Мои путешествия - Федор Конюхов

12:40. Ветер немного заворачивает на норд-вест, а зыбь идет с юго-запада. «Караане» очень тяжело в таком случае идти по курсу. Здесь я нуждаюсь в Боге и Божьей помощи больше, чем кто-либо. Моя жизнь зависит только от Него.

Кто же он, Бог? Этот вопрос никто не разрешил и не познал до конца жизни в своем теле. Смерть — это телесное состояние человека. Но смерть не касается духовной стороны человеческой природы. Как вдохнул Бог свой дух в тело человека, так этот дух и возвратится к Богу.

15:30. Уже ночь. Убрал «носовой платок» и поставил свой новый стаксель, переделанный из триселя. Погода улучшилась. Раньше я себе не позволял в ночь увеличивать паруса. Но сейчас хочется побыстрее пройти этот пролив. Пока такая погода меня устраивает. Нет тумана, а то, что шторм — это ничего. Главное, чтобы не было урагана. Но есть еще одна причина увеличить ход. По моим подсчетам, завтра в ночь подойдем к островам Диего-Рамирес[63]. А хотелось бы их пройти засветло. Безопасней, да и землю увидеть хочется. Уже два месяца не видел ни клочка суши.

29 декабря 1990 года

55°41’43’’ ю.ш., 72°34’03’’ з.д.

00:30. Включил «Навстар» — здесь надо чаще знать свое место на карте.

За кормой много птиц: буревестники, альбатросы и еще маленькие чаечки. Ветер крепкий, 25 узлов. Скорость «Карааны» 7 узлов.

Мне кажется, что здесь волны мельче, не такие, как в океане. Или это только кажется? Всегда, когда попадаешь в какое-то необычное место, ищешь что-то не такое, как везде. Все три раза, когда я подходил к Северному полюсу, я все время видел, что это вершина Земли. Все так же, как и в другом месте, тот же лед, тот же снег и небо. Но на полюсе чувствуешь, что ты на вершине Земли.

Я слишком долго ждал и мечтал пройти проливом Дрейка. И вот подхожу к той заветной точке, о которой знал с детства, но реально думать и готовиться к встрече с ней начал с 1972 года.

До мыса Горн осталось 300 миль. Я счастлив своей жизнью. Чтобы ни случилось сейчас, все равно я счастлив. Я трижды ступал на точку Северного полюса, в полярную ночь прошел через полюс относительной недоступности в Северном Ледовитом океане, а сейчас нахожусь на пути к мысу Горн. Господи, на все только воля Твоя! Спасибо Тебе за все, что Ты дал мне увидеть и познать!

Я чувствую, как воздух наполняется стонами душ моряков, что лежат на дне этого предательского пролива. Они предупреждают о беде, подстерегающей мореходов возле мыса Горн.

Земли не видно. Небо все в тучах, видимость плохая. Зарядил два фотоаппарата, может, все-таки прояснится.

10:20. Мыс Горн показывает свои зубы. Океан вспенился, скорость попутного ветра 50–55 узлов. Идет дождь, но не поймешь, тучи ли сеют воду или несутся со всех сторон брызги морской воды.

Барограф[64] поднялся, а сейчас начинает падать. Куда уж дальше падать?! Надо идти убирать штормовой стаксель и ставить «носовой платок». Но тогда нас могут догонять волны и заливать кокпит.

Вот что пишут в «Книге рекордов Гиннесса» о проливе Дрейка, через который нам с «Карааной» предстоит пройти. «На земном шаре самое мощное океанское течение — антарктическое циркулярное (околополярное) течение, или течение «Западный ветер», мощность которого, измеренная в 1969 году в проливе Дрейка, отделяющем Южную Америку от Антарктики, составляет 270 000 000 кубических метров в секунду, что почти в три раза превышает мощность Гольфстрима[65]. Ширина этого течения колеблется от 300 до 2000 километров, а точно установленная скорость движения воды на его поверхности составляет 0,75 км/час».

Что я ждал, то и получил. Выбросил плавякорь — покрышку от легкового автомобиля, но все равно яхта неуправляема. Ветер страшной силы, нельзя описать, 70–80 узлов. Мыс Горн встречает меня, как ему и положено встречать тех редких людей, которые решились прийти в его владения. Тут всегда штормовой ветер, а небо закрыто тучами. Это поистине преддверие ада, куда мы, грешники, непременно попадем.

31 декабря 1990 года

56°29’38’’ ю.ш., 67°15’26’’ з.д.

00:20. Большая зыбь. Ветер норд-вест[66] 40 узлов. Скорость яхты 5 узлов. Иду курсом 60–70 градусов. Сейчас мы на траверзе мыса Горн, нас разделяют миль 30–40. Конечно, идти под берегом было бы спокойней, чем в открытом море — горы прикрывали бы от ветра. Но ничего, я доволен своей навигацией. Мы с «Карааной» вышли туда, куда хотели, — к островам Диего-Рамирес. Они на широте 56°30’ ю.ш., а мы на широте 56°36’. Мы оставили их по левому борту. Все получилось, как и хотели. Несмотря на то что два дня шел шторм, стоял плотный туман, обрушивались на нас снежные заряды и шквалы — в общем, все, что может встретиться в аду.

Если останусь жив и меня спросят, что такое ад, я отвечу: пролив Дрейка, мыс Горн. Так что человек может побывать в аду еще при жизни. Но вернуться оттуда не каждому будет дано.

Сегодня Новый год. Думаю об этом, и тоска берет. Вспоминаю дом, родных, друзей. Как они там сейчас готовятся к этому празднику?

Я точно угадал, что сейчас проходим мыс Горн. «Навстар» показал 67°15’ з.д., а мыс Горн находится на долготе 67°16’. Мы даже на одну минуту оставили его по корме. Впереди экватор! Неужели я не буду больше надевать полюсные рукавицы? Их у меня две пары — лежат в каюте мокрые насквозь и гниют вместе с полюсной курткой.

Вчера залетела волна в кокпит и прокатилась от кормы до носа. Через люк в каюту набралось много воды — замочило, конечно, все, что было в каюте. В страшной спешке я ведром стал вычерпывать воду. Помпа насоса засорилась, так как волна смыла весь мусор под паелы. Яхта кренилась на 30–40 градусов, и вода смывала с переборок все, что было плохо закреплено. Ведром я вышвыривал воду в кокпит, предварительно вынимая из него бумаги — они могли забить самоотливной дейдвуд в кокпите. Весь мусор бросал в раковину умывальника. Вычерпываю воду и Бога прошу, чтобы еще раз не накрыло волной.

И вот в такой спешке упал, и весь мой вес пришелся на большой палец левой руки. Он моментально выскочил из того места, в котором должен сидеть по анатомии. Я смотрел на него и удивлялся: так палец еще никогда не изгибался — в обратную сторону. Боль привела меня к мысли, что я его вывихнул. Надо резко ставить на место, но страшно, что будет еще больней. А что делать — врачей здесь нет, никто не окажет скорой помощи. Надо самому что-то делать, спешить, пока он не распух. Потом еще тяжелее будет вправить его.

Эти мысли пронеслись у меня за секунду. Я резко дернул палец, и с хрустом и моим нечеловеческим криком, заглушившим грохот шторма, палец встал на место. Но бинтовать руку некогда, надо откачать воду. Да и плавякорь зацепился за перо авторулевого «Фламинго», и сейчас его рвет и ломает. Надо быстрей распутывать. Если его сильно замотает веревкой, то ее придется обрезать. А это значит — потерять всю веревку, которая есть на яхте, и с ней плавякорь. Остаться без них опасно. Впереди будет еще много штормов.

Кое-как вычерпал воду. Вылез на палубу посмотреть на авторулевой.

Фал перехлестнулся через перо руля, и уже есть потертости. Чтобы распутать веревку, надо спуститься по авторулевому за корму, а там залезть в воду по пояс. Привязался я страховочным концом к яхте покрепче, перекрестился и полез. Волны идут с кормы, то поднимают, то опускают ее с такой силой, что у меня внутри все обрывается. Океан словно хочет стряхнуть меня с «Карааны» и засосать в свое ненасытное чрево.

Вымок до самого белья, но мне показалось, что в воде было теплее. С неба сыпет снежная крупа, хлещет холодный ветер. Руки примерзают к железному релингу, за который приходится держаться. Минуты две-три возился я с веревкой, пока, наконец, не сбросил эту злосчастную петлю. Выбрался в кокпит, посмотрел на руки, а они все в крови. Я их поцарапал металлическим тросом, который держит ветрогенератор. Там, где сплетен огон, торчат проволочные шипы. В суматохе, да и не до того было, я об них и порезал пальцы. Только подумал, что с пораненными пальцами мне тяжело будет работать, как тут же яхту накрыла очередная волна. И мысли мои перешли к Богу. «Дай мне выжить!» — молю Господа нашего. А там что будет, то будет. Можно жить и без пальцев.

Плавякорь хорошо помогает — не дает яхте перевернуться через нос. Волны крутые, высотой с мачту, идут стеной. Если «Караана» свалится с такой стены, то уже больше не всплывет.

03:20. Поставил на плиту разогревать банку бараньих языков с гречневой кашей. Все-таки сегодня праздник, надо есть все вкусное. Открыл бутылку вина, включил магнитофон. Высоцкий поет песню о друге, который не вернулся из боя.

Шторм, шторм! Не чувствуется, что океан здесь вообще может успокоиться. Но я надеюсь, что скоро это кончится, и радуюсь тому, что не получилось хуже.