Северная граница - Феликс Крес

Рават снова кивнул. Собственно говоря, его несколько удивило хорошее вооружение побежденных алерцев. Но потом он перестал удивляться: когда выяснилось, что это был передовой отряд; в такие части отбирали лучше всего вооруженных, да и вообще лучших воинов. А теперь у него снова возникли сомнения. Алерцы носили панцири из гибкой древесной коры, но какая это была кора!

Ее снимали большими пластами и обрезали так, чтобы получилась длинная широкая полоса. Затем вырезали отверстие для головы. Надетый таким образом панцирь закрывал туловище спереди и сзади, по бокам его сшивали ремнями или какими-нибудь лианами. Узор на коре имел вид почти ровных квадратных пластинок, причем необычайно твердых. Панцирь мог сгибаться только там, где соприкасались пластинки, и неплохо защищал от самого разного оружия. К счастью, железо было все равно крепче дерева, однако разрубить такие доспехи мечом стоило немалого труда. Легче было пробить их острием, но это ограничивало возможности солдата.

Легионеры всерьез относились к этим деревянным панцирям, тем более что какое-нибудь копье мог выстругать себе любой, тогда как доспехи носили только самые лучшие (или самые богатые?) воины. На заставах считали, что дело с доспехами обстоит примерно так же, как с алерскими верховыми животными, а именно: их слишком мало, учитывая потребности Серебряных Племен. Может, деревья с подобной корой — это какая-то редкость? Однако известие, принесенное Дорлотом, противоречило устоявшемуся мнению. Полторы тысячи наездников в доспехах! Еще два дня назад Рават готов был побиться об заклад, что такое просто невозможно.

— Все?

— Нет, сотник.

Солдаты закончили сворачивать лагерь. Рават дал приказ отправляться.

— Продолжай, — велел он, когда они стронулись с места.

— Судя по всему, у них есть какая-то определенная цель, и, похоже, они очень торопятся. Но видимо, боятся, что в окрестностях есть еще какие-то войска, а потому не двинутся с места, пока не убедятся, что наш отряд это все и никакой засады нет. Было разослано множество патрулей, в том числе и в глубь леса, но не слишком далеко. По-моему, наша ошибка, сотник, сыграла нам же на пользу. Они обследовали побоище и наверняка поняли, что мы особо не спешили. Такой слабый отряд, как наш, уничтожив передовую часть большой армии, должен был бежать прочь сломя голову, а мы перевязывали на поле боя раненых, собирали оружие и стрелы. Скорее всего они сочли, что мы тоже лишь передовой отряд более крупных сил, а потому ведем себя соответственно. Ну а теперь самое удивительное, — продолжал кот; ему редко доводилось делать столь долгие доклады, и он уже начал уставать. — У них с собой очень много мотыг и лопат. Трофейных и своих. Есть даже корзины для переноски земли. И они ведут с собой вьючных вехфетов, много вьючных вехфетов. Уж не знаю, что там во вьюках. В некоторых только еда. Может быть, и в остальных то же самое.

Рават нахмурился.

Мотыги и лопаты! А еще корзины для переноски земли! Неужели алерцы рассчитывают возвести какие-то земляные укрепления? Но зачем? Где? Неужели?.. Нет, гадать не имеет смысла; он понял, что правду все равно не узнает. Алерцы и земляные валы? Нет… Наличие же вьючных животных он, как солдат, оценивал единственным образом: поход должен продлиться дольше обычного. Независимо от цели. Воины всегда носили еду с собой, и каждый заботился только о себе. Походы продолжались недолго, впрочем, при необходимости стая пополняла запасы в захваченной деревне — ведь грабеж и был целью их набегов. Они никогда не водили с собой вьючных вехфетов, тем более (снова загадка!) что животных не хватало даже для всадников.

— Сколько там вьючных вехфетов?

— Несколько сотен.

Кот на самом деле страшно устал, и Рават не стал его больше мучить. Впрочем, Дорлот сделал намного больше, чем от него требовалось… Мало того что принес известия, он еще потрудился сделать выводы и выстроить разнообразные предположения. Это целиком и полностью задача командира… но дело не только в этом. Коты терпеть не могли рассуждений типа «с одной стороны, с другой стороны». Дорлот все еще чувствовал себя виноватым из-за того, что неумело провел разведку перед боем, и теперь пытался помочь командиру чем можно, принуждая себя к тому, чего откровенно не терпел и чего, как правило, не делал.

Вернувшись мыслями к алерским лопатам, прекрасным доспехам и численности стаи, Рават окончательно помрачнел. Он угодил в самый центр каких-то таинственных, весьма необычных событий. А все, чем он располагает, — несколько раненых и измученных солдат.

4

Гарнизонные гонцы не принадлежали к какому-либо определенному роду войск; хотя они и ездили верхом, но не имели с армектанской легкой конницей ничего общего. Гонцы не пользовались доспехами, а оружие могли выбирать по своему усмотрению; чаще их вооружение состояло из лука, нескольких стрел и легкого меча. Как правило, гонцами были невысокие, хлипкого телосложения мужчины, но часто (значительно чаще, чем в боевых отрядах) среди них встречались и женщины, по самой своей природе более хрупкие и, следовательно, более легкие. От гонцов требовалось отменное умение ездить верхом, а также отличная память, поскольку многие известия им приходилось передавать устно; что же касается всего прочего, им даже не обязательно было уметь считать до трех…

Обычно гонцы использовали коней с Золотых Холмов, что в центральном Дартане, — кони эти были более крупными и быстрыми, чем их армектанская степная разновидность, но при этом более привередливыми и требовательными. Покрытый пеной гнедой конь, несший на себе маленького всадника, был как раз чистокровным дартанцем. Когда открылись ворота заставы, солдат спрыгнул с седла и бегом помчался в комендатуру. Извещенный о прибытии посланца, Амбеген приказал немедленно впустить новоприбывшего.

На плацу начали собираться солдаты. Они узнали одного из гонцов из Алькавы и теперь, разбившись на небольшие группы, делились соображениями и догадками. Двое конников Терезы, которым в тот день выпало дежурить по конюшне, занялись гнедым. Пить ему не дали, лишь увлажнили морду, обтерли сеном спину и бока, накрыли попонами и стали водить по двору. Прекрасное благородное животное, стоящее целого состояния, было заезжено почти до смерти.

Некоторое время спустя дверь комендатуры с треском распахнулась, и из здания вышел Амбеген в сопровождении гонца. Отпустив солдата, который тут же побежал к своему коню, комендант громко назвал имя. Повторять не пришлось. Один из гонцов Эрвы в мгновение ока появился перед ним. Получив запечатанное письмо, он выслушал несколько негромких указаний, ответил «так точно!» и помчался на конюшню.