Полмира - Джо Аберкромби

Это были бойцы, но скорее бандиты, чем воины. Люди со множеством шрамов и без угрызений совести. Мужчины с раздвоенными и заплетенными бородами, бритые странными клочками, с окрашенными волосами, торчащими словно пики. Мужчины, чья одежда была потерта, но чьи мускулистые руки, широкие шеи и грубые пальцы блестели от золотых и серебряных колец-денег, возвещая миру, как высоко они себя ценят.

Колючка думала, какую же груду трупов они должно быть нагромоздили вместе, но она была не из тех, кого легко запугать. Особенно когда у нее нет выбора. Она опустила свой морской сундук — внутри были все ее пожитки, и сверху старый меч ее отца, завернутый в промасленную ткань. Приняла самый храбрый вид, шагнула к самому большому мужику и тронула его за руку.

— Я Колючка Бату.

— Я Досдувой. — Она обнаружила, что уставилась на одну из самых крупных голов из тех, что когда-либо видела. Мелкие части лица сжимались к центру этого рыхлого пространства, которое возвышалось над ней так высоко, что сначала она подумала, что владелец этой головы, должно быть, стоит на ящике. — Что за беда привела тебя сюда, девочка? — спросил он со слегка трагичной дрожью в голосе.

Хотела бы она, чтобы у нее был другой ответ, но она выпалила:

— Я плыву с вами.

Он нахмурился, и от этого лицо стало занимать еще меньше места на его голове.

— По Священной реке, в Кальив и дальше?

Она вскинула подбородок в своей обычной манере:

— Если, конечно, лодка поплывет с такой тушей на борту.

— Полагаю, нам придется уравновесить скамейки кем-то полегче. — Это донеслось от человека, который был настолько маленьким и крепким, насколько Досдувой был огромным и мягким. У него была шипастая шевелюра рыжих волос и безумнейшие глаза, ярко-голубые, влажно сияющие и погруженные в темные глазницы. — Меня зовут Одда, я знаменит вокруг Расшатанного моря.

— Знаменит чем?

— Всем подряд. — Он блеснул желтой волчьей улыбкой и она увидела, что на его передних зубах были выточены желобки убийцы. — Жду не дождусь, когда мы поплывем с тобой.

— И я, — удалось прохрипеть Колючке. Она против своей воли отступила и чуть не врезалась в кого-то еще. Он посмотрел на нее, когда она повернулась и, каким бы храбрым ни был ее вид, отпрянула в сторону. В углу глаза начинался огромный бесформенный шрам, демонстрируя розовое веко, он шел по его щетинистой щеке и через обе губы. И чтобы все выглядело еще хуже, по его заплетенным волосам, она поняла, что им придется плыть с ванстером.

Он встретил ее плохоскрываемый ужас своим обезображенным спокойствием, которое было страшнее, чем любое рычание, и мягко сказал:

— Я Фрор.

Можно было ответить агрессивно или выглядеть слабо, и для Колючки это не было выбором вообще. Так что она надула щеки и выпалила:

— Откуда у тебя этот шрам?

— А откуда у тебя этот шрам?

Колючка нахмурилась.

— Какой шрам?

— Так это боги дали тебе такое лицо? — И с легкой улыбкой ванстер продолжил скручивать веревку.

— Отец Мир, защити нас, — пропищала мать Колючки, незаметно подходя. — Слово «зловещие» им подходит.

— Довольно скоро уже они будут меня бояться, — сказала Колючка, желая, и не в первый раз, чтобы добиться чего-то было так же легко, как и решительно сказать об этом.

— А чего в этом хорошего? — Мать уставилась на бритоголового мужика с рунами, вытатуированными на лице, обозначающими его преступления. Он отрывисто смеялся с тощим типом, чьи руки были покрыты шелушащимися язвами. — Чтобы тебя боялись люди вроде этих?

— Лучше, чтоб тебя боялись, чем быть напуганной. — Это были слова ее отца, и как всегда, мать была к ним готова.

— Разве в жизни только два этих варианта?

— Это два варианта воина. — Когда бы Колючка ни перекинулась с матерью больше чем десятком слов, она всегда почему-то заканчивала тем, что защищала недоказуемую позицию. Она знала, что будет дальше. Зачем так яростно сражаться за то, чтобы быть воином, если все, что можешь получить, это страх? Но мать лишь заткнулась, и выглядела бледно и испуганно, подкидывая вину в топку закипающего гнева Колючки. Как всегда.

— Ты всегда можешь вернуться домой, — отрезала Колючка.

— Я хочу посмотреть, как отправляется в дорогу мое единственное дитя. Ты можешь мне это позволить? Отец Ярви говорит, что вас возможно не будет год. — Голос матери задрожал, выводя Колючку из себя. — Если ты вообще вернешься…

— Не бойтесь, мои голубки! — Колючка отпрыгнула, когда кто-то положил руку ей на плечи. Странная женщина, которая наблюдала за боем Колючки и Бренда несколькими днями раньше, просунула свою покрытую седой щетиной голову между ней и ее матерью. — Поскольку мудрый Отец Ярви отдал обучение вашей дочери в мои проворные руки.

Колючка не думала, что ее дух может пасть еще ниже, но боги отыскали способ.

— Обучение?

Женщина сильнее сжала их. От нее сильно воняло смесью пота, ладана, трав и мочи.

— Здесь я буду учить, а ты учиться.

— А кто… — Мать Колючки нервно оглядела оборванную женщину, — или что… вы такое?

— В последнее время воровка. — Когда из-за этого нервозность переросла в тревогу, она весело добавила: — … но еще я опытная убийца! И штурман, борец, звездочет, исследователь, историк, поэт, шантажист, пивовар… Возможно, я кое-что забыла. Не говоря уже о том, что отличный любитель-предсказатель.

Пожилая женщина соскребла со столба свежее пятно птичьих экскрементов, поизучала его состав большим пальцем и тщательно понюхала. Казалось, она собирается попробовать, потом решила что не стоит, и наконец стерла все своей оборванной накидкой.

— Дурной знак, — проворчала она, уставившись наверх на кружащихся чаек. — Добавьте к этому мою необсуждаемую компетентность в… — она вызывающе покачала бедрами, — романтических искусствах, и вы увидите, мои голу́бки, что есть очень мало сфер интересов современной девушки, в которых я слабо разбираюсь и не могу проинструктировать вашу дочь.

Колючке должно было понравиться редкое выражение лица ее матери, утратившей дар речи, но она и сама его утратила.

— Колючка Бату! — Ральф плечами расталкивал толпу. — Ты опоздала! Тащи свою тощую задницу на пристань и начинай таскать те мешки. Твой дружок Бренд уже… — Он сглотнул. — Не знал, что у тебя есть сестра.

Колючка кисло проговорила:

— Мать.

— Этого не может быть! — Ральф почесал пальцами бороду в тщетной попытке укротить русо-седую путаницу. — Если сможете вытерпеть комплимент от простого старого воина, ваша красота освещает эти доки, как лампа в сумерках. — Он глянул на серебряный ключ, висевший на ее груди. — Ваш муж должно быть…