Я стою миллионы - Марина Серова

— А ты-то, голубчик, ты что будешь делать со своей стороны?

— Я прощу Гладкову его долг, в обмен на это он не будет требовать деньги с тебя. Ну, как?

В комнате воцарилось недолгое молчание. Затем снова заговорил Торнтон:

— Вообще, вы мне обе осточертели, вот вы у меня где сидите.

Я представила его жест, вспомнив, как в Тарасове по телевизору видела проводимый на улицах опрос населения на предмет тампонов «Тампакс». Один холерического вида рабочий, задерганный жизнью и рекламой, брызгая слюной, орал в камеру: «Ваши „Тампаксы“, знаете где они у меня сидят!!!» Задрав голову, он большим пальцем левой руки полосовал свое горло. И сейчас, стоя у двери, я прямым образом дурачилась, на место этого постперестроечного рабочего ставя Ридли Торнтона. Такой фотографический фокус: тело у вас нарисованное, а голова — своя.

— А моя скво давно бы послала меня ко всем чертям, если бы Эрик согласился лечь с ней в постель.

— Ты все сказал? — уничижительно спросила Доре. — А теперь послушай меня. Если до конца мая я не получу очередной перевод, то первого июня Бриджит получит полный комплект фотографий, и тогда моим донором станет она, а с нее я буду брать по-крупному, дорогой. Так что решать тебе.

Я бы на месте Торнтона открутила этой Клодин Доре башку. Но Торнтон тоже не сплоховал.

— Значит, ты хочешь подмочить репутацию Бриджит? Может, у тебя что-нибудь и получится, но не забывай, что ты тоже вместе со мной на этих фотографиях, так что не лучше ли тебе заткнуться. А Бриджит я сам все расскажу, думаю, она простит меня, ведь связался-то я с тобой от нечего делать, — добавил он колко.

— Что-о-о? — зарычала она, переходя в запале на французский.

Что-то тяжелое и, по всей видимости, стеклянное разбилось о дверь, осыпаясь на пол дребезжащими осколками.

— Я тебе покажу «от нечего делать»! — вулканировала Клодин. — Помню, как ты стелился: Клодин, хочешь, поедем в Канн, хочешь — в Венецию, хочешь норковое манто, хочешь то, хочешь се, — только скажи, любимая! — с ядовитой злобой пародировала она Торнтона.

— Дураком был, — самокритично отозвался Ридли. — Не знал, что ты такая стерва! — грубо закончил он.

— Убирайся из моего дома! — истошным голосом заорала Доре. — Лижи задницу своей Бриджит, но помни, если не будет денег, не позднее первого июня твоя драгоценная женушка, на чье великодушное прощение ты так смиренно и трогательно уповаешь — аж слезы на глаза навертываются, — получит конверт. — Конец фразы Доре произнесла ледяным тоном.

Я рванулась к выходу. Не хватало мне столкнуться нос к носу с Торнтоном!

Бесшумно выскользнув за дверь и тихо затворив ее за собой, я побежала вниз.

Ницца

23 мая

23 час 07 мин

Неторопливой походкой я возвращалась в отель. Ночная Ницца весело перемигивалась огнями. Их лучи, преломляясь во влажном морском воздухе, одевали небо переливчатой желто-зеленой дымкой. Линия залива была столь плавной и безупречной, что казалась нарисованной.

На набережной царила непринужденно-праздничная атмосфера: пальмы таинственно перешептывались, прохожие безотчетно улыбались друг другу, оживленно болтали, смеялись. В каждом возгласе, улыбке, жесте читалось беззаботное наслаждение жизнью.

К моему радостному удивлению, не было и намека на то вымученно-истошное веселье, которое я застала на ночном Бродвее. Здесь тоже, поражая своим равнодушным шиком, катили огромные «Роллс-Ройсы», престарелые миллиардерши выгуливали своих пекинесов и левреток, призывно горели вывески казино и дорогих ресторанов, сводили с ума витрины престижных бутиков… Но все это не повергало в тягостно-завистливое недоумение, а выглядело спокойной демонстрацией изысканной роскоши и стабильности, присущих крупным средиземноморским курортам.

Лениво фланируя, я подбивала итог своим вояжам.

Объяснение Торнтона и Доре добавило пару штрихов к уже собранным фактам. Во-первых, Доре шантажирует Торнтона. Торнтон предлагает ей мировую, что звучит в общем-то разумно: она отказывается от своих претензий к нему, он — прощает долг Гладкову, который в этом случае не будет требовать денег у Доре.

Во-вторых, Эрик и Бриджит были лишь потенциальными любовниками, а учитывая равнодушие к ней Эрика — скорее даже виртуальными.

А что, если взять да и…

Знаете ли вы, что такое средиземноморское утро? Розовое золото лучей, разбиваясь миллионами бликов о бирюзовую поверхность залива, закипает охрой, бронзой, изумрудом, осыпая пробуждающийся город ослепительным конфетти солнечных зайчиков. К восьми часам легкая сиреневая дымка, окутывающая морскую даль, растворяется в напоенном солнечным светом воздухе, и море, освободившись от легкой туманной пелены, дышит ровно, глубоко и спокойно, лениво накатывая на песчаный берег.

Натянув купальник, майку и шорты и прихватив с собой полотенце, я побежала на пляж. Вода была еще довольно холодной, но минут пять я поплескалась. Подобные утренние купания — отличное средство повысить жизненный тонус! Советую.

Я выскочила на берег и быстро растерлась махровым полотенцем. В отель вернулась в бодром приподнятом настроении.

Завтрак я заказала в номер. Горячие круассаны, какао, масло, джем — в лучших французских традициях.

А вот теперь — звонок за океан.

Эта мысль посетила меня еще вчера. Но разница во времени заставила меня отложить мероприятие на сегодняшнее утро. В Нью-Йорке сейчас время ленча.

Мягко говоря, я хотела немного потрепать нервы Бриджит, а конкретнее — просветить ее насчет Ридли, не бескорыстно конечно. Нет, я не собиралась ее шантажировать, всего лишь предложить сделку. Деньги здесь были ни при чем, просто мне казалось, что Бриджит знает больше, чем сказала мне.

Моя интуиция, нашептавшая мне это, никогда не подводила.

— Алло. — Трубку взяла Бриджит.

— Доброе утро, это Иванова.

— О-а, — догадливо промычала она, — вообще-то у нас день.

— А у меня утро, я звоню из Франции.

— Нэд говорил, что у вас там какие-то важные, таинственные дела, — пошутила Бриджит, — Ридли тоже во Франции, вы знаете?

— Именно о нем я и хочу с вами поговорить, — сказала я.

— О Ридли? — удивилась Бриджит. — Вы меня интригуете. Что же с ним приключилось? — кокетливо спросила она, как бы давая понять, что о Ридли она знает все и шокировать ее просто невозможно.

А может, она вообще не принимала его всерьез?

— Сначала я бы хотела узнать кое-что об Эрике. Во время нашей с вами встречи, мне кажется, вы не успели мне всего рассказать, ведь так? — Я пыталась отрезать ей пути к отступлению.

— Не представляю, что вы имеете в виду.

— Я имею в виду французские связи Эрика, может быть, не только деловые, не стесняйтесь, пожалуйста.

— А как же Ридли? — с опаской спросила Бриджит.

— Мы просто обменяемся с вами информацией, — успокоила я ее.

— Ну, в общем-то, это обычное дело, я не знаю подробностей…

— Хотя бы в общих чертах.

— Была у него одна девица — Жаклин Фарно.

— Чем она занимается?

— Она искусствовед, работает в галерее Поля Вилану, в Париже.

— Это все?

— У них был непродолжительный роман месяцев десять назад, потом они, кажется, расстались, — неуверенно протянула Бриджит, — к сожалению, больше я ничего не знаю.

— Благодарю вас, Бриджит, вы мне очень помогли, я надеюсь, мы еще встретимся.

— Подождите, — забеспокоилась миссис Торнтон, — вы же мне что-то обещали.

— Ну, конечно же. Вы знаете, что вашего мужа шантажируют?

— Шантажируют? — переспросила Бриджит, в ее голосе появилась тревога. — Что же с него можно взять?

— Наверное, то, что он получает от вас.

— И вам известно имя вымогателя?

— Некая Клодин Доре, владелица галереи «Виллареаль» в Ницце.

— Эта сучка? Да я ее в порошок сотру! Чем же она угрожает бедному Ридли?

Неожиданно для меня в голосе Бриджит засквозила материнская нежность. «Бедный Ридли»! Не обольщайся, дорогая Бриджит, сейчас ты все узнаешь до конца.

— У нее с вашим мужем был непродолжительный роман. Но Клодин оказалась далеко не бескорыстной. У нее есть компрометирующие Ридли фотографии, которые она собирается предъявить вам, если Ридли не уплатит ей очередную сумму до конца месяца.

— Бедный Ридли, значит, он любит меня, если платит этой шлюхе!

Я потеряла дар речи. Человеческая способность к самообману поистине не знает границ! Бриджит вела себя, как строгая заботливая львица, охраняющая свое нерадивое, но любимое чадо. А я-то еще колебалась, стоит ли ей говорить об этом.

Перед тем как начать разговор, я пыталась успокоить свою совесть тем, что рано или поздно Бриджит все равно бы узнала о неверности Торнтона. Доре не шла на компромисс, и, следовательно, вполне можно было допустить, что Торнтон либо не найдет денег, либо просто откажется платить ей, и тогда Клодин обязательно привела бы свою угрозу в исполнение. А все эти разговоры Ридли, что он сам признается Бриджит, на мой взгляд, яйца выеденного не стоят.