Да запылают костры! - Вальтер Литвин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Когда Куова поднялся на ноги, люди обступили его со всех сторон, пытались коснуться или хотя бы перехватить взгляд, а он шёл среди них, растворяясь, – улыбался, жал руки, шутил и хлопал по спинам. Через людской поток он дошёл до Артахшассы, который так и не сдвинулся с места, глядя на Куову ясными голубыми глазами.
– Тубал. Хорошо, что ты здесь.
Жандарм стоял и не мог сказать ни слова, как будто лишился дара речи, и только взгляд заметно повлажнел. Всё кругом стихло, сделалось далёким и незначительным.
– Я чувствую, как ты страдаешь. И ты колеблешься.
Куова печально покачал головой.
Тубал казался совершенно беззащитным, готовым исполнить любую просьбу, однако ему была уготована не роль прислужника.
– Ты не знаешь, как поступить правильно?
Звуки вокруг вновь вернулись – крики и насмешки людей. Куова обернулся и увидел, как несколько мужчин грозно потрясают кулаками и топают вслед быстро удаляющимся адептам в тёмно-серых плащах.
«Начинается», – отстранённо подумал Куова.
Толпа явно не намеревалась никого преследовать. Пока в них по-прежнему больше страха, чем пылающей злости – и Куова понимал это. Нет, время ещё придёт…
Куова посмотрел в глаза жандарма.
– Я не могу избрать путь за тебя, – сказал он. – Но навести меня в час нужды – и я облегчу твою боль.
***
«Каким путём я должен их повести?»
Множество вариантов. Возможности и неопределённости.
Гафур перехватил Куову, когда тот раздумывал, попробовать дождаться трамвая или пойти домой пешком. Они без слов поприветствовали друг друга и, с сомнением покосившись на пустые пути, сошли на тротуар и побрели вдоль проспекта. К вечеру ветер усилился и облака над городом разошлись. В окнах по обеим сторонам Шегеша зажигались огни. Из некоторых уже доносились оживлённые споры, плавно перетекающие в ругань, как и многие споры, вдохновлённые излишками спиртного.
– Это была хорошая лекция, – сказал наконец Гафур и, немного помолчав, добавил: – А как по-твоему, рискнуть свободой – тоже ведь жертва, коль скоро ради благого дела?
Куова окинул молодого человека изучающим взглядом. Мясник не знал куда деть руки – то ли засунуть в карманы, то ли занять их чем-нибудь незамысловатым. На его лбу проступили складки.
«Ему уже хочется начать действовать».
– Почему ты спрашиваешь?
– Потому что торговая инспекция уже посадила на рога нескольких лавочников. Потому, что скоро терять будет нечего.
Мясник никогда не отличался ни выдержкой, ни терпением. Он учился прилежно, даже освоил основы игры в невш, однако всё ещё ставил действие превыше мысли.
– Ты хочешь поддержать стачку, – догадался Куова.
Гафур скрестил руки на груди.
– Прошёл не один год, – твёрдо сказал он, – но ты всё осторожничаешь.
Конечно же, его беспокоило, что на десятки рассуждений о равенстве и справедливости Куова не озвучил ни единой идеи, как этого добиться. И всё же, несмотря на пыл, Гафур нуждался в наставничестве, так что его гнев быстро испарился. Куова это чувствовал.
– Но чего ты от меня ожидаешь?
– Я хочу, чтобы… ну, в смысле – ты говорил, что храбрые должны помогать несмелым… Не все готовы решиться, но я покажу им!
За долгое время наблюдений Куова понял, что Гафур относится к людям, которые склонны искать возможности, а не дожидаться их. С малых лет его окружали требовательные воспитатели, наставники и даже друзья, непременно ожидающие прыжков выше головы. Теперь, рядом с Куовой, он терялся, точно всю жизнь сидел на грубых табуретах и вдруг пересел на мягкую подушку. «Откажись я пить с ним хлебное вино, он и вовсе решил бы, что я святой».
– Ты хочешь моего совета? Я мало знаю о забастовках.
Хотя Гафур сам считал себя человеком приземлённым, он также обладал тягой к высоким материям. Только путь его к Богине пролегал извилистыми маршрутами между мягкостью веры и превосходством силы. Не исключено, что Гафур не раз посвящал Спасителю победы в кулачных потасовках и алкогольных состязаниях. И каждый раз тщился убедить себя, что был прав…
«Ему не хватает отца. Человека, который одобрял его упорство».
– Мне нужно благословение! – выпалил мясник. – Я уж всё сделаю. Мелкие торговцы вроде меня уже сыты инспекцией по горло. Они меня послушают.
– Разумно ли это? – спросил Куова. – Мы работаем с сердцами людей как с глиной, но не как с камнем. И всё равно жандармерия не спускает с нас глаз. А адепты перво…
Гафур отмахнулся.
– Мы готовимся уже больше месяца и успели всё продумать. В верхах сейчас неспокойно. С одной стороны поджимают жрецы, недовольные, что у них уводят паству, но Собрание пытается это замять, потому как с другой стороны давят военные, которых раздражают повстанцы на юге. Подумай, Калех, это ведь мой шанс! Наш шанс! Я ведь знаю, ты тоже этого хочешь. Так мы – плевать на результат! – пощупаем правительство за брюхо. Готов поспорить, их внимание к тебе даже поутихнет на время!
Доводы мясника звучали здраво, но хватит ли ему воли, чтобы удержать огонь, который он собирается разжечь? Гафур был достаточно твёрдым и напористым, чтобы заставить себя слушать. В то же время Гольяс, несмотря на искреннее уважение, сомневался в его талантах управленца. И потеря лавки – далеко не самое тяжёлое, что ему грозит.
Варианты мелькали перед глазами. Исходы плавали от недурного к ужасному. Пожалуй, в условиях, когда невозможно сформировать порядок, хаос – лучший выход из тупика. Или нет?
«Нельзя потерять контроль. Слишком много я вложил…»
– Вероятно и обратное, – сказал Куова. – Если прольётся кровь…
– Не прольётся! Обычная стачка и демонстрация.
– Ты уверен в этом? Не думаю, что ты готов поручиться, что другие разделяют твои убеждения…
Огонь в глазах.
– Мне только одно нужно. Благослови нас! Больше ничего.
Голос мясника сорвался. Плечи вздымались в такт дыханию. К лицу прилила кровь.
«Я по-прежнему держу тебя».
– Ты втягиваешь меня в политику, – усмехнулся Куова.
– Вся наша жизнь – политика!
Куова ответил терпеливой улыбкой.
– Я рассказываю людям о равенстве перед Спасителем и друг перед другом. Иногда об огне, что жжёт изнутри…
Он немного помолчал, задумчиво глядя на застроенную возвышенность вдалеке, на розовеющий в лучах солнца президентский дворец.
– Иногда
