Письма (1832) - Федор Достоевский

Во всяком случае, дело сделано, я подал в отставку, а у меня гроша нет для долгов и экипировки. Если Вы не пришлете мне немедленно, то совершенно оправдаете прошлое письмо мое.

Ваш Ф. Достоевский,

Вы знаете причину моего выхода в отставку - заплата долгов. Хотя две идеи вместе не вяжутся, но оно так. К 1-му числу ок<тября> выйдет отставка. Разочтите.

Вам угодно было сказать несколько острых вещей насчет миниатюрности моего наследства. Но бедность не порок. Что бог послал. Положим, что Вас благословил господь. Меня нет. Но хоть и малым, а мне все-таки хочется помочь себе по возможности, не повредя другим по возможности. Разве мои требования так огромны? Что же касается до слова наследство, то отчего ж не называть вещь ее именем?

(1) далее было начато: Если нельзя

(2) далее было начато: и под<аю>

(3) далее было: Вас

(4) было: по предыдущей

48. M. M. ДОСТОЕВСКОМУ

30 сентября 1844. Петербург

30 с<ентября>.

Любезный брат.

Я получил "Дон Карлоса" и спешу отвечать как можно скорее (времени нет). Перевод весьма хорош, местами удивительно хорош, строчками плох; но это оттого, что ты переводил наскоро. Но, может быть, всего-то пять, шесть строчек дурных. Я взял смелость кое-что поправить, также кой-где сделать стих позвучнее. Всего досаднее, что местами ты вставлял иностранные слова, н<а>п<ример> комплот. Этого допустить нельзя. Также (впрочем, я не знаю, как в подлиннике) ты употребляешь слово сир. Сколько мне известно, этого слова в Испании не было, а употреблялось только в Западной Европе в государствах нормандского происхождения. Но это всё пустяки сущие. Перевод удивительно как хорош. Лучше чем я ожидал. - Я отнесу его этим дуракам в "Репертуар". Пусть рты разинут. Если же (чего я боюсь) есть уже у них перевод Ободовского, то в "О<течественные> записки". За мелочь не продам, будь покоен. Как только продам, пришлю деньги. Что же касается до издания Шиллера, то, разумеется, я с тобой согласен, даже сам хотел предложить тебе (1) разделить на 3 выпуска. Пустим сперва: "Разб<ойников>", "Фиеско", "Дон Карлоса", "Коварство", Письма о Карлосе и Наивн<ости>. Это будет очень хорошо. Насчет издателей посмотрим. Но штука в том, что гораздо лучше самим; иначе нет барыша. Ты только переводи, а насчет денег не беспокойся: как-нибудь их найдем, так ли этак ли - всё равно. Только вот что, брат, через месяц это дело нужно кончить, то есть решиться, ибо объявление не может быть выпущено после, а без объявления мы погибли. Вот почему я и прикажу припечатать несколько слов о сем в "Репертуаре".

Перевод произведет сенсацию. (Малейший успех - и барыш удивительный.)

Ну, брат, - я и сам знаю, что я в адских обстоятельствах; вот я тебе объясню:

Подал я в отставку, оттого что подал, то есть, клянусь тебе, не мог служить более. Жизни не рад, как отнимают лучшее время даром. Дело в том, что я, наконец, никогда не хотел служить долго, следовательно, зачем терять хорошие годы? А наконец, главное: меня хотели командировать - ну, скажи, пожалуйста, что бы я стал делать без Петербурга. Куда я бы годился? Ты меня хорошо понимаешь?

Насчет моей жизни не беспокойся. Кусок хлеба я найду скоро. Я буду адски работать. Теперь я свободен. Но что я буду делать теперь, в настоящую-то минуту? - вот вопрос. Вообрази себе, брат, что я должен 800 руб., из коих хозяину 525 руб. ассигнациями (я написал домой, что долгов у меня 1500 руб., зная их привычку присылать 1/3 чего просишь).

Никто не знает, что я выхожу в отставку. Теперь, если я выйду, - что тогда буду делать. У меня нет ни копейки на платье, Отставка моя выходит к 14 октябр<я>. Если свиньи-москвичи промедлят, я пропал. И меня пресерьезно стащут в тюрьму (это ясно). Прекомическое обстоятельство. Ты говоришь, семейный раздел. Но знаешь ли ты, чего прошу я? За отстранение мое от всякого участия в имении теперь и за совершенное отчуждение, когда позволят обстоятельства, то есть за уступку с сей минуты моего имения им, - я требую 500 руб. сереб<ром> разом и другие 500 уплатою по 10 руб. сер<ебром> в месяц (вот всё, что я требую). Согласись, что немного и никого не обижаю. Они и знать не хотят. Согласись еще, что не мне предлагать им это теперь. Они мне не доверяют. Они думают, что я их обману. Поручись, душа моя, пожалуйста, за меня. Скажи именно так: что ты готов всем поручиться за меня в том, что я не простру далее моих требований. Если у них нет столько денег, то в моем положении 700, даже 600 руб. могут быть отрадными; я еще могу обернуться, и за это поручись, что это примется в уплату всей суммы 500 руб. сер<ебром> и 500 р. сер<ебром> интервалами.

Ты говоришь, спасение мое драма. Да ведь постановка требует времени. Плата также. А у меня на носу отставка (впрочем, милый мой, если бы я еще не подавал отставки, то подал бы сейчас. Я не каюсь).

У меня есть надежда. Я кончаю роман в объеме "Eugйnie Grandet". Роман довольно оригинальный. Я его уже переписываю, к 14-му я наверно уже и ответ получу за него. Отдам в "О<течественные> з<аписки>". (Я моей работой доволен). Получу, может быть, руб. 400, вот и все надежды мои. Я бы тебе более распространился о моем романе, да некогда (драму поставлю непременно. Я этим жить буду).

Свинья-Карепин глуп как сивый мерин. Эти москвичи невыразимо самолюбивы, глупы и резонеры. В последнем письме Карепин ни с того ни с сего советовал мне не увлекаться Шекспиром! Говорит, что Шекспир и мыльный пузырь всё равно. Мне хотелось, чтобы ты понял эту комическую черту, озлобление на Шекспира. Ну к чему тут Шекспир? Я ему такое письмо написал! Одним словом, образец полемики. Как я его отделал. Мои письма chef-dнuvre летристики.

Брат, пиши домой как можно скорее, пожалуйста, ради самого создателя. Я в страшном положении; ве<дь> 14 самый дальний срок; я уже 1 1/2 месяца, как подал. Ради небес! Проси их, чтобы прислали мне. Главное, я буду без платья. Хлестаков соглашается идти в тюрьму, только благородным образом. Ну, а если у меня штанов не будет, будет ли это благородным образом?..

...Карепи<н> (2) водку пьет, имеет чин и в бога верит. Своим умом дошел.

Мой адрес: у Владимирской церкви в доме Прянишникова, (3) в Графском переулке. Спросить Достоевского.

Я чрезвычайно доволен романом моим. Не нарадуюсь. С него-то я деньги наверно получу, а там

Извини, что письмо безо всякой связи.

(1) далее было начато: выпу<стить>

(2) далее было: пьет, <->, серит (зачеркнуто, возможно, не Достоевским)

(3) далее было: что

49. П. А. КАРЕПИНУ

20-е числа октября 1844. Петербург

Милостивый государь Петр Андреевич.

В последнем письме моем я объявил Вам, что пишу в последний раз, до лучшей перемены в моих обстоятельствах. Я мыслил так, не имея писать ничего более, истощив все средства убеждения и представив Вам весь ужас моего положения. Теперь критический срок для меня уже прошел, и я остался один без надежды, без помощи, преданный всем бедствиям, всем горестям моего ужасного положения - нищете, наготе, сраму, стыду и намерениям, на которые бы не решился я в другое время. Что мне остается более делать, чем начать. Куда оборотиться - судите сами.

Нужно Вам знать, что я в ту минуту, как Вы будете читать письмо мое, уже получил отставку (справьтесь в газетах). У меня нет ни платья, ни денег, нет ничего заплатить кредиторам и не будет квартиры, потому что вряд ли хозяин дома еще будет держать меня на старой.

- Начал я Вам писать для того, чтобы несколько пояснить из того, что было не так выражено в прошлом письме моем. Постараюсь говорить как можно яснее.

Из Ваших писем, Петр Андреевич, я вижу, что раздел, как Вы говорите, невозможен, во-1-х), потому, что на именье есть долги казенные и частные, а во-2-х), так как я забрал, в продолжение трех лет, денег более, чем на долю мою следовало бы, то со временем при отчете я должен буду, в мой ущерб, наверстать лишнюю сумму в пользу других.

Всё это так, но я и брат Михайло предполагаем семейный раздел, который будет существовать ненарушимо до окончательного. Но если с чьей-нибудь стороны будет хотя малейшая запинка и остановка в этом деле, то, уж конечно, оно состояться не может. Дело основано на полнейшей обоюдной доверенности друг к другу, а если встретится на этот счет недоразумение, то договоров быть не может никаких. Я предполагаю, что Вы в качестве опекуна можете сомневаться в верности и справедливости с моей стороны и наконец какой-нибудь случай - вот почему я предлагаю следующее.

Но прежде чем приступить к делу: Вам известно, какую я предлагаю цену, - 1000 руб. сереб<ром>, из коих 500 руб. сереб<ром> разом, а остальную сумму рассчитать на самый отдаленный срок. Эта цена по своей умеренности не боится никаких требований кредиторов, казенных и частных, и никаких затруднений при разделе. Почему я назначаю такую умеренную цену, почему я хочу, по выражению некоторых, спустить с рук отцовское добро (миниатюрное), - эти вопросы, по Вашему собственному теперешнему мнению, Петр Андреевич, лишние. Дело в том, что я вижу в этом свое избавление от неприятностей и возможность устроиться к лучшему, а это для меня чего-нибудь да стоит. Наконец, 1000 руб. сереб<ром> с предполагаемым их разделом в платеже, сумма такая, что может (1) родить предположения об юношеской неосновательности и нерасчетливости. Но, во-1-х, я имею дело не с барышниками, а во-вторых, далеко не думал быть чьим-нибудь благодетелем, я просто в моих обстоятельствах нахожу неумеренным требовать более, а для уничтожения подозрений я решаюсь на следующее: