ногами, все усложнилось. Роли поменялись. Или нет, не совсем так. Просто охота теперь была не односторонней. Теперь шла хитрая, изощренная взаимная охота. Охотники гонялись за добычей, добыча охотилась на охотников.