Метро 2033: Путь проклятых - Игорь Вардунас

– И не жалко им с нами жратвой делиться, – пока работали, вполголоса рассуждал Паштет, поглядывая на развешанные по стенам самодельные плакаты с изображениями гринд в разрезе и других видов рыб.

– Я слышал, оно называется «ег-спик». Жалко, не жалко, – пожимал плечами Треска. – Бери, пока дают. У них этого добра еще вон сколько, полные закрома, авось не обеднеют.

– Да уж, знатно они китов положили, – согласился приятель.

– Главное, чтобы до дома хватило, – рассудил Треска.

– Судя по картам, плыть нам не так уж и много. Всего тысяча семьсот семьдесят три километра. Должны быстро управиться.

– Всего-то, – хмыкнул толстяк. – Тебя послушать, математик, так вырисовывается плевое дело. Посмотрим. Я в Антарктику тоже надеялся без приключений смотаться.

– Ну, то Антарктика. До нее вон сколько добираться потребовалось. Почти пятнадцать тысяч километров, я у Тараса спросил, – авторитетно заявил долговязый повар. – Другой конец света, считай. А тут до дома рукой подать.

– Не сглазь, чувак, дело еще не сделано, – передав приятелю очередной шмат сырого мяса, Треска украдкой сплюнул через плечо.

– Поскорей бы уже, – вздохнул Паштет. – Только не хочется опять менять чистый воздух на «слоника». Здесь-то нормально можно дышать.

– Хрена лысого за это время фон у нас меньше стал, – уныло пробубнил Треска. – Нас ведь в войну аккурат по самому темечку приложили. Какой только дряни не развелось. Так что хошь не хошь, а противогаз напялить придется.

– Жаль. Мне давно так хорошо не дышалось, – с сожалением сказал Паштет.

– Ну, так оставайся, кто тебе мешает, – поддел толстяк, который на самом деле ни за что бы не расстался со старинным приятелем.

– Дудки, – воспротивился напарник. – Я в Россию хочу. Дома – оно в любую погоду всяко лучше.

– То-то и оно, – согласился Треска. – Не ты один, чувак, хочешь. Не ты один. Ладно, харе лясы точить, подай-ка вон тот кусок, похоже, что он пожирнее.

Вяление продолжалось. Корзины с готовой провизией быстро наполнялись, а затем под руководством Мигеля по очереди переправлялись на «Грозный».

Лера особо ничем не могла помочь в сборах, поэтому вместе с Милен наблюдала за приготовлениями со стороны. Мышь оставили дома. Девушка не захотела выносить ее с собой на ветер.

– Ну, вот и последний день, – вздохнула датчанка. – Завтра вы уплываете.

– Не думала, что Император так быстро примет решение, – призналась Лера, кутаясь в куртку. – Видно, наш сигнал сильно его заинтересовал.

– Как считаешь, они выжили?

– Трудно сказать. Теперь это забота корейцев. Они проверят.

– А тебе самой не хотелось бы посмотреть?

– Знаешь, за последнее время я столько всего увидела… – Лера прислушалась к себе и удивилась царившему внутри равнодушию. Весь энтузиазм, надежда, которые питали ее еще тогда, на пути в Антарктику, сейчас куда-то исчезли, уступив место пронизывающей пустоте. Она уже ни на что не надеялась и не хотела ничего решать. – Если там действительно кто-то есть, уверена, Император поможет им.

– Устала?

– Да, устала, – согласилась Лера. – Я так много перенесла. Несколько раз была на грани смерти. Мы потеряли друзей в пути. Грустно осознавать, что все было напрасно и мы вернемся ни с чем.

– Но вы же побывали в стольких местах, – возразила Милен. – Убедились, что в некоторых уголках планеты еще сохранилась жизнь. Разве этого мало?

– А толку? В Антарктике люди каким-то образом выживали все двадцать лет, хоть там и не было радиации. Сплачивались в общины, учили чужие языки. Вы вот тоже живете. И что? Мы теперь – всего лишь осколки разбитого когда-то одного целого. И собрать обратно уже ничего не получится. Как бы нам всем ни хотелось…

– Не говори так, – попросила Милен. – А надежда?

– Надежда, – с грустью усмехнулась Лера. – Только слово, не более того. Вирус, способный очистить землю от заражения, на который мы все так надеялись, безвозвратно заперт во льдах. У вас было Хранилище, и где оно теперь? Уничтожено. Я вернусь домой и снова спрячусь под землю. Нет больше надежды, Милен. Ждать своего конца, вот что нам всем осталось. Это наше проклятие.

Она замолчала, наблюдая, как по берегу Паштет и Треска, как обычно о чем-то споря, тащат к пирсу корзину, доверху наполненную вяленым мясом.

– Но у тебя же остался контейнер из Хранилища, помнишь? Хоть что-то ты привезешь домой.

– Всего лишь маленький кусочек прошлого, – горько ответила Лера. – Да и чего по настоящему ценного можно спрятать в такой маленькой коробочке.

«Calla Lily. Zantedeschia aethiopica» – девушка вспомнила таинственную этикетку с надписью на контейнере, лежавшем в кармане куртки. Все-таки интересно, что это означало? Необычное растение или какой-нибудь полезный овощ? Споры грибов, семена, законсервированная рассада? И какой стране на их огромной планете они раньше принадлежали?

Лера знала, что на все эти вопросы можно было придумывать какие угодно ответы, но выход получался только один – ничего не станет ясно, пока она не откроет контейнер.

Когда она собиралась это сделать? Девушка еще не знала.

– Как думаешь, что там? – видя ее задумчивость, спросила Милен.

– Что бы там ни было, сейчас мне не хочется его вскрывать. Может, когда приеду домой. Если мы, конечно, вернемся.

– Вернетесь. Не грусти, – датчанка дотронулась до Лериного плеча и встала с камня, на котором они сидели. – Пойдем со мной.

– Куда?

– Погуляем. Или ты хочешь весь день тут просидеть на ветру? Олаф на охоте. У нас и так осталось немного времени. Давай проведем его вместе.

Лера послушно встала. Она действительно не знала, чем хочет заняться. Пусть Милен распоряжается ею, как хочет, по своему усмотрению.

– Как новый дом?

– Большой, – с готовностью ответила Милен. – Там очень уютно. И Олафу нравится.

– Здорово.

Девушки пошли через деревню, и каждая думала о чем-то своем. Лера прекрасно понимала настроение подруги. Женитьба – большой шаг для каждого человека. Теперь у Милен есть семья. Девушка ценила, что эти последние часы Милен проводит с ней, а не с мужем. Да и он же был на охоте, датчанка сама сказала. Быт и работа на островах были превыше всего. Даже вопреки традициям.

Миновав центральную площадь с колодцем и сигнальным колоколом, они направились к хозяйственным постройкам, где содержался скот.

– Возьмем с собой Ромашку, – предложила Милен, отпирая двустворчатые двери в стойла, где содержались пони. – Ей тоже будет полезно пройтись.

Милен вывела лошадку на улицу, и Лера забралась в седло. Взяв Ромашку под уздцы, датчанка зашагала по тропинке в сторону леса.

Сидя верхом, Лера смотрела на приближавшиеся деревья и старалась как можно крепче впитать в себя новое, пришедшее лишь на островах ощущение. Пьянящее чувство свободы, наслаждаться которым ей осталось всего каких-то несколько часов.

«Несправедливо, что мой дом находится под землей, – покачиваясь от размеренного шага животного, думала девушка. – Неужели мне придется всю жизнь просидеть взаперти в Убежище? Как же не хочется снова надевать противогаз!»

Лера знала, что будет скучать по этим краям. На землях «Братства» дышалось легко и непринужденно. Здесь не нужно было бояться отравленного радиацией воздуха, мутантов или ядовитых осадков и испарений.

Но дом есть дом. Лера вздохнула. Сняв с пояса самодельную флягу, когда-то смастеренную Батоном специально для нее из плоского фильтра от бэушного противогаза, она отвинтила крышку и сделала маленький глоток воды, которую за все время их путешествия, в целях безопасности, неизменно брала только на «Грозном». Но здесь, на Фарерах, это была пригодная в питье жидкость, добытая из колодца «Братства». Железистая и в то же время мягкая. Она понравилась Лере.

В Пионерске такого не было. Там вода была маслянистая, с привкусом порядком износившейся за двадцать лет техники, да и от заражения тифом или дизентерией ввиду некачественной обработки никто не был как следует застрахован.

Что поделать. Это была ее судьба. Ее воздух навсегда пропах прелой резиной гражданского «ГП-7». Она вернется обратно и снова станет выходить на поверхность, чтобы охотиться на забредающую в окрестности Убежища живность. Она знала, что будет это делать. Знала, что не сможет спокойно сидеть без дела. Ей нужно было хотя бы на короткий миг выбираться из четырех стен, в которых ее приговорили провести всю оставшуюся жизнь. Упрямо, раз за разом красть у ядерного кошмара крохотный кусочек фальшивой свободы.

Милен тем временем свернула на боковую тропинку, ведущую в сторону от большой поляны, где она учила подругу стрелять из лука. Чем глубже они уходили, тем лес становился влажнее.

Вскоре на обочине дорожки показался большой валун, густо поросший ржавого цвета мхом. Сквозь его поросль на боку камня проступали непонятные символы и завитушки, неглубоко выдолбленные в породе.