Лето летающих - Николай Москвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
* * *
Мы мчались окрыленные - сейчас вот увидим, увидим, какой он! Такой змей - и упадет не на улице, а в поле, за городом. И понятно, что все городские змеевики переполошились. На бегу мы оглянулись - вон сколько следом!
Был уже конец Никитской улицы - дома становились все ниже и ниже, и стояли они реже: не только с палисадниками, но уже и с огородами. Вот и конец домам - показалось поле.
Здесь мы догнали Гришку - главного из Вань-петь-гриш. Тут уж, конечно, было не до прошлых раздоров и угроз ("Ну, попадись теперь!") такое дело.
- Куда оборвался? Куда бежим? - запросто, как своему, выкрикнул на бегу Костя.
И Гришка тоже, как своему:
- Чего оборвался?
- Ну, "солдатский"...
- Ничего не "солдатский"! - Гришка скорчил гримасу, но не злую. Тетеря! - тоже беззлобно выкрикнул он. - "Солдатский" на месте, а это студенты на телеге змея повезли! Понимаешь? На телеге!
И, прибавив ходу, умчался вперед.
Какие студенты? И почему на телеге? Что же, очень большой змей или очень тяжелый?
Через несколько минут все стало ясно. Ноги вынесли на загородный простор. По сторонам от дороги показались трава, белые ромашки, лиловые колокольчики, а слева, впереди, какая-то широкая квадратная кучка людей, стоящая среди поля. Они смотрели вниз, на траву, и стояли как бы ограждением вокруг чего-то. Тут же невдалеке действительно находилась и телега с уже распряженной лошадью.
Когда мы с Костей протискались сквозь сборище людей, увидали то, вокруг чего все стояли.
Он лежал лицом вниз, показывая могучие дранки. Нет, это, конечно, были не дранки, а тесовые брусья в два-три пальца толщиной. И вместо бумаги был серый, сшитый полотнищами холст. Из-под мощного, как корабельная снасть, наголовника выглядывали по углам веревки.
Да, это была уже не нитка, не шпагат, не сахарная бечева и не легендарный десятерик, а веревка - ну, та веревка, на которую вешают белье, в палец толщиной. Толще этого ничего уж больше не было - дальше шли морские канаты. Удивительно было и то, что такую бельевую веревку мы ранее видели только в коротких отрезках: от забора до дерева на дворе, от дерева до сарая. А тут этой веревки был целый тяжелый бунт.
Но Костю занимала не веревка, а змей.
- Вот и мы бы такой! - Костя, кивая на змея, мечтательно вздохнул. Вот и нам бы...
Меж тем происходило приготовление к запуску змея-гиганта.
Два студента в коротких белых кителях с золотыми пуговицами обухом топора косо вбивали деревянный кол в землю. Один вбивал, другой же покачивал кол: не мелко ли входит? Третий, коренастый студент с черно-лохматыми волосами, держа на руке бунт веревки и мелко семеня ногами, бежал к колу, ловко, без заминки снимая с руки веревку - ровно, кольцо за кольцом.
Затем они втроем примотали конец веревки к колу, подергали, крепко ли, не выдернет ли кол, и с озабоченным видом, стараясь не смотреть на восторженно-благоговейные лица ребят-змеевиков, но, конечно, чувствуя их и втайне радуясь производимому эффекту, пошли к змею.
Здесь были еще два студента: один в кителе, другой в белой рубашке, но похожие друг на друга: оба длиннолицые, с одинаковыми рыжеватыми усиками. Присев на корточки по верхним углам змея, по концам наголовника, они держали лежащего змея, так сказать, под уздцы. Так буйного жеребца выводят из конюшни на растянутых поводьях сразу два конюха.
И это было правильно: пока все приготовления не сделаны, змей, чтобы не взмыл, не стал под ветер, должен быть прижат к земле. И хотя нам с Костей, как и всем наверно, хотелось поскорее увидеть лицевую сторону что там? - мы понимали, что змея надо держать у земли.
25. "ВОТ ЭТО ДА!"
(Продолжение)
Но вот все, кажется, готово. Три студента (двое продолжали держать парусинового гиганта) со строгими или, пожалуй, с отчаянными лицами стали надевать перчатки...
Толпа ребят расступилась, отошла от змея, от веревки, протянутой к далекому колу...
Студенты в перчатках взялись за веревку недалеко от змея. Черно-лохматый оглянулся назад, как бы проверяя, тут ли ветер, и в полной тишине негромко выкрикнул:
- Давайте! Не сразу...
Тотчас студенты-близнецы начали медленно приподыматься с земли, крепко и настороженно - каждую секунду ожидая удара ветра, - держа змея за верхние углы. Выпрямившись, они стали поднимать углы змея уже вытянутыми над головой руками.
И тут ветер сам доделал: парусиновый гигант вдруг откинулся, стал стоймя, во всей красе.
- Вот это да! - воскликнул Костя второй раз за день. - Это не то что для Кутьки!
Было от чего ахнуть. Сейчас когда он стоял во весь рост, его конюхи студенты с усиками - приходились ему по пояс, до половины высоты. Если сравнить, то змей в вышину был со стену одноэтажного дома, в ширину же, как и полагалось, - в полтора раза уже. Дотошный Костька, видимо, решил уточнить. Он вырвался вперед и, прежде чем кто-либо успел ему помешать, прошел перед змеем, отмеривая шаги.
- Эй, гоните этого! - послышалось от студентов в перчатках.
И тотчас от одного из тех, что с усиками, Костька получил легкий подзатыльник.
- Четыре с половиной шага! - озабоченно-почтительно проговорил он, подбегая и опять становясь рядом со мной.
Однако отчего же он не летит?.. Теперь, оказывается, командовали длиннолицые близнецы. Когда змей встал во весь рост и когда веревка от него до троих студентов натянулась, один из рыжеусых не без тревоги в голосе быстро скомандовал:
- Приготовиться!.. Вынимаем!
Да, студенты действовали с толком. Мы увидели, что змей предусмотрительно был внизу привязан к двум колышкам. Близнецы опять сидели на корточках, но теперь уже у подножия змея.
Колышки разом выдернуты.
И он взмыл...
С шумом, с каким развернутый парус принимает ветер, змей-гигант поднялся. Поднялся невысоко - на высоту телеграфного столба, - веревки пока ему больше не давали. И, может быть, оттого, что невысоко, казалось, что он закрыл полнеба, будто даже потемнело.
- Смотри, хвост! - выкрикнул кто-то из ребят.
Мы и забыли про него. То есть даже не видели, занятые громадностью змея. Сейчас же глядели только на него: толстый, как удав, он поднимался с земли круг за кругом, и, когда змей был выше телеграфного столба, конец хвоста еще елозил по земле.
- Давай!
У студентов все было разучено. Двое с усиками, освободившись от змея, тотчас побежали вдоль веревки и встали шагах в сорока позади первой тройки, державшей змея. Они надели перчатки, взялись за веревку и, заранее уже упираясь ногами в землю, крикнули это "давай".
Тройка веревку выпустила, она дернулась, косо поднялась вверх, и с нею вместе, но еще на большую высоту, поднялся и змей. Хвост оторвался от земли. Студенты, выпустившие веревку, не стали медлить, тоже побежали назад и, став позади близнецов шагах в сорока - пятидесяти, перехватили веревку.
Потом это повторили близнецы, затем опять тройка, пока так, пятясь задом, они не дошли до кола, до конца веревки.
Теперь можно отдохнуть...
Студенты с серьезными, но счастливыми лицами сели около кола, сняли жаркие для лета перчатки и носовыми платками вытирали пот с лица, с рук. Вытирали, посматривая на него...
А он стоял в небе, не высоко, но и не низко, примерно на пять телеграфных столбов (наших измерительных единиц), тяжело покачиваясь из стороны в сторону и чуть виляя своим могучим хвостом, на конце которого, чувствовалось, было привязано что-то грузное.
И тут в минуту затишья обнаружилось новое и на небе и на земле.
Занятые размером, взлетом такого змея, мы только сейчас обратили внимание, что на нем что-то написано (возможно, это была привычка: и мы и ребята иной раз клеили змея из афиш, но не замечали ни букв, ни слов).
- Смотри! - воскликнул Костя. - А тут нарочно написано.
Да, конечно, нарочно! Ни одно слово, как бывало на афишах, не обрывалось где попало. Темно-красные буквы шли по низу полотнища, свободному от веревочных пут:
Товарищ, верь: взойдет она,
Звезда пленительного счастья,
Россия вспрянет ото сна...
- Это из Пушкина! - сказал Костя.
- А зачем? Лучше бы, как обыкновенно, - сердце и уголки... Представляешь, какое бы тут было сердце! С бочонок! Во!
Я развел руками и здесь увидал, что и на земле было новое, не замеченное ранее. Во-первых, народу на поле было гораздо больше, чем показалось вначале: может быть, подбежали потом. Во-вторых, были не только ребята, но и взрослые. Даже стояли в стороне три извозчичьи пролетки с седоками, которые, не сходя с экипажа, наблюдали за змеем. К одной из пролеток подбежал студент в белом кителе, который недавно вбивал кол, и что-то, показывая на змея, объяснял старику в чесучовом костюме и даме в лиловой накидке.
К нашему удивлению, около четвертой, стоявшей особняком, не извозчичьей пролетки с мордатым кучером мы заметили Графина Стаканыча. Он что-то почтительно говорил полной старой женщине в кремовой кружевной пелеринке и в шляпе с черными кружевами на седых волосах. Мы тотчас помчались к нему, чтобы поделиться впечатлениями о змее.