Монолог современника - Юрий Агеев

заботами придавлен, как Атлант.

И долго тот подвижник не походит,

воспринявший мечтание как факт.

Что можно изменить на этом свете,

сто раз приговорённом на конец?

Как обуха не переломишь плетью,

так у творенья не сорвёшь венец.

5

За окнами галдят о самовластье,

народы навзничь голодом кладут,

и тот мудрец, с его мечтой о счастье,

пусть лучше помолчит, а то распнут.

Уже у лета на исходе силы,

курлычат стаи птичьи в стороне.

Не знаю где и как, но здесь, в России,

не нужен человек своей стране.

Он, точно лист на облетевшей ветке,

статист в массовке, бортовой балласт,

у ФСБ и Бога на заметке,

а в сущности — всего один из нас.

Но нет ему спасенья и прощенья,

когда он данность примет, как закон,

и, в глубине кипя от возмущенья,

прильнёт к рукам властительных персон!

АМУРСКАЯ ОДИССЕЯ

Василию Пескову

Глава первая

Я жизнь свою истратил на зарплату,

тянулся из своих последних сил,

но вырывались те, кто шли по блату,

а честных труд и алкоголь косил.

Казалось, жилы лопнут, точно струны,

нырну в петлю, а дальше — в прах и пыль…

Но сжалился Господь, послал мне шхуну,

отправленную в доки на утиль.

Она лежала, привалившись на бок,

с дырой в борту, как недобитый кит.

Когда б не жалость, на киль плюнул я бы,

списали — и пускай себе лежит.

Глаза боялись, точно в поговорке,

но руки были, всё-таки, сильней!

Облазив трюм, простукав переборки,

я понял: нет посудины прочней.

На совесть корпус сделали японцы, —

двойной оббив, такой не утонуть.

И от восхода до захода солнца

я плотничал, полста не взяв на грудь.

Мне сбережений не набрать на рею,

ну, разве, на поллитру от тоски…

И от щедрот своих, меня жалея,

давали в долг крутые мужики.

— Построишь, обновишь покрасивее,

и нас с собой возьмёшь, коли не жлоб.

— Не сумлевайтесь, милые, в Рассее

она и я — вам верные по гроб.

Пройдя гряду тяжёлых зим и вёсен,

я понял, что до срока не помру,

ведь, посвежевши от сибирских сосен,

посудина дрожала на ветру.

Когда спускали с сыном на свободу,

она шла робко, душу бередя,

предчувствуя нутром большую воду

и рёбра поджимая загодя.

Глава вторая

Эх, не было печали,

да черти принесли.

Братки уж на причале:

— Обкатывай рубли!

Коробки тащат с водкой

и малолетних шлюх.

А разговор короткий:

— Не лезь, бля, выбьем дух!

На палубе кровища,

в каютах бабий визг,

и по-пиратски свищет

в снастях амурский бриз.

Я раньше б про такое

и думать не посмел.

Уже не знаю: кто я?

Но чувствую предел.

Я сам — мужик, не тряпка,

прижмут — не выйду весь.

Раз нет у нас порядка,

он где-нибудь да есть!

Собравшись всей семьёю,

мы к выводу пришли:

впустую ждать покоя,

пока мы у земли.

Ну, дочь с женой не тронут,

а мне с сынком — аркан.

Да и не все же тонут, —

уходим в океан.

Глава третья

Над нами в звёздах бездна та ещё,

а в бездне вод свои права,

но есть среди людей товарищи,

и в океане — острова.

В бескрайней дали, как в обители,

один, и с Господом на ты,

почувствуешь себя водителем

фрегата веры и мечты.

Мы открывали чьи-то истины,

слова, маршруты и дела,

но мелочью себя не числили,

и не держали долго зла.

Кто жизнь свою отдал на поиски

чужих земель, — тому видней:

людей хороших больше, всё-таки,

хоть злых, как пены у камней.

Прибьёт волна к чужому берегу,

и ты, кто к дальней цели шёл,

вдруг позабудешь про Америку,

открыв приветливый атолл.

Глава четвёртая

Пропадай на рифах, скука,

звучны всплески якорей.

Нас встречают, точно Кука,

праправнуки дикарей.

На пирогах жмут ребята,

шлют бананами привет,

будто век ещё двадцатый

не успел наделать бед.

Краской вымазаны рожи,

как последней моды стон.

Если б был я краснокожим,

здешний принял бы закон.

Вот она, дружок, свобода

от политиков и цен!

Хочешь воли — прыгай в воду,

нет — держись домашних стен.

Сжал зубами сигарету,

вот бы нашим посмотреть:

здесь у них, у дикарей-то,

выбор жить и умереть.

Но хотя такое диво

только тут и может быть,

жизнь свою хотят счастливо

и до старости прожить.

Глава пятая

Месяца плывём без суши,

синь — хоть выколи глаза.

Наши ветренные души

превратились в паруса.

Засыпаем у штурвала,

привязав себя сперва.

Попадались поначалу

земли нам и острова.

Всё путем бы, но из мрака

кто-то взял нас на таран,

Стих приборчик-навигатор

по прозванью «магеллан».

В смытой карте не отыщешь

ни широт, ни островов,

крышка — рации и тыщи

миль до ближних берегов.

Знаем полюсы планеты,

но какой нам в том резон? —

все четыре части света

укрывает горизонт.

Раз от страха ты не умер,

полбеды, а не беда!

Откачали трюм, а в трюме

нет еды, одна вода.

Полный голод и безлюдье.

Что страшнее — не поймёшь.

— Ничего, сынок, всё будет, —

утешаю. — Доживёшь!

Нет идей, в желудках пусто,

в перспективе — ни черта.

Добрались уж до моллюсков,

покрывающих борта.

Сыну я сказал: — Однако,

вот попали, ё-моё!

Эх, была б у нас собака…

Мы бы скушали её.

Нас не видят с пароходов,

мимо мчатся корабли.

Остаётся ждать погоды

и известий от земли.

Глава шестая

Когда б не божья сила,

живым не выплыть нам.

Пять месяцев носило

нас, грешных, по волнам.

В пустыне волн окрестных -

ни птиц, ни корабля,

и как-то неуместно

вдруг выплыла земля.

Стоим, глазам не верим —

две тени на борту —

под киль ныряет берег,

уже прошли черту.

Волна выносит прямо

на самый край Земли.

А что нам мель, когда мы

полгода на мели?

Вовсю колотит сердце,

мозг сполохом горит,

а здешние туземцы

совсем не дикари!

Схватили нас под мышки —

съедят иль на потом? —

несут, тряся не слишком,

в приличный

светлый дом.

Уходим от могилы,

все выдержав посты,

лежим, не тратим силы,

спасаем животы.

От наших тощих тельцев

отводят прочь глаза.

— За всё заплатит Ельцин! —

я повару сказал.

Едим и пьём в кроватях,

желудки не урчат.

Соседи по палате

от зависти ворчат:

— И мы так есть хотим все

на острове своём!..

— Пока не отъедимся, —

шучу, — не уплывём!

Глава седьмая

Оклемались — сразу к морю.

Шхуна, вот она лежит.

Ну, теперь уж мы поспорим,

что кораблик добежит

до Амура полным ходом.

Только б ветра в паруса!

А вокруг теплынь, погода,

море, пальмы, небеса…

Поплевали на ладони -

и откапывать ладью.

Киль в песке, зараза, тонет,

мы гнём линию свою.

Тонны выгребли лопаты,

ждёт прилива котлован.

Это что ж, ругаться матом?! —

Заровнял всё океан.

Нам сочувствуют туземцы,

взяли шхуну на буксир.

Эх, на что бы опереться,

да рвануть, чтоб вздрогнул мир?

Тщетно тросы тянут с мели

на лебёдки битый час.

Зря мудрили, не сумели.

Видно, суша держит нас.

Ладно, Бог с тобой, корыто,

прирастай к чужой земле.

Сто путей назад открыто.

может, так оно - целей.

Дома ждут, души не чают,

все проплакали глаза.

Да, такие вот бывают

в нашей жизни чудеса…

Глава восьмая

Вдохнув родного дыма,

ты ощутишь тоску,

но плыть необходимей,

чем ждать на берегу.

Коль жизнь твоя, как камень, —

никчёмен мох на нём!

Менять судьбу мы сами

должны, пока живём.

Нет дружбы постоянной,

но случай поправим:

все в мире океаны

подвластны рулевым.

Спускай корабль в воду,

на страх закрыв глаза.

Ты здесь найдёшь свободу

и веру в паруса.

Чем подличать на суше,

ждать кары в каждом дне,

наверное, уж лучше