Я стою миллионы - Марина Серова

Эрик обещал ему в этом помочь, пригрозив выдать Торнтона. Значит, выдача Торнтона может чем-то навредить Доре. Но чем? И чем объяснить, что Гладков, зная откуда-то о Торнтоне и Доре, не шантажирует сам этим Ридли, хотя бы ради того, чтобы тот простил ему долг. Или он пока надеется мирно решить проблему, получив деньги с Доре. А в случае, если это ему не удастся, распорядиться этой информацией как козырем.

Shit! — выругалась я по-американски. Совсем, что ли, мозги тебе отшибло? Ведь Торнтон же полностью зависит от Бриджит. Поэтому-то он и требует свои гроши у Гладкова. Видно, он на подсосе. Если Бриджит перекроет ему кран полностью, то Ридли, похоже, останется без средств к существованию. Этим в большей мере, наверное, и объясняется его по-собачьи преданный взгляд, которым он смотрит на свою всесильную женушку, и его нежелание предпринять что-либо решительное по поводу ее флирта с «молокососами».

Сегодня Торнтон собирался лететь в Ниццу…

Я выскочила из такси и, подбежав к таксофону, заказала билет на ближайший рейс до Парижа. Западный сервис часто просто необходим частным детективам.

Нью-Йорк

23 мая

14 час 12 мин

Вернувшись в отель, стала лихорадочно собирать вещи. Застегнув сумку, которая долгое время не поддавалась, спустилась в холл, чтобы рассчитаться за номер и заодно пообедать в ресторане.

— Приезжайте еще, — вежливо сказал портье, широко улыбаясь, точно он задался целью вложить в эту улыбку максимум отзывчивости и гостеприимства.

Пообедав на скорую руку, я поднялась в номер и заказала такси. До регистрации оставалось еще два часа. Не успела повесить трубку, как телефон зазвонил.

Кто бы это мог быть?

— Хеллоу! — услышала я в трубке радостный голос Силвера.

Вот уж кого не ожидала услышать. Мысленно я уже находилась в Европе, представляя, как спускаюсь с трапа самолета, сажусь в поезд и еду к Лазурному Берегу.

— Привет, — довольно вяло отозвалась я.

— Что ты делаешь сегодня вечером? Может, пообедаем вместе? — не очень уверенно произнес Нэд, сбитый с толку моим равнодушным тоном.

— К сожалению, сегодня не получится, у меня самолет через пару часов.

— Ты уезжаешь? — опечалился он.

— У меня дела в Европе, но я, может быть, еще вернусь, и тогда, чем черт не шутит, нам удастся с тобой пообедать.

— Если ты не против, я мог бы подбросить тебя в аэропорт. Я здесь недалеко, на Сорок второй улице.

— Я заказала такси.

— Заказ всегда можно отменить.

— Ну, хорошо, подъезжай, я буду в номере.

— О'кей, — воспрянул духом Нэд, — тогда до встречи.

Я положила трубку и растянулась на кровати поверх покрывала. Несмотря на выпитый за обедом кофе, сон опять начал одолевать меня. Я смежила веки, вызывая в памяти образ Нэда, его мягкий взгляд, обаятельную улыбку и рассыпанные по плечам темные кудри.

Может быть, при других обстоятельствах…

Негромкий стук в дверь вывел меня из полузабытья.

— Это ты, Нэд?

— Как ты догадалась? — шутливо откликнулся Силвер.

— Входи. — Я открыла дверь.

Путаные видения моей послеобеденной дремы тонкой, переливчатой пеленой все еще висели перед глазами, и лицо Нэда странным образом поплыло вслед за приснившимися мне лицами с фотографии…

— Напитки в баре, не стесняйся, я скоро, — сказала я Нэду, который в замешательстве застыл посреди комнаты, беспомощно глядя на меня.

— Я прихватил по дороге. — Он держал бутылку шампанского.

Выглядел он, не в пример мне, свежим и отдохнувшим.

Умывшись, я вскоре вернулась. Нэд в мое отсутствие уже вполне освоился и нашел фужеры под шампанское. Мастерски откупорив бутылку, он наполнил фужеры и подал один из них мне.

— За твою удачную поездку и скорейшее возвращение!

Мы со звоном соединили бокалы.

— Ну, мне пора, поехали.

— Успеем, — сказал Нэд и снова наполнил фужеры.

— А теперь присядем «на дорожку», как говорят в России, — сказала я, когда мы поставили порожние бокалы на стол.

Глава 7

Париж

23 мая

18 час 07 мин

Вылетев в шесть вечера из Нью-Йорка и проведя в воздухе пять с лишним часов, я, следуя за солнцем, примерно в это же время приземлилась в парижском международном аэропорту Орли.

Еще через три часа я приземлилась в Ницце — «столице удовольствий».

Я остановилась в отеле «Вестминстер» на Английской набережной, протянувшейся на семь километров. Название отеля и бульвара меня совсем не удивило. Еще с начала прошлого века сюда толпами стали приезжать англичане, проводившие здесь целую зиму. Среди них были и великие князья, любители изысканной роскоши, и богатые чудаки — лорды, и всякие авантюристы.

Туристический сезон уже начался, поэтому цены были процентов на тридцать выше, чем в межсезонье. «Вестминстер» устраивал меня сравнительно невысокими ценами, месторасположением и предлагаемым уровнем комфорта. Здание было выстроено в стиле рококо периода Бель-Эпок. Фасад его выходил на море. Так что из моего номера на третьем этаже открывался великолепный вид на бухту Ангелов.

Я вручила портье пятьсот франков — такова была суточная стоимость одноместного номера.

Решив сразу взять быка за рога, бросив сумку и даже не переодевшись, спустилась в холл. Найдя в телефонной книге адрес Клодин Доре, я вышла из отеля и поймала такси. Французский язык, так же как и английский, не представлял для меня никаких трудностей, но жители Ниццы частенько пускали в ход непонятные словечки, напоминавшие какую-то смесь старофранцузского и итальянского. Как объяснил мне таксист, веселый чернявый парень с крупным носом, эти словечки относились к савойскому диалекту.

Клодин Доре жила на бульваре Гамбетта. Через пятнадцать минут я уже стояла перед ее домом. Судя по номеру, квартира Доре находилась на втором или третьем этаже. Весь первый этаж был отведен под галерею. Я прочла вывеску: «Галерея Виллареаль».

Я подумала, что скорее всего в стенах именно этой галереи выставлялись работы Гладкова, за которые он до сих пор не может получить деньги. Поднялась на третий этаж и остановилась перед дверью. Я обычно специально не планирую, что скажу, как поведу себя, предпочитая действовать спонтанно, полагаясь на интуицию. Вот и в этот раз, пока я не очутилась перед дверью Доре, у меня не было никакого плана.

Из-за двери доносились голоса. Приложив ухо к двери, я постаралась разобрать, о чем идет речь, но смогла лишь понять, что говорят по-английски. Одну руку я локатором приложила к уху, чтобы лучше слышать, а вторая сама собой легла на ручку двери. Ручка под тяжестью руки опустилась, и я почти ввалилась в прихожую, вытянутую как кишка. Светлые стены были сплошь покрыты картинами из разряда современной живописи: сиренево-голубые и розово-пепельные абстракции.

Все четыре комнаты выходили в этот коридор. Разговаривали в ближайшей ко мне, причем — на повышенных тонах.

Я узнала голос Торнтона, второй принадлежал скорее всего хозяйке.

— …и не руби сук, на котором сидишь, — предупреждал Торнтон.

— Я не умру от голода без твоих подачек, — высокомерно ответила Доре.

— Я тебе не дойная корова, — не унимался Торнтон, — да и Бриджит в последнее время не балует меня деньгами.

— Это твои проблемы, Ридли.

— А как насчет твоего долга Николаю? Это тоже мои проблемы?

— При чем здесь Николай, я сама с ним разберусь, вот это-то как раз не твое дело.

— Кончай прикидываться, Клодин, ты ведь прекрасно знаешь, что он должен мне кругленькую сумму.

— Я-то здесь при чем?

— При том, дорогая, — язвительно сказал Торнтон, — что он не сможет расплатиться со мной, пока ты не расплатишься с ним. Мне надоел этот замкнутый круг, я, заметь, сюда и приехал, чтобы покончить наконец с этим дерьмом.

— Ты что-то хочешь предложить? Давай, выкладывай, — заинтересованно сказала Доре.

— Клодин, ты прекрасно знаешь, что можешь доить меня, пока я живу с Бриджит. Но это не может продолжаться вечно. После того, как ты предъявишь ей свои фотографии, ты больше не получишь ни сантима.

— Дальше, Ридли, дальше, — с нарастающим раздражением понукала Торнтона Доре.

— Не спеши, дорогая. Я, конечно потеряю гораздо больше, но мне теперь уже наплевать, теперь я буду диктовать тебе условия.

— Ха-ха-ха, — вызывающе рассмеялась Клодин, — он будет диктовать условия, — злобно передразнила она Торнтона, — и какие же это условия?

— Ты мне отдаешь фотографии и негативы, это раз. Больше ничего и никогда с меня не требуешь, это два.

— А ты-то, голубчик, ты что будешь делать со своей стороны?

— Я прощу Гладкову его долг, в обмен на это он не будет требовать деньги с тебя. Ну, как?